Кайса улыбнулся как мог ядовито. Риннолк могла бы пожать плечами и сказать, что тогда легче будет прекратить тренировки. Но… не зря она почуяла какой-то вызов.
— Что ты предлагаешь? — девушка чуть вздернула подбородок. Кайса про себя отметил, что эта ее кривая ухмылка удивительно преображает лицо наемницы, превращая спокойную маску в гримасу злобы и легкого, тщательно скрытого презрения.
— Ответы, — Кайса помедлил и убрал кинжал. — Твой проигрыш — мой вопрос. И твой честный ответ.
— Зачем? — Риннолк убирать оружие не спешила, но запястье отпустила.
— Подумай, какой замечательный получится метод учебы, — протянул Кайса, мигом теряя серьезность.
— Договор должен быть обоюдным, так?
Кайса, понимая, о чем она говорит, осторожно кивнул. Риннолк опустила шпагу и насмешливо улыбнулась.
— А тебе самому не надоест отвечать на мои вопросы? — девушка поразмыслила и добавила, покривив душой:
— К тому же, твои ответы мне будут неинтересны.
— Когда-нибудь они станут тебе интересны, — не смутившись, сказал Кайса. Риннолк скептически хмыкнула, и бард произнес как можно более беззаботно:
— Я тоже могу чему-нибудь тебя научить.
— Чему?
"Улыбаться не так мерзко", — неприязненно подумал бард, но ограничился лишь неопределенным взмахом руки.
— Я уже умею охотиться на зверей, — буркнула девушка.
— Это было особенно заметно, когда ты потеряла сознание, — напомнил Кайса и добавил более миролюбиво:
— Можешь придумать что-нибудь сама.
— Я придумаю, — пообещала Риннолк. — Я обязательно придумаю. А пока… Защищайся!
Разумеется, Кайсе ни разу не удалось одержать верх, но он радовался, а Риннолк обзывала себя последними словами. В мыслях, конечно.
По окончанию тренировки, памятуя о трудностях пути и обычной для дороги невозможности хорошо вымыться зачастую по паре недель, Риннолк заплатила за приготовление ванны. Все время, пока Тоннту, вместе со здешним вышибалой и конюшим, за неимением других слуг мужского пола в "Медном Клюве", заносили в комнату деревянную бадью и таскали горячую воду с кухни, Риннолк не могла найти себе места. Вот нужно ли было обращать внимание на такую провокацию и соглашаться на ненужную игру?! "Стратегический маневр", как с умным видом говорил сержант Декке. Честно говоря, в стратегии Риннолк смыслила мало, но то, что на уловку Кайсы она попалась непозволительно легко, понимала без посторонней помощи.
— А почему? — спросила она сама себя, когда, заперев дверь на щеколду, стащила одежду и ступила в воду. Девушка уселась на дно и провела пальцем по колену. Несколько коротких шрамов были памятью об особенно неудачном падении — со второго этажа, на покрытую щебенкой дорожку.
— А потому, Риннолк, — теплая вода и тихие слова успокаивали, и Риннолк никогда не думала, что разговоры с самой собой — признак сумасшествия, — что ты устала. Серьезно устала. И хочется немного подурачиться. Только не надо ничего забывать…
Девушка с удовольствием откинулась в достаточно большой и удобной бадье и улыбнулась в потолок. И в тот момент никто не назвал бы ее улыбку мерзкой.
Кайса тоже озадачил хозяина "Медного Клюва" тасканием горячей воды, а вдобавок "безмерно огорчил" обещанием своего очередного ухода.
— Бродяжка ты какой-то, — высказалась однажды Керра, печально вздыхая. Но добрая хозяйка постоялого двора никогда не призывала барда остепениться, и Элле-Мир серьезно подозревал, что в годы своей молодости Керра, скорее всего на пару с Тоннту, сама участвовала в парочке-другой приключений.
— Ну, до ваших-то сказок нашим историям далековато, — смеялась Керра на все расспросы Кайсы.
— Приключения не приключения, а на пару баечек-то наберется, — загадочно ответствовал Тоннту.
Кайса качал головой и не оставлял попыток разговорить чету Унен, но хозяева "Медного Клюва" хранили свои маленькие тайны. И глядя на них, бард постоянно думал о том, что каждый человек заключает в себе целый мир, в котором бродят просто шеренги историй и вереницы песен.
Бард невольно улыбнулся — забавный, однако, способ разгадывания тайн он сегодня выбрал…
На то, чтобы собраться, времени ушло мало. Необходимые в походе вещи вроде огнива, топорика и небольшого котелка всегда лежали на одной из полок, крупу и хлеб можно купить утром у Тоннту, воды набрать в колодце у "Медного Клюва", запасная одежда в сундуке, а сапоги чистить, благо, не нужно. Всякую мелочь "на удачу" Кайса попросту сгреб в мешочек. Сначала хотел выбрать лишь пару вещиц, но вовремя вспомнил про свой сон и решил, что удача лишней не бывает. Неприятностей королевская плата еще не приносила, а сон… когда рядом Эйм-Онк, твой король — могущественный колдун, а ты сам оборотень, невольно начинаешь обращать внимание на сны.
Сон, конечно же, повлек за собой воспоминание о Вирхен. Наверное, такими раньше были феи… Кайса даже потряс головой, ловя себя на непривычных сравнениях. Странно, раньше он если и выражался как восторженный юнец, то только в песнях — от лица героя какой-нибудь баллады. Такие герои обычно либо восторгались неземной красотой прекрасной дамы где-то в сторонке, строча бесконечные послания предмету своих грез, либо падали к ее ногам, красиво и возвышенно признаваясь в любви… Умирали обычно в конце песни. Тоже красиво и возвышенно. Но, — вся нечисть Эйм-Онка! — Вирхен была как раз такой девушкой, перед которой падают на колени. Которой целуют руки и за которую умирают.
Кайса обозвал себя дураком. Не помогло — он обзывал себя дураком слишком часто, особенно в последнее время.
Нужно было петь сегодня. Он всегда так делал в последний вечер перед уходом, если было время. Еще бард надеялся отвлечься — и, разумеется, надеялся напрасно. Потому что если уж вода не помогла смыть с себя ненужные воспоминания, то из песен и вовсе на ум шла только одна. И нехорошая какая-то, тревожная… Такие поют в последнюю ночь Хороводов, когда нечисть спокойно разгуливает даже по улицам больших городов. Впрочем, Кайсе она нравилась. Ему всегда нравилось то, что он пел. И собравшимся в зале посетителям "Медного Клюва", кажется, тоже…
Я обязательно приду,
Травы промолчат.
Я обязательно приду —
Шаги не прозвучат.
Я встану под твое окно
под скуленье псов.
Ты зажжешь свечу и спросишь
"Ты из снов?"
Да, из снов, из них,
И глаза мои белы,
А вечер слишком тих.
Вечер слишком темен,
И ссохлась еловая ветвь
над светлым твоим окном.
Дай на тебя посмотреть,
Но слышишь — никогда,
Никогда не впускай меня в дом…
