- Спасите! - надрывалась за окнами приближающаяся толпа.
Вот ведь дурни! Кому кричат? Кто их спасать должен? Кнеж? Вон, уже спасает - копьями да стрелами! Совсем ополоумели от страха.
Словно в ответ (или действительно - в ответ?!) откуда-то сверху послышался звонкий детский голос:
- Не бойтесь! Я спасу! Не бойтесь, уже скоро…
Чертенок. Чумаков братец. Больше некому. Ну, сейчас батька тебе задаст хвостом по заднице!
Сотник мельком глянул в окно. Бегущие перебирались через ров, самые резвые колотили в кое-как запертые ворота. В пролом не лезут, сиволапые, и на том спасибо.
Спешить надо!
- Ондрий, Юдка - за мной! Парадную дверь запереть надо. Ее они не сразу вышибут. Потом - наверх, на донжон. Закроемся там. Кнеж со своими людьми на выручку идет. Авось, поспеет!
Последние слова сотник выплевывал уже на бегу. На шаг сзади дробно стучал сапогами по каменным ступеням есаул Шмалько, а шустрый жид - тот даже обогнать их успел.
Да только все без толку.
Вот уж и последний пролет остался, вот уж холл замковый внизу; глядь - а в открытые двери народ ломом ломится! Босые мугыри в холщовых свитках да портках, простоволосые бабы с детьми и без, горожане в цветных каптанах, латники беглые, да еще всякой нелюди россыпью: карлы мал-мала меньше, ежи ржавые, паучара здоровенный, брюхо чуть ли не узлом завязано… "Эк скрутило беднягу!" - успел подумать сотник. И еще он подумал, что теперь остается только бежать сломя голову обратно, карабкаться вверх по винтовым лестницам - даст Бог, повезет захлопнуть дверь донжона перед носом у преследователей.
Бежать, значит, и надеяться, что остальные уже там, наверху.
А больше он ничего подумать не успел, потому как в следующий миг их заметили.
* * *- Спасите! Смилуйтесь! - толпа рванулась к лестнице.
Все трое, как по команде, потянули из ножен шабли, отступая назад и придвигаясь друг к другу - но рубить не пришлось.
Вместо того, чтобы наброситься на колдунов за-Рубежных, наславших огненную смерть и радужную погибель, люди-нелюди начали валиться на пол: кто на колени, а кто и вообще ниц падал.
Сотник с есаулом невольно перекрестились: "Совсем людишки умом от страха тронулись!" - а Юдка забормотал по-своему, всю бороду заплевал сгоряча.
- Спасите!
- Великие маги, добрые Глиняные Шакалы! Простите нас!
- Отведите погибель!
Совсем растерялся сотник Логин:
- Да кто ж вам погибели-то желает! Мы сами… случайно…
Кто его слушал? никто.
- Это все князь виноват, князь Сагор!
- Это он Шакаленка похитил!
- Это он Мазапуру пригрел!
- Это он!
- Это не мы!
- Не губите!
- Смилуйтесь!
- Добрый Шакаленок нас простил!
- И вы простите! Отведите погибель!
- Мы княжью голову хотели!…
- …на блюде золотом!
- …кланяться!
- …в ноги!
- …не казните, смилуйтесь!
Люди тараканами ползли вверх по лестнице, норовя ухватить и облобызать сапог кого-нибудь из "великих магов" и "добрых Глиняных Шакалов". Сотник и его спутники попятились, но обезумевшие люди не отставали. Ну не рубить же их, горемычных?! - рука с зажатой в ней верной "ордынкой" бессильно опустилась. А в дверной проем тем временем вливался целый поток, вопль отчаяния нарастал, звенел в ушах, море тел захлестывало холл, грозя погрести под собой трех растерянных пришельцев из-за Рубежа…
Снаружи, от стены, слышался лязг железа, мерная, неторопливая поступь сотен ног - и отчаянные крики умирающих: гвардейцы кнежа Сагора прорубали своему повелителю дорогу к замку.
- А теперь, панове… - Логин понизил голос, чтоб его могли услышать только есаул с жидом. - ХОДУ!!!
Они рванулись вверх, оскальзываясь на вытертых до блеска ступенях, поддерживая друг друга, не давая упасть. Сердце бешено колотилось в грудь, в уши врывался рев устремившейся следом толпы.
- Спасите!
- Добрые Глиняные Шакалы!
- Не оставляйте нас милостью своей!…
Ухватил за пояс оступившегося Шмалька, рывком вернул есаулу равновесие.
- Давай, Ондрий, не отставай! Затопчут ведь!
- Та я, пане сотнику…
- Молчи, дурень, силы береги! Вперед!
Умный жид драпал молча, сил на болтовню не тратил, но, когда надо, не забывал подставить плечо совсем уж запыхавшемуся есаулу.
Годы, годы…
Вот и последняя винтовая лестница. Стучат сапоги по ступенькам, голова идет кругом. А топот и крики позади все ближе, ближе. Ну, еще немного, сотник! наддай!…
Дверь! Нет, не та. Шмалько в последний момент набрасывает щеколду - и в следующий момент дверь сотрясается, трещит от сокрушительного удара. Долго не выдержит.
Скорее - вверх!
Вот и она, та дверь, что ведет на верхнюю площадку донжона. Крепкая, окованная железом. За ней - спасение; пусть - ненадолго, пусть…
Не поддается.
Неужели - заперто?!!
Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова яра
…подо мной гнойным нарывом пульсировал замок.
Остаток. Золотой медальон, доверху забитый страданием. "Спасите!… добрые Глиняные Шакалы, спасите нас!…" - и истошные вопли умирающих, слабых или просто менее расторопных, по которым сперва прошлись свои же, обуянные паникой, а затем поверх и вдогон хлынула железная волна: новый медальон, князь-оса в оболочке из панцирных гвардейцев.
Почему вы умеете просить, лишь убивая друг друга?!
Почему вы так торопитесь делать глупости? - ведь скоро и просить будет некому, и убивать будет некому, и приговор будет приведен в исполнение с равнодушием, говорящим о вековой привычке!
Остановитесь! оглядитесь!
Ладошка моего сына потеплела в руке. Дернулась птенцом: раз, другой… утихла.
- Я их спасу. Батька, ты не понимаешь: просто я их спасу, и все…
- Умирающих?… умерших?! Петра Еноху в склепе? Нашу с тобой Ярину, вырытую для ласки осиновых кольев? Кого ты спасешь?! как?!
Не хотел этого говорить.
Само вырвалось.
Но почему я сказал: "…нашу с тобой Ярину…", не сумев назвать ее вслух матерью этого существа, которое я сейчас любил и ненавидел, как никого и никогда?!
Он улыбнулся, тихо и светло:
- Батька, ты стал совсем большой…
Впереди закручивались винтом последние пролеты лестницы. Впереди стонал и вскрикивал раненый чумак, мешком обвиснув на братьях-Енохах; впереди бежала женщина-Проводник, увлекая за собой спотыкающегося, беззвучно плачущего княжича Тора; впереди хромала больше обычного панна сотникова, то и дело оглядываясь на нас.