— Я не кошу, — резко произнесла она.
— Тогда, наверное, это с моими глазами что-то не так.
Она расслабилась, и он рискнул отпустить ее руки.
— Только чуточку, когда сильно злюсь.
— Значит, все-таки это бывает часто! — Он усмехнулся.
— А ты наглее, чем раньше.
Никодемус решился подняться.
— Вот еще один пункт, в котором я стал хуже.
— Мне так не кажется. — Лица села и не отрываясь смотрела на него. Глаза ее остались молодыми! — И ты серьезно собираешься основать новое племя?
— Совершенно серьезно! Знаешь… Я хочу родить целую стаю щенят. А когда они достаточно подрастут, я хотел бы рассказать им об Элийе. О Ганде и Увальне. О мастере Громьяне, самом великолепном и ворчливом учителе, которого я когда-либо встречал. И о Мадре, тролле, который был моим другом. Я тебе когда-нибудь рассказывал о том, как путешествовал верхом на тролле?
— Ты хвастунишка.
— Да, пожалуй, ты права. Но если я расскажу о них, то получится, что все они умерли не зря. Они будут продолжать жить в головах малышей. Это все, что мы можем для них сделать. Ты пойдешь со мной?
— Наверное, я слишком стара, чтобы родить целую стаю щенят…
Никодемус вздохнул.
— Да, может быть.
Кобольд долго смотрел на Лицу. Вероятно, она ждет, чтобы он сказал еще что-то. Но лутинка молчала. Взгляд ее стал отсутствующим. Наконец Глопс сдался и подошел к поручням.
Грузовые корабли в гавани были тесно связаны друг с другом.
Между ними лежали мостки, по которым можно было попасть на набережную.
— Никодемус?
Он обернулся. Женщина поднялась.
— Да?
Лица оскалила зубы в улыбке.
— Думаю, мне хотелось бы посмотреть на то, как ты пытаешься поймать рогатую ящерицу. Большего я тебе не обещаю.
Может быть, я зарою в степи жалкие останки бракованного товара, если ты окажешься настолько глуп, что позволишь ящерице растоптать тебя.
Мадрог глянул поверх направляющей. На палубе судна царила суматоха. Он удовлетворенно потер руки. А потом он увидел ее. Сканга! Она жива. Он не попал в нее. Как это могло случиться? В кого же попал снаряд?
Теперь шаманка опустилась на колени. Остальные тролли закрыли ее. Подошла Эмерелль. Проклятье! В кого же он угодил?
Кобольд нерешительно поглядел на три оставшихся снаряда. Интересно, догадается ли Сканга, что в действительности целью была она? И поймет ли, кто стрелял? Прошли годы с тех пор, как она натравила на него ши-хандан. Этого он ей не простил.
Мадрог еще раз посмотрел поверх направляющей. Невозможно было понять, когда обзор снова освободится. Нужно бежать. Он сложил оружие. Снял все, что могло выдать в кобольде паука. Оставил он только нож. Затем натянул дурацкую пеструю куртку, которую надевали многие кобольды на Праздник Огней.
На прощание он погладил орудие.
— Это не твоя вина.
Поспешно спустился по лестнице. Добравшись до дна тайника, он выглянул в дыру. Просто невероятно, сколько толпится детей альвов. Он чувствовал их беспокойство. Никто не знал, что случилось на роскошной либурне.
Мадрог открыл дверь в стене ящика. На него удивленно уставился фавн.
— Чудесное сухое местечко для сна, — приветливо улыбнувшись, сказал бывший паук. А затем смешался с толпой.
Стал с ней единым целым. Обсуждал загадочное происшествие на либурне, выкрикивал имя Эмерелль, удаляясь все дальше от стопки ящиков.
Внимание его привлекла одетая в темное эльфийка. Волосы остроухой были заплетены в косу, лицо раскрашено соком куста динко. Мауравани. Интересно, видела ли она, откуда стреляли? Это было почти невозможно! Но она двигалась по направлению к ящикам. Следом шли другие эльфы. Хорошо, что он убежал!
Эмерелль подошла к поручням судна. Ее окружали мотыльки и светлячки. Глупость какая! Но эльфийке каким-то образом удавалось выглядеть хорошо. Она раскинула руки, и волнующаяся толпа умолкла.
— Король Гильмарак был ранен, но он оправится от раны!
Он не был избран снова. За него проголосовали три князя, и три против него. Один воздержался. Теперь будет новое голосование. На этот раз они будут принимать решение относительно меня.
— Эмерелль! — громко проблеял пьяный минотавр.
— Эмерелль! — Его крик подхватили другие, и вскоре кричали уже тысячи.
Мадрог тоже подпрыгивал, размахивал обеими руками и кричал изо всех сил:
— Эмерелль! Эмерелль!
Только не обращать на себя внимание, пока эта мауравани бродит в толпе… Нужно надеяться, что эльфийка выиграет.
После этого начнется спектакль огней, и толпа рассредоточится по улицам города. Тогда он сможет уйти.
Жюль издалека увидел, что с Адриеном что-то не так. Мальчик в буквальном смысле слова висел в седле, чего не делал даже в первый день обучения верховой езде. Бродячий проповедник побежал.
Адриен двигался от дворца Кабецана. Он ехал по дороге, ведущей к виноградникам, и выглядел так, словно сражался со всей лейб-гвардией тирана. Как же возможно, чтобы его ранили?
По боку белого жеребца струилась кровь. Она вытекала откуда-то из-под плаща Адриена.
Жюль схватил поводья жеребца и посадил мальчика ровно.
— Ты меня не узнаешь?
Глаза за серебряным шлемом-маской заморгали.
— Элодия?
Мальчик бредил. Жюль отчаянно огляделся по сторонам.
Нужно было место, где он сможет позаботиться о сыне. В воздухе пахло дождем. Если он хочет помочь Адриену, нельзя оставаться на улице!
В хижине неподалеку горел свет. Кто бы там ни жил, он не прогонит их в ночь! Священнослужитель схватил поводья и потянул коня за собой. То и дело оглядывался, опасаясь, что мальчик выпадет из седла.
По дороге бежала женщина. Она была одета слишком хорошо, чтобы быть хозяйкой виноградника!
— Адриен!
У Жюля вырвался вздох. Неужели рыцарь обо всем забыл?
Как он мог назвать свое настоящее имя первой попавшейся женщине, затащившей его в постель?! Сколько лет он вдалбливал мальчику, что он — Мишель Сарти!
— Адриен! — Женщина вцепилась в сапог молодого человека.
— Было бы гораздо лучше, если бы ты не вытягивала его из седла.
— Кто ты?
— Брат Жюль. Его старый учитель. Там, в хижине, есть кровать?
— Да.
— Хорошо.
Адриен шевельнул губами, но понять, что он сказал, было невозможно. Хорошо, что женщина его поддерживает. Жюль мог не оборачиваться постоянно, и они стали продвигаться быстрее.
Перед хижиной он снял Адриена с лошади. Незнакомка открыла двери. Священнослужитель осторожно отнес мальчика на постель. Чувствовался запах того, что эти двое любили друг друга. Невероятно, все эти годы малыш притворялся целомудренным, а теперь такое!