И как он мог подумать, что Венцита можно убить кинжалом! Это же не человек, это демон! Нет — сам Сатана!
— Ну вот, мой дорогой Дерри, видишь, ты ничего не можешь. Теперь твоя душа принадлежит мне, а вместе с ней — и тело, я думаю. Ты не можешь меня убить, Дерри, — спокойно говорил он, — но я могу тебе приказать, чтобы ты убил себя, и ты подчинишься мне. Возьми кинжал, Дерри. Поднеси его сюда, прямо напротив сердца, куда я показываю.
Дерри с удивлением смотрел, как его рука, точно чужая, взяла кинжал и приставила его острием к груди, и он знал, что убьет себя не задумываясь, если Венцит прикажет, и знал, что ничего не может с этим поделать.
Венцит опустил руку. Он стоял, покачиваясь на каблуках, солома хрустнула у него под ногами.
— Ну, начнем. Начнем с небольшого надреза, чтобы выпустить немного крови.
Дерри с изумлением смотрел, как его собственная рука ведет кинжал, как лезвие плавно движется по его груди, оставляя за собой тонкий порез. Несколько капель крови застыли на белой коже яркими бусинками. Когда порез достиг длины в три пальца, лезвие кинжала застыло, как бы ожидая следующего приказа.
— Итак, пролилась кровь, — прошептал Венцит бархатным голосом. — А теперь постоим на краю смерти. Достаточно одного движения, друг мой. Небольшое нажатие, и мы, между прочим, повстречаемся с ангелом смерти здесь, в этой скорбной темнице.
Клинок стал погружаться в плоть Дерри, из-под стали вытекло еще несколько капель крови. Лицо Дерри посерело. Он чувствовал острие, вонзающееся в тело, чувствовал смертельный холод, неумолимо движущийся к его сердцу, и все так же ничего не мог изменить. В ужасе он закрыл глаза, стараясь успокоить охваченную страхом душу, в отчаянии вспоминая всех святых и все в детстве заученные молитвы.
Вдруг он почувствовал руку Венцита на своем запястье, почувствовал, как тот извлек кинжал из раны и клочком белого шелка промокнул кровь. Венцит коснулся разреза правой рукой, и Дерри ощутил холод. Чародей повернулся с удовлетворенной улыбкой к Ридону, сделав знак, что на сегодня довольно и можно уходить.
Когда дверь открылась, Дерри приподнялся на локтях и обнаружил, что кинжал остался у него в руке; он проводил взглядом удаляющегося по темному коридору Ридона. Стражник с факелом пришел осветить им путь. Венцит задержался в дверях, насмешливо салютуя своей жертве хлыстом,
— Отдыхай, друг мой, — сказал он; голубые глаза его блеснули в факельном свете. — Надеюсь, тебя научили чему-нибудь эти наши игры. Я собираюсь использовать тебя в одном очень важном деле. Это связано с Морганом. Дело в том, что ты предашь его.
Дерри сжал кулаки и, вспомнив о кинжале, замер, потом немного изменил положение тела, чтобы прикрыть его от глаз Венцита, но тот лишь усмехнулся.
— Можешь оставить эту игрушку у себя. Мне она больше не нужна. Но не думаю, что и тебе пригодится. Видишь ли, дружок, я не могу позволить тебе воспользоваться им. Но ты и сам скоро все поймешь.
Когда дверь закрылась и ключ снова повернулся в замке, Дерри вздохнул и в изнеможении упал на солому. Несколько минут он просто лежал с закрытыми глазами, пытаясь отогнать от себя ужас последних часов.
Но едва его разум прояснился и боль прошла, у него вдруг эхом отдалось в голове: «Ты предашь его!» И Дерри, истерически всхлипнув, повалился на бок, закрыв лицо здоровой рукой.
Господи!.. Что с ним сделал Венцит? Не ослышался ли он? Да, это так! Чародей сказал, что Дерри выдаст своего лорда, что он будет Иудой своему другу и сеньору, Моргану, Нет! Этого не будет!
С трудом усевшись, Дерри нашарил в соломе кинжал, оставленный Венцитом. Он сжал его в дрожащей руке и с ужасом уставился на него. Его внимание отвлекло какое-то странное кольцо, сверкнувшее на указательном пальце, — раньше он этого кольца никогда не видел. Но затуманенное сознание не придало этому значения; клинок — вот что занимало его мысли.
Венцит довел его до этого. Венцит только показал клыки и уже может командовать им, как последним рабом. Он обещал, что заставит Дерри предать своего господина, и юноша не сомневался, что это действительно во власти чародея. И конечно, он может запретить Дерри искать собственной смерти — но вдруг этот запрет удастся обойти? Дерри не хотел, не мог допустить, чтобы его использовали как орудие против Моргана.
Расчистив пол от соломы, Дерри выкопал в глине ямку, расширив ее до таких размеров, чтобы в нее поместилась рукоятка кинжала. Посмотрев на дверь и понадеявшись, что за ним не следят, он лег возле этого углубления ничком и приготовился, держа кинжал обеими руками.
Самоубийство. О нем запрещено даже думать человеку, который, как Дерри, верит в Бога и в бессмертие души.
Для верующего самовольный уход из жизни — смертный грех, повергающий в Ад на вечные муки.
«Но есть кое-что пострашнее Ада, — убеждал себя Дерри. — Предать себя, предать друзей…»
Себе он помочь уже не мог. Он до последнего боролся с торентским владыкой и проиграл. Никто не упрекнет его за это. Но Морган… Морган не раз спасал ему жизнь, не раз выхватывал его из самой пасти смерти при самых немыслимых обстоятельствах. Может ли он, Дерри, поступить иначе?
Держа кинжал за лезвие, Дерри некоторое время смотрел на крестообразную рукоятку. В мыслях его пронеслись десятки молитв; он торопливо поднес кинжал к губам и вложил его рукояткой в подготовленную выемку. Бог поймет его и простит за то, что он собирается сделать.
Укрепив кинжал, Дерри приподнялся на локтях и замер так; острие клинка было направлено в сердце.
Скоро все кончится. Он продержится так несколько секунд и упадет на сверкающую сталь. Даже Венцит не сможет предотвратить падения ослабевшего тела.
Дерри закрыл глаза. Руки у него задрожали. Он вспомнил тот давно прошедший день, когда они с Морганом, смеясь, скакали по полям Кандорского ущелья. Он вспомнил все битвы, всех скакунов, всех девушек, с которыми любился в стогах сена в отчем имении, свою первую оленью охоту…
И тут его тело стало опускаться.
Глава XX
«ГОСПОДЬ ОТДАЛ МЕНЯ В РУКИ,
ИЗ КОТОРЫХ НЕ МОГУ ПОДНЯТЬСЯ»[40]
Боже! Он не может этого сделать!
Как только острие кинжала коснулось груди, руки Дерри внезапно налились силой и отбросили тело вверх и в сторону, прочь от неминуемой смерти. С криком отчаяния он схватил клинок с пола, пытаясь перерезать собственные вены, глотку… Но все бесполезно — он не мог этого сделать, как будто невидимая рука сдерживала его усилия, не позволяя нанести тяжелое ранение.
