Но первые ядра обрушились с небес на лагерь, когда над окоемом едва завиднелся серый «волчий хвост» близкой зари. В вышине звенели вопли драконов — яростные, дикие. Твари пикировали на ункерлантский лагерь, обрушивая смертоносный груз и вновь набирая высоту под грохот могучих крыльев. Некоторые опускались низко и, окатив противника огнем, взмывали ввысь. Вспыхивали палатки и телеги; начался пожар.
Схватив жезл, Леудаст открыл беспорядочный огонь, но в предрассветной полутьме прицелиться было невозможно. И даже самому меткому пехотинцу требовалась особенная удача — почти недостижимая, — чтобы сбить атакующего дракона. И все равно он продолжал стрелять, потому что иначе у него не было и шанса поразить врага.
Совсем близко разорвалось ядро. Капрала сбило с ног, прокатив по траве, точно кеглю при игре в шары, и, совсем как удачно сбитая кегля, в падении он сшиб еще нескольких солдат — хотя, пожалуй, выбил бы немного очков — под крики и ругань.
Над полем неслись истошные крики. Раненые орали от боли, уцелевшие — от гнева или, что чаще случалось, от недоумения и ужаса:
— Рыжики!
— Альгарвейцы!
— Солдаты Мезенцио!
«Набрались же наглости ударить первыми», — мелькнуло в голове у Леудаста. Земля дрогнула под ногами — поблизости разорвалось очередное ядро. «Это мы должны были им врезать, застать гадов врасплох…»
Этого не произошло. И уже не произойдет. Вспомнив, что рассказывали офицеры о тактике альгарвейцев, Леудаст с нехорошей уверенностью осознал, что случится дальше.
— Готовимся к атаке с востока! — заорал он своему отделению и всем, кто оказался поблизости. — Сейчас рыжики вдарят по нам — и пехота, и кавалерия, и бегемоты ихние клятые!
— Верно сказано! — Не признать грозный рык сержанта Магнульфа было невозможно. — Клятые альгарвейцы думают, что так воевать эффективней. Сначала драконы нас оглоушили, а теперь попробуют тепленькими взять!
Тут и там посреди безумного хаоса — не прекращавшегося, поскольку альгарвейские драконы продолжали бомбардировку лагеря — офицеры пытались собрать своих подчиненных. Но иные командиры были убиты, другие ранены, а третьи в настоящем бою оказались ни к чему не пригодны. На глазах у Леудаста один со всех ног ринулся бежать прочь от границы.
У солдата едва хватило времени бросить вслед дезертиру грязное ругательство, прежде чем на палатки вновь обрушился град ядер — помельче тех, что несли на себе драконы. А это значило, что альгарвейцы уже перебросили катапульты через границу, на ту часть Фортвега, которую оккупировал Ункерлант. Леудаст потряс головой. Нет — на часть Фортвега, которая была оккупирована Ункерлантом. С упором на «была».
— Они наступают! — дико заорал часовой на восточном периметре лагеря.
— Шевелитесь, сучьи дети! — завопил Леудаст. — Если мы не отобьемся, рыжики нас всех перестреляют!
Даже если он и его товарищи будут противостоять врагу, солдаты короля Мезенцио могут их перестрелять. Скорей всего. Но об этом солдат предпочел не раздумывать.
Вместо того чтобы хвататься за жезл, он сорвал с пояса саперную лопатку и лихорадочно принялся зарываться в землю. На то, чтобы подготовить настоящий окоп, времени не оставалось, но даже неглубокая яма с земляным бруствером была лучше, чем ничего. Он втиснулся поглубже в песок, пристроил жезл на куче земли и стал ждать, когда альгарвейцы подойдут на дистанцию беглого огня.
И тут полковник Рофланц, командир подразделения, заорал:
— Наступление пройдет по плану! Вперед, солдаты! На врага! За конунга Свеммеля! За эффективность!
— Нет! — хором взвыли Леудаст с Магнульфом.
Оба видели достаточно сражений, чтобы понять — Рофланц рискует получить луч в сердце и все, кто последует за ним, тоже. Рядовые в их отделении — хотя бы те двое или трое, что оказались ближе всех и могли услыхать вопль капрала, — остались на месте. Но куда больше солдат ринулись вслед за Рофланцем. Он был их командиром. Как могли они ошибиться, исполняя приказ?
Они выяснили это — и очень скоро. Альгарвейцы на бегемотах палили в них из тяжелых жезлов с безопасного расстояния. На других бегемотах стояли легкие катапульты. Волны сырой магии расшвыривали ункерлантских солдат, словно переломанные окровавленные куклы. А потом сами чудовища, неуязвимые для легких жезлов пехоты, топотали вперед, сминая ряды бойцов конунга Свеммеля. В прорехи в их рядах устремлялись колонны альгарвейцев.
Леудаст едва не начал стрелять в бегущих к нему людей. Только что показавшееся солнце било ему в лицо, и солдаты казались бумажными фигурками. Капрал уже наполовину втопил палец в огневое гнездо, прежде чем осознал, что перед ним бойцы в долгополых шинелях, а не в мундирах и юбках.
— Отступаем! — орал один, пробегая мимо. — Если не отступим, все потеряно! Силы горние, все потеряно, даже если мы отступим!
Он умчался в тыл столь же поспешно, как и тот капитан, что удрал, когда альгарвейские драконы принялись засыпать ядрами лагерь.
— Если рыжики нас оттеснят, я отступлю, — прорычал Магнульф. — Но пропади я пропадом, коли побегу оттого, что мне так велел какой-то трус!
— Ты прав, силы горние! — прохрипел Леудаст. Вон — вон там завиднелись фигуры в юбках! Капрал открыл огонь. Альгарвейцы рухнули наземь — возможно, раненые, но скорей всего они просто были ветеранами, как их противник, и не желали подставляться под лучи. Леудаст все равно заорал от восторга. — Мы можем их остановить!
Но, столкнувшись с очагом отчаянного сопротивления, альгарвейцы не пытались сокрушить его, раздавить, как поступило бы ункерлантское войско. Они обтекали противника, точно вода, и очень скоро Леудаст и его товарищи обнаружили, что по ним ведут огонь не только по всему фронту, но и с флангов.
— Надо отступать! — заорал ему Магнульф. — Иначе они живо зайдут нам в тыл, и все, крышка!
Леудаст отходил вместе с сержантом. Капралу не хотелось отступать, но умирать ему хотелось еще меньше. С его точки зрения, сейчас эффективней всего было — выжить.
* * *
Граф Сабрино заорал от восторга и огрел своего дракона стрекалом. Безмозглое чудовище заверещало от ярости, но все же спикировало на колонну ункерлантских солдат, маршировавших по дороге на Эофорвик. Солдаты в сером разбегались, но было уже поздно. Дракон Сабрино не единственный обрушился на них с небес — полное крыло драколетчиков следовало за своим командиром.
Завидев сбившихся в кучу ункерлантцев, Сабрино вновь хлестнул дракона палкой, но по-иному. Ящер плюнул огнем, и до летчика донеслись вопли. Восторга они у него не вызывали. Альгарвейским вождям, сокрушившим древнюю Каунианскую империю, вольно было наслаждаться мучениями врагов, но слушать, как сгорают заживо люди, значило, по мнению Сабрино, принимать излишне близко к сердцу воинское ремесло.
