Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Тут дверь в спальню открылась, и на пороге нарисовались оба ажана в сопровождении второго жандармского лейтенанта. Полицейский, что носил бляху с номером этого квартала, взял под козырёк.

— Толпа убрана! Разрешите осмотреть место преступления?

— Чтобы потом в кабаке было чем похвастаться, — отрезал командант. — Вы уличные, так что марш на улицу обеспечивать порядок!

Оба ажана убрались едва ли не шустрее, чем побежали разбираться с толпой.

— Зеваки в форме. — Кажется, команданту хотелось сплюнуть прямо на пол, но он удержался.

— Скажи, они оба так в особняк стремились? — спросил я у лейтенанта, тот глянул на командира и ответил только после его кивка.

— Толпу они быстро разогнали, а потом один другого давай подбивать — идём внутрь, хоть глянем на покойника. Одним глазком посмотрим, как живут люди. Ну, тот поддался, говорит, идём — в худшем случае, только взашей погонят.

Тут на лестнице раздались шаги — по ступенькам явно шагали несколько человек. Шагали степенно, уверенно, без суеты, — сразу понятно, что идут важные господа. Интересно, они столкнулись с поспешно выбежавшими из спальни покойного атташе ажанами или те сумели разминуться с ними?

Первой в спальню вошла представительная дама в цивильном платье, но с розеткой ордена Розы и символическим кинжалом на поясе. Бывший офицер корпуса «Мстящих вдов», как и многие женщины, она сделала хорошую карьеру после войны, унесшей жизни огромного количества мужчин. Их гибель открыла слабому полу дорогу наверх в прежде недоступных им областях вроде политики или дипломатии. За дамой, почтительно отставая на полшага, шёл высокий астриец с неприятным сухим лицом, почти бесцветными волосами и такими же глазами. Одет он был в красный вицмундир, как и покойный атташе, хотя золотого шитья на нём было всё же поменьше, да и орден только один. Шпаги, даже символической, астриец не носил, что только увеличило мою к нему неприязнь. Такие вот дипломаты, ни разу за долгую и сытую жизнь не нюхавшие пороха, и развязали Великую войну, а теперь, когда им не хватило крови, готовят нам новую.

За дамой и астрийцем, будто рыбы-прилипалы в кильватере акул, торопливо шагали несколько чинуш рангом поменьше. Все они каким-то образом умудрялись буквально глядеть в рот начальству, хотя и находились у него за спиной.

Мы с командантом и лейтенантами отошли в сторону, давая астрийцу, который, скорее всего, был тем самым первым секретарём консульства, бароном Рором фон Дента, пройти к постели покойного атташе. Дама не последовала за ним, вместо этого, подойдя к нам, первым делом обожгла гневным взглядом команданта.

— Сенешаль, что это значит? — яростным, но негромким тоном потребовала она ответа у команданта. — Что здесь делает этот человек?

Я в первую секунду не понял, что Сенешаль — это фамилия команданта, который так и не удосужился представиться.

— Я решил, что привлечение стороннего специалиста не повредит, — ответил тот максимально холодным тоном.

— Вам дай волю, Сенешаль, вы растреплете все тайны на каждом углу. Убирайтесь отсюда оба, не мешайте первому секретарю прощаться с убитым начальством.

Мы вчетвером поспешно ретировались из спальни, и если командант Сенешаль правился к выходу, то я пока не хотел покидать особняк.

— Скажите честно, командант, вы завтракали сегодня? — спросил его я. — Вот я нет — с утра меня телефонным звонком выдернули к патрону, а потом закрутилось, так что со вчерашнего вечера во рту маковой росинки не было.

— Идём, — пожал плечами Сенешаль, — тут полно кафе и забегаловок, позавтракаем вместе.

Он уже хотел отправить одного из лейтенантов найти нам заведение поприличнее и занять столик, но я остановил его.

— Давайте здесь же на кухне поедим, а? Не хочется топать никуда уже. Да и господин атташе нам бы не отказал, мы его смерть расследуем, как-никак.

— А ты циник, каких поискать, — заметил Сенешаль, но согласился на моё предложение.

Повар покойного атташе возражать против нас не стал. Он успел начать готовить завтрак, и чтобы успокоить расшалившиеся нервы, как сам сказал нам, продолжил делать это, даже когда на него обрушилась новость о смерти хозяина. Внешностью повар обладал самой что ни на есть монументальной, однако оказался расторопен, и вскоре на столе перед нами стояли несколько блюд с горячими тостами, джемом, паштетом и нарезанной холодной свининой. Признаться, так я не питался уже очень давно.

— А где атташе бренди держал? — спросил я у повара, поглощая первый бутерброд с паштетом и ломтиками свинины.

— Он мальвазею предпочитал, — ответил тот, вынимая из шкафа пузатую бутылку янтарного напитка и бокалы.

Он хотел было разлить мальвазию, но бутылку перехватил Сенешаль и сам занялся этим. Командант налил нам с ним и по полному бокалу, а сидевшим на краю стола лейтенантам едва плеснул.

— Упокой, святые, душу грешника, — произнёс командант, и мы выпили.

— А сильно ли грешен был хозяин твой? — спросил я у повара, также причастившегося из другой бутылки с напитком подешевле.

— Сильно, — покачал головой тот, — ох сильно. Особенно по части женского полу.

— И что же, всех сюда таскал?

— Да нет, обычно или в апартаментах пользовал дамочек, или ежели они свободного нрава совсем, то к ним ездил.

И снова это «обычно», но на сей раз я зацепился за него.

— А было не обычно?

— Да вот было, — кивнул помрачневший повар. — Ходила к нему одна, никак на апартаменты не соглашалась, и к себе не приглашала никогда. Но запал на неё хозяин так, что про других позабыл. Только уйдёт, а он тут же за мальвазею и кричит Косму — это слуга его личный, чтобы тащил саблю.

— Зачем ему сабля? — удивился Сенешаль.

— Тараканам усы рубить. Косм их запасал специально, в коробке особом, и выпускал, чтобы хозяин мог пар спустить. Порубит букашкам усы, и снова на мальвазею налегает.

— Весело жил атташе, — усмехнулся я. — А что за дамочка была, на которую хозяин твой так запал?

— Да было бы на что, — казалось, повару очень хочется сплюнуть на пол, несмотря ни на что. — Дамочка-то очень на любителя, красоткой её бы вряд ли кто назвал, и тощая, а уж взгляд. Ну чисто смерть!

Как мне показалось, я видел женщину, которую описал повар, но сейчас не мог припомнить, где именно. Однако я решил отложить это на потом, пока было над чем подумать.

Мы выпили ещё по бокалу мальвазии и, доев тосты, вышли с кухни.

— Я вынужден остаться тут, — сказал мне Сенешаль. — Пока её светлость с первым секретарём в особняке, мне лучше быть при них. Могу выделить вам в помощь одного лейтенанта и броневик.

— Это не понадобится, — заверил я команданта. — Дальше я хочу поработать в такой манере, когда любая огласка будет лишней.

— Если что, — сказал на прощание Сенешаль, — вы всегда найдёте меня в управлении. Командант Рауль Сенешаль.

Представляться в ответ я не стал — жандарм и так отлично знал, кто я такой.

Выйдя из особняка, я почти сразу свернул с широкой улицы в первую же подворотню, где заметил нескольких детишек. Одетые в штопаные вещи явно с чужого плеча, великоватые им, мальчишки и девчонки явно не были малолетней шпаной. Примерными учениками местных школ их тоже вряд ли можно назвать, но именно такие мне сейчас и нужны.

— Звон нужен? — спросил я, вынимая из кармана пиджака пару разменных монет.

— Кто ж откажется от звона, — важно, подражая взрослому, заявил парнишка немногим старше остальных, державшийся с видом заводилы. — Только смотря за что.

— Ничего такого, — уверил его я. — Видишь авто с астрийским гербом и флажком на капоте? Надо проследить за ним до консульства, как отъедет, или до места, где с ним что-нибудь приключится.

— А должно? — хитро прищурился паренёк.

— Может, — кивнул я, кидая ему два су. — Ещё пять получите, когда найдёте меня вон в том кабачке.

— Будет сделано в лучшем виде! — выпалил мальчишка, и почти тут же вся стайка детей буквально растворилась в подворотне, хотя на улице был белый день и единственный выход на улицу вроде бы перекрывал я.