— Идём скорее! — Марта схватила его за руку и потащила — о ужас! — в противоположную сторону, туда, где во главе зала вокруг директора собиралась толпа желающих присоединиться к хору.
— Господин Макдуф! — привлёк внимание Бренги. — Позвольте, вступление к «Зимней ночи» сыграет наш давний друг. Он с усердием разучивал ноты и теперь готов поразить всех нас своим мастерством.
Подчёркнуто серьёзный тон не оставлял сомнений, что однокурсник подготовил одно из тех самых непотребств, разнообразивших праздник Солнцестояния. И директор совсем не возражал.
— Разумеется, — сказал он так же серьёзно, — все мы будем рады насладиться игрой вашего друга.
Получив одобрение, Бренги бросился к выходу и через пару мгновений вернулся вместе с одним из второкурсников. С двух сторон они крепко держали под руки растерянного рыжеватого паренька, с трудом переставлявшего ноги. Было даже чересчур очевидно, что это иллюзия, причём слепленная наспех, контуры расплывались, делая лицо паренька нездорово одутловатым, а уж то, что он прижимал к груди скрипку, Альберт углядел только вблизи. Но он специально старался не всматриваться, чтобы не портить себе сюрприз. И когда только Бренги с этим второкурсником успели придумать свою шутку? Подведя скрипача к зрителям, затейники встали по бокам от него, как телохранители, а он, водя по сторонам бессмысленным взглядом, взмахнул смычком и заиграл.
К удивлению Альберта, в разлившихся по залу звуках совсем не было той небрежности, с которой состряпали визуальную часть иллюзии. Хотя в музыке он совершенно не разбирался, но мелодия звучала правильно и стройно, мотив всем известной «Зимней ночи» легко угадывался, а характерный голос скрипки завораживал хрипловатой нежностью.
А контраст всё усиливался: рыхлый скрипач, изначально стоявший скособочившись, чем дальше, тем сильнее вытягивал голову куда-то вбок, заваливаясь на одну сторону, а гриф скрипки ходил ходуном, что никак не сказывалось на мелодии.
Наконец Бренги и второкурсник сдались и сложились пополам от хохота. Скрипач съёжился, обрёл чёткие контуры и оказался стулом, всё сиденье которого — и даже чуть больше — занимал рыжий кот госпожи Бертемар, в исступлении вылизывавший вытянутую вверх заднюю лапу.
— Агенобарб! — вскрикнула травница и бросилась спасать любимца.
Но тот, прервав своё занятие, тяжело перекатился, бухнулся на пол и припустил к выходу, смешно потряхивая толстым задом. Бренги с товарищем важно раскланивались под одобрительные возгласы студентов.
— Эдна, милая, сыграешь нам ещё? — попросил директор, пока госпожа Бертемар причитала, а другие учителя её успокаивали.
Теперь только Альберт обратил внимание на бледную девушку со скрипкой в руках, прятавшуюся позади шутников-иллюзионистов. Так вот откуда шёл звук — это играла второкурсница. Разносторонние личности с ним учатся!
Наконец все снова были готовы, выстроившись в три ряда, и скрипка заиграла прежнюю мелодию. Оказалось, Альберт всё ещё помнил слова.
Зимняя ночь зажигает звёзды,
Снегом укрыты норы и гнёзда.
Мир уснул до нового дня…
Украдкой рассматривая стоящих поблизости, в первую минуту Альберт был поражён при виде поющей госпожи Сорхе, но быстро пришёл к выводу, что так она нравится ему намного больше, чем обычно. Марта пела с лёгкой улыбкой на губах, Бренги — с торжественно-серьёзным лицом, активно вдыхая воздух широкой грудью. Нигде не было видно госпожу Шенди, хотя в таком примечательном платье она не могла затеряться, — наверное, сбежала с праздника. У низкорослого и откровенно непривлекательного господина Гайра оказался неожиданно глубокий сильный голос, которым он так вдохновенно выводил ноты, прикрыв глаза и подыгрывая настроению песни выражением бровей, что казался прекрасным.
В зимнюю ночь отдохни от дороги,
Заботы оставь в снегу за порогом,
Будем песни петь у огня…
========== Глава 4. Блудный сын ==========
Каникулы пролетели, будто их и не было. Альберт успел выспаться, написать эссе «Хорлотское владычество: иго или союз?», распить две бутылки морошковой настойки с теми, кто тоже остался в школе, — и вот снова он, утренний будильник.
Как и положено январскому утру, стояла кромешная тьма, только один оранжевый огонёк медленно разгорался над дверью, вторя нарастающей громкости звонка. Вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось, и Альберт решил полежать, пока не станет достаточно светло, тем более, что соседи по комнате пока не подавали признаков жизни. Постепенно белеющий свет всё отчётливее вырисовывал очертания спальни: громоздкий шкаф, один на всех письменный стол, зеркало на стене, неразобранный рюкзак на полу, две пустые кровати, оставшиеся здесь с тех времён, когда многочисленных учеников приходилось селить по пять человек в одну комнату, а теперь Альберт, Бренги и Леоф сваливали на незанятые спальные места всякий хлам. Когда посветлело настолько, что стало возможно в подробностях рассмотреть изображение полуголой девицы, приклеенное на шкаф, Леоф высунул голову из кокона одеяла и несчастным голосом спросил:
— Что у нас сегодня?
Бренги только перевернулся на другой бок.
Альберт терпеть не мог разговаривать по утрам, но вопрос мигом заставил сесть в постели. Сегодня начинается новый семестр — а это значит новые предметы! Босые ступни обожгло холодом, когда он вскочил, чтобы скорее увидеть расписание, начертанное на стене над столом. С трудом вглядевшись сонными ещё глазами в каллиграфический почерк, заполнявший ровные ячейки, Альберт в первый момент ощутил разочарование. Сегодняшний понедельник был точной копией всех предыдущих понедельников этого учебного года: история, магия разума, преобразования, боевая магия, тренировка по боевой магии… Зато во вторник после культуры и религии сразу два новых предмета — магия частиц и артефакторика, а после обеда преобразования и…
— Что это? — он ткнул пальцем в расписание.
— А что там? — Леоф так и не удосужился встать или хотя бы сесть.
— Во вторник после обеда… «тренировка воздух»? — Альберт не мог поверить своим глазам.
— А, да. — Оказалось, Бренги уже проснулся, просто не шевелился. — У нас новый наставник, девчонки болтали. Эти всегда всё знают.
— Что? Кто?
Почему он говорит об этом таким будничным тоном?!
— Говорю же, новый. Среди наших-то не было воздуха.
— О боже, у меня будет стихийный наставник. — Альберт плюхнулся на стоящий рядом стул, сомневаясь, что ноги его удержат.
— Интересно, кто такой и откуда, — сказал Леоф таким голосом, как будто ему совсем не было интересно.
— Этого не слышал, — ответил Бренги, — но он вроде бы больше ничего не ведёт, только тренировки. Специально для Альберта, получается. Может, даже ленточкой перевяжут.
— Ага, с открыткой, — хохотнул Леоф, — «Альберту Дьюри в безраздельное пользование…»
— Как же, в безраздельное, — проворчал Альберт, вставая и торопливо натягивая джинсы. Вообще-то, спешить было некуда, но потрясающая новость так его взбудоражила, что хотелось просто куда-нибудь бежать. — Можно подумать, вы не припрётесь на мою тренировку.
— Само собой припрёмся, — пообещал Бренги. — По крайней мере, на первую, а там посмотрим. Вдруг он злобный, как Сорхе, страшный, как Гайр, и тупой, как Харди.
— Это усложнило бы дело, — с грустью признал Альберт, завязывая шнурки. — Хотя важнее всего — чему он сможет меня научить. Я думаю, плохого преподавателя давно можно было найти. А раз воздушного наставника столько времени не было и теперь посреди года отыскали кого-то со стороны — должно в нём быть что-то особенное…
— Особенная неспособность ни к чему, кроме преподавания? — предположил Леоф.
— Или ему негде больше жить, — добавил Бренги.
— Ой, да ну вас, вы же просто завидуете! — Альберт схватил зубную щётку и заодно учебники на первую половину дня, чтобы не возвращаться. — За завтраком увидимся!
