– Не выходи из спальни, пока гость не уйдет, а затем я тебе все покажу.
Спустив на кровать ящерицу и там же оставив свой неразобранный портфель, я поспешно сняла пиджак и бросила его в кучу вещей на кровати.
Я метнулась в крошечную ванную комнату и, сев на бортик маленькой сидячей ванны, сразу засунула свои измученные ноги под струю теплой воды. Я вздохнула с таким облегчением, что даже в груди закололо. Как же приятно... Я тщательно вымыла ноги, намазала их толстым слоем крема и, чтобы впиталось, закутала в теплые носочки… и что, что за окном почти лето.
Выйдя из ванной, я кинулась к шкафу. Взяв первую попавшуюся белую блузку с круглым воротником, я суетливо надела ее и очень долго застегивала перламутровые пуговички. Спешка в этом точном деле – не помощник, поэтому и выходило долго.
В таком виде я и показалась на кухне, застав растерянного Серхио перед плитой и с наполненным чайником в руке. Он никак не мог найти искру для поджига кухонной утвари.
Я, опомнившись, стукнула себя по лбу, ведь отпечаток огня здесь только у меня, и спичек в доме не водилось именно поэтому. Я поспешила на выручку к замершему аристократу, зажгла огонек на пальчике и активировала нагревательную плиту своим пламенем.
– Стихия огня, кто бы сомневался… – пробормотал Серхио мне на ухо.
Он сам поставила греться чайник, а я, в свою очередь, поинтересовалась, доставая чайные пары:
– А у вас какой отпечаток, воздух или вода?
– У тебя, Лия, мы же уже перешли на «ты», – сказал Серхио. – А как сама думаешь?
– Воздух. – уверенно предположила я.
– Вот и мой отец надеялся, что воздух. Но моя стихия – вода… – с оттенком грусти ответил он.
Вода – это здорово, я не увидела причин для отцовского разочарования. Я нашла в шкафчике песочные печенья и баночку с остатками меда, достала последние ломтики хлеба и сливочное масло, выставила все свое богатство на маленький столик, приткнувшийся в углу, а свои бумаги и руки с карандашами убрала со столика на полку, которую заменял вместительный подоконник.
– Захвати в первом ящике нож и ложку. И присаживайся уже! – сказала я и сама послушалась своего дельного совета, устроившись на мягкой треногой табуретке.
Пока чайник закипал, я намазала масло на хлеб, сдобрила им же пару печенек и разложила все красиво на деревянную доску для резки хлеба.
Никаких красивых блюд у меня отродясь не водилось. Бремя красоваться на столе под аппетитными разнообразными нарезками ложилось на доску для резки, что меня ничуть не расстраивало. Но вот чашки… чашки были хороши – из дивного тонкого фарфора, покрытые золотой эмалью виде чудесных цветов. Их было всего две вместе с блюдцами с золотой окантовкой, как раз на такой небывалый случай – когда в гостях выходец из Высшего Света.
Серхио уселся на такой же табурет напротив меня и наблюдал за моими руками, все-таки спросил несколько обиженно:
– И что? Даже не поинтересуешься несчастным детством ребенка, который не оправдал ожиданий отца?
– А он – ребенок – был несчастным? – уточнила я, продолжая священнодействовать с маслом и остатками хрустящего хлеба.
– Смотря с кем сравнить, – немного задумчиво ответил мужчина, который казался лишним и неуместным на этой кухне. Он явно не вписывался в простой домашний уют, будучи в облике истинного аристократа.
– Вы с отцом все-таки нашли общий язык? – продолжала я спрашивать, поддерживая диалог о детстве Серхио.
– О, да… – мрачно протянул мужчина, скрещивая руки на груди. – Он погиб, когда мне было семь. Несчастный случай во время полета на частном дирижабле. Так что очень даже нашли. Опережая твой вопрос, скажу, что мама живет и здравствует. Только с горя от потери любимого мужа она решила во чтобы то ни стало найти мне вторую половинку и счастливо женить меня на ней.
– Соболезную потере отца. План матери звучит не так уж и плохо, – заключила я и поправила съехавшие очки.
Скорбь от потери родителей мне была созвучна. Каким бы строгим не был отец Серхио, лишиться его в один миг было ударом. Вряд ли родной отец был зверем, истязавшим своего ребенка, иначе Серхио не говорил бы про него с затаенной печалью. А в желании матери найти счастье для оставшейся на этой земле родной крови своего потерянного любимого не было ничего не понятного. Лишь бы усердия и рвения, с какими мать уже взрослого и самостоятельного мужчины подыскивала сердечных половинок, было не чересчур много.
Серхио на мое заявление громко засмеялся, а чайник громким свистом оповестил нас о своей готовности. Аристократ сам выключил нагревательную плиту и разлил для нас кипяток и уже заваренные листы чайного дерева. Я протянула гостю бутерброд с маслом, перед этим смачно полив его сладким медом. Странный бутерброд, соглашусь, и, судя по недоверчивому лицу у эталона мужской красоты, такой конструкции он ни разу не пробовал ни в дорогих ресторанах, ни дома.
– Не смотри на угощение столь сурово, – назидательно высказалась я, в душе посмеиваясь. – Это очень вкусно!
Пришлось показывать пример недоверчивому посетителю скромных профессоров, и я откусила большой кусок такого же сладкого бутерброда.
– М-м-м, это божественно! – воскликнула я с набитым ртом.
