Вот почему я не мог остаться в Каллиде. Вот почему я не мог оставаться в комфорте своих домов в Длинной Седловине или Гаунтлгриме, когда рядом со мной были мои жена и дочь.
Потому что сейчас — и только сейчас, вооруженные знаниями и светом, освещающим то, что так долго было скрыто, — у нас есть шанс.
— Дзирт До’Урден
Глава 7
Невозможный выбор
Аззудонна вытерла пот с лица, на ее серой коже проступили оттенки лавандового румянца, который так отчетливо выделялся на фоне ее белых волос с фиолетовыми прядями и этих завораживающих фиолетовых глаз.
Глаза, так похожие на глаза его сына, подумал Закнафейн, и ему показалось, что он перенесся назад во времени в те многочисленные спарринги, в которых он сражался с Дзиртом до и после того, как Дзирт отправился в Мили-Матгир.
Зак прогнал эту мысль прочь или, по крайней мере, попытался это сделать. Однако на самом деле ему не хотелось думать о Дзирте прямо сейчас, потому что он хорошо понимал вероятную опасность, ужасную опасность, с которой столкнулся его сын.
Он покачал головой, снова выпрямился, широко расставив ноги и удерживая равновесие, и поднял руки для защиты.
— Если твои мысли сейчас не здесь, я легко одолею тебя, — поддразнила Аззудонна.
Зак не ответил.
Аззудонна вздохнула и отбросила полотенце в сторону, затем, к своему удивлению, отвернулась.
Мы напрасно теряем здесь время, — объявила она.
— Ты говоришь это только потому, что знаешь, что я уложу тебя на лопатки! — крикнул Зак ей вслед.
Женщина резко остановилась и обернулась, ее почти вечной улыбки нигде не было видно.
Когда он здесь душой и телом, Закнафейн может делать это… иногда”, — сказала она, и только в последнем слове был какой-то намек на юмор. Но выражение ее лица стало хмурым. “Когда он здесь душой и телом, Закнафейн показывает, что достоин места в Бьянкорсо. Этот рассеянный человек, стоящий сейчас передо мной, не может соревноваться в Каззкальци.
Зак поморщился.
— Если ты сомневаешься во мне, возможно, ты можешь переехать в другой район и присоединиться к другой команде, так что, если ты одурачишь их настолько, что они примут тебя в свою команду, когда мы будем соревноваться на следующем турнире, я докажу тебе правдивость моих слов.
— Переехать в другой район? — эхом повторил он, в его тоне было больше гнева, чем обиды.
Когда его семья и друзья вернулись на юг, Закнафейн остался в Каллиде, в городке Скеллобель, в доме Аззудонны. Она была его любовницей, душой и телом, и вскоре должна была стать его женой. Теперь она была его партнером во всем, его вечной спутницей, как он надеялся. И больше всего на свете Аззудонна хотела, чтобы Зак присоединился к увлечению ее жизни в качестве игрока из Скеллобельской команды Каззкальци, известной как «Бьянкорсо».
Каззкальци был больше, чем игрой для жителей Каллиды. Каждый из четырех районов выставлял команду из двадцати пяти бойцов, и для этой сотни каллидийцев каззкальци был их жизнью. Они весь год готовились к этой битве Сумеречной осенью, когда летнее солнце уступило место зимней ночи над Каллидой.
Закнафейн понимал ее гнев на него — он заслужил его в тот момент. С тех пор как она впервые встретила его в день его прибытия в Каллиду, она упоминала его как потенциального бойца на своем любимом Бьянкорсо. Она наблюдала за ним, даже тренировала его в тот день, когда он сражался против другой женщины, которая хотела стать членом команды и Аззудонна смотрела на него даже тогда так, как она смотрит на него сейчас, ее фиолетовые глаза сверкали.
Влечение было взаимным и мгновенным, и оно многократно усилилось за те десять дней, которые они провели вместе, и за то приключение, которое они разделили. Она проводила часы за часами у его постели, поддерживая его дух, когда слаад заразил его и его конец казался близким, и теперь делила с ним постель. Однако все было гораздо глубже, чем просто это.
В битве при Каззкальци, после своего героизма на поле, Аззудонна была единственной, кто начал скандировать «Перте мийе, Закнафейн!», которому вторили десятки тысяч зрителей на арене; призыв, мольба, которая принесла волшебство Веселых танцоров, волшебных огней северного ночного неба, кружащих над ним, укрепляли его, опьяняли своей чистой волшебной красотой, укрепляли его решимость держаться и пережить то, что казалось смертельным.
Она сделала это. Ее любовь к нему, выраженная в песнопениях всей Каллиды, сделала это, эти глаза сияли все это время. До сих пор, когда они не сияли, а скорее горели.
И это было загадкой для Зака.
Он ненавидел видеть, как эти глаза вот так смотрят на него. А это означало, что он не мог оставить ее.
Но это также означало, что он не мог вернуться на юг, а оттуда в Мензоберранзан, чтобы присоединиться к войне против Паучьей Королевы, войне, в которой он, став отцом Дзирта, пожертвовав собой ради Дзирта столетия назад и невольно воскреснув, стал пешкой.
Его сын собирался сражаться. Джарлакс, его самый близкий друг, собирался сражаться. Даб'Ней, когда-то его возлюбленная, всегда его друг, собиралась сражаться.
И его не было бы рядом с ними.
Он тяжело вздохнул, его плечи поникли, и он заметил, что выражение лица и поза Аззудонны изменились. Черты ее лица смягчились, ее поза перестала быть боевой.
— Тогда не сегодня, — сказала Аззудонна, и ее голос был полон сочувствия.
Зака глубоко поразило, что она любила его достаточно сильно, чтобы доверять ему, признать и понять, что с ним что-то не так, и, очевидно, верила, что он скажет ей, когда будет готов.
— Не сегодня, — согласился он и начал снимать ленты с кулаков.
Кто-то, глядя на долговязого молодого человека, мог бы подумать, что он всего лишь высокий ребенок и уж точно не внушительный. Но те, кто наблюдал, как Алефаэро сражается с полярными червями под покрытым льдом городом Каттисола, знали лучше. Даже те, кто окружал молодого студента, работавшего в библиотеке Сиглига, считали его скорее мудрецом, чем заклинателем. Несомненно, он был умен, в этом никто не сомневался, и ценность его понимания реморхазов нельзя было отрицать.
Тем не менее, когда Алефаэро отважился спуститься в хрустальные пещеры под затерянным районом города во время первого спуска рядом со Святой Галатой, даже его самые большие сторонники и намека не имели на то, что он окажется таким могущественным заклинателем, уничтожив многих вторгшихся зверей, отогнав их назад, действительно, спасая жизнь героине Галате.
Алефаэро знал, что недооценка была неизбежна и понятна. Его называли «долговязым», но на самом деле он был худым, невероятно худым. Его мозг творил чудеса, и он мог прочитать и запомнить большой том за день. Но он ел мало, что, конечно, не входило в список рекомендаций для набора веса в этом холодном климате. В то время как другие, даже в его возрасте, тренировались физически, многие надеялись когда-нибудь выступать за команду своего района в Каззкальци, Алефаэро читал, и читал, и читал еще немного.
Знания были его силой, в буквальном смысле, направляя его умственные способности в магические двеомеры.
И все же даже он был удивлен такой мощью во время своих первых столкновений с полярными червями, которые действительно были первыми боевыми столкновениями за полвека его жизни.
Возможно, величайшим даром Алефаэро было то, что он знал, что он не знает того, чего он не знает, и поэтому он направлял свои поиски знаний, основываясь на результатах прошлых событий, а не на традиции. Он читал те менее почитаемые тома в обширной библиотеке Сиглига. Вместо того чтобы отвергать работу по созданию заклинаний из-за предполагаемых неудач, он потратил время на то, чтобы выяснить, сможет ли он обнаружить, где они пошли не так, и, более того, понять, что с самого начала привело их на тот или иной конкретный путь.
