ним возникла его точная копия. Иннегард потер лицо, зажмурился, вновь открыл глаза.
— Я сегодня не пил ничего, кроме воды, — пробормотал он. — Я совершенно трезв.
— Несомненно, — подтвердил Гилэстэл.
— Тогда кто это?
— Это Астид, мой друг и ученик. Достаточно, Астид.
Полукровка стряхнул морок, вернувшись в свой облик.
— Те, кто называют его шутом, живут очень недолго. Твои способности, Иннегард, не проклятье, а великий дар. Крылья, которые ты получил от судьбы. Зачем тебе этот птичник, суетливый и напыщенный?
— Предлагаете лететь с вами? — Иннегард настороженно изучал князя.
— Именно. У тебя два варианта — под топор или под моё крыло. Мне грустно и больно видеть, как твой талант попирается тобой же, втаптывается в грязь повседневности. Разве розжиг очага и свечей — это все, на что способна твоя огненная натура? Еще и под насмешки бесталанных обывателей, принимающих твои способности за дешевые трюки. Это унизительно, Иннегард. Позволь нам помочь. Я увезу тебя туда, где ты сможешь научиться большему, где не нужно никому доказывать свою исключительность. А здесь тебя ждет только одно — небытие. Смерть, на которую тебя обрек собственный отец.
— Довольно, — выдохнул Иннегард. — Я не верю, что он сделает это. Не верю!
— Понимаю, — наклонил голову князь. — Я дам тебе возможность убедиться. И решить. Астид останется здесь вместо тебя. Если барон отменит свое решение, ты вернешься в семью. Если нет — сам выберешь свой дальнейший путь. А сейчас идем со мной.
— Он останется здесь вместо меня? — Иннегард встревожено указал на полукровку, совершенно спокойно осматривающего камеру. — А вы не опасаетесь за его жизнь?
— Нет, — ответил князь, протягивая руку Иннегарду и помогая ему встать. — Он способен заморочить голову, кому угодно. Астид, будь любезен.
Полукровка скинул плащ, передал Иннегарду. Тот набросил его на плечи, закутался, надвинул капюшон на глаза.
— А если меня узнают?
— Не узнают. Я об этом позабочусь, — Гилэстэл придирчиво оглядел арестанта, перевел взгляд на Астида.
— Будь внимателен и осторожен.
— Да, Ваша светлость.
Иннегард с трепетом перешагнул порог камеры, слегка замешкавшись. Оглянулся на Астида, с беззаботным видом усевшегося на топчан.
— Ты, в самом деле, останешься?
— Иди уже, — подавил зевок полукровка. — Утром посмотрим, насколько ты дорог своему папеньке-эльфу.
Иннегард поднялся по ступеням на негнущихся ногах. Когда сторож на стук Гилэстэла отпер дверь, князю пришлось поддерживать беглеца за локоть. Караульный покосился на закутанную фигуру, норовя заглянуть под капюшон.
— Вы в порядке, Ваша милость?
— Он просто замёрз, — пояснил князь. — В темнице сидеть — не у свадебного костра греться.
Сторож, подавившийся смешком, успокоился.
— Спасибо, Ваша светлость, — с чувством произнес охранник вслед удаляющимся мужчинам.
— За что? — обернулся князь.
— За доброту. Окромя вас, никто ж к нему не пришёл.
Гилэстэл быстро провёл Иннегарда по пустому двору. Увидев помост с широким чурбаком, Иннегард затрясся.
— Держись, держись, — перехватив Иннегарда за плечи, Гилэстэл втолкнул его в дверь и попустым коридорам дотащил до своей комнаты. Там усадил в кресло, наклонился над ним и, глядя в глаза, заговорил.
— Не вздумай никуда выходить. А еще лучше — поспи.
— Вы шутите? — клацая зубами, откликнулся Иннегард. — Кто же заснет перед… перед…
— Ты в безопасности.
— Но утром они обнаружат моё отсутствие! — запаниковал Иннегард. — Надо убраться из замка сейчас же!
— Зачем? Ты ведь уверен, что отец тебя пощадит?
— Да…
— Так успокойся. Утром всё прояснится. Сиди тихо, я скоро вернусь.
Оставив Иннегарда в своей комнате, князь направился к Фаннегарду.
Несмотря на позднее время, в его покоях горел свет, на что Гилэстэл и рассчитывал. Деликатный стук заставил барона отвлечься от невеселых дум. Меньше всего ему хотелось сейчас кого-нибудь видеть. Он не пошёл к Киаре, уставший от её упрёков и поучений, не пожелал доброй ночи своим детям, напуганным смертью старшего брата и суровым решением отца. Барон заперся в своей комнате, раздираемый противоречивыми чувствами. В этот миг к нему и явился Гилэстэл.
— Князь? — открыв двери, барон впустил его в комнату. — Мне казалось, все уже спят.
— Только бессердечный может уснуть в такую ночь, — ответил князь.
— Что привело вас?
— Поговорите с сыном. Навестите его. Быть может, после этого вы измените своё решение.
Барон отвернулся, ломая пальцы.
— Я уверен, он раскаивается в содеянном. Будьте великодушны, — продолжал настаивать Гилэстэл.
— Хорошо, — сдался барон, и князь заметил, что сделал он это с изрядной долей облегчения.
Сторож, проводив посетителей, обнаружил узника уже пьяным. Поворачивая в замке камеры ключ, охранник неодобрительно косился на привалившегося к стене мужчину с кружкой в руке. У ног арестанта стоял кувшин, извлеченный из корзины.
— Эх, Ваша милость, — осуждающе покачал головой страж. — Когда надраться-то успели? И зачем?
Едва караульный успел задремать, как в двери каземата снова забарабанили.
— Да что ж такое-то! — вскинулся сторож. — Неуж днем нельзя было придти? Нашли, тоже, время для свиданок.
Ворча, он распахнул дверь и умолк. На пороге стояли Гилэстэл и Фаннегард.
— Где он? — спросил барон.
— Тут, Ваша милость, — сторож, радуясь визиту барона, поспешил к камере Иннегарда. — Тут он, куда ему деться-то.
Фаннегард медленно спустился, подошел к камере, заглянул внутрь и скривился. Гилэстэл, идущий за ним, опустил глаза, скрыв довольный блеск. Астид, приняв облик Иннегарда, спал, развалившись на топчане. Правая рука его свесилась до пола, рядом валялась пустая кружка. Из опрокинувшейся корзины вывалились хлеб, половинка жареного цыпленка и яблочный пирог. Причём по пирогу основательно потоптались.
— Я взял на себя смелость принести ему ужин. Вино, как видно, было лишним, — покаянно вздохнул Гилэстэл.
Фаннегард не ответил, глядя на сына с выражением крайнего сожаления.
— Иннегард, — позвал барон. — Иннегард!
Узник шевельнулся, приоткрыл мутные глаза, уставился на посетителей, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Оп-па, па-па! — расплылся в пьяной ухмылке.
— Иннегард, я пришёл поговорить, — в голосе барона чувствовалось нарастающее раздражение. — Я думал, увижу тебя раскаявшимся или хоть немного сожалеющим о твоём преступлении. А ты…
— Рака… раска… Тьфу ты, — арестант с усилием приподнялся, сел, уставился на барона. — Кх…каяться? Мне? За что?
— За то, что ты сделал, — стараясь оставаться спокойным, выдохнул Фаннегард. — За убийство Эрегарда, за гибель Виарины. За смерть несчастного кучера, наконец. За певца в гостинице. За… за женщину, причиной смерти которой ты стал когда-то.
Узник поднялся, покачиваясь. Пристально глядя барону в глаза, злобно прошипел:
— Какой внушительный перечень. Что касается брата… Если бы у меня была еще одна возможность, я бы спалил их ещё раз. И брата-предателя, и эту миловидную тварь. А заодно и твою ненаглядную Киару вместе с её выводком и со всеми её кузинами. А ты ведь ничем не лучше меня! И тоже станешь убийцей завтра! Убирайся прочь! Ты
