Стрелок поднялся — в суставах явственно хрустнуло — и подошел к двери конюшни. В темноте, на крыльце постоялого двора, мерцал огонек. Он направился прямо туда. Тень его, длинна, черная, растянулась в коричневатом свечении заходящего солнца.
Джейк сидел возле зажженной керосиновой лампы.
— Там в вазочке было масло, — сказал он, — но я побоялся зажигать огонь в доме. Все такое сухое…
— Ты все сделал правильно. — Стрелок уселся, не обращая внимания на многолетнюю пыль, что взвилась у него из-под задницы. Отсветы пламени из лампы окрасили лицо паренька в нежные полутона. Стрелок достал свой кисет и свернул себе папиросу.
— Нам надо поговорить, — сказал он.
Джейк кивнул.
— Ты, наверное, уже догадался, что я преследую того человека, которого ты здесь видел.
— Собираетесь кокнуть его?
— Я не знаю. Мне нужно заставить его кое-что мне рассказать. Может быть, даже заставить его отвести меня в одно место.
— Куда?
— К башне, — ответил стрелок. Он прикурил, поднеся папиросу к носику лампы, и глубоко затянулся. Легкий ночной ветерок отнес дым прочь. Джейк смотрел на него, пока дым не растаял в воздухе. На лице его не отражалось ни страха, ни любопытства. И никакого, естественно, энтузиазма.
— Стало быть, завтра я ухожу, — продолжал стрелок.
— Тебе придется пойти со мной. Это мясо еще осталось?
— Совсем чуть-чуть.
— А кукуруза?
— Немножко.
Стрелок кивнул.
— Здесь есть какой-нибудь погреб?
— Да. — Джейк поглядел на него. Зрачки его глаз вдруг расширились, производя впечатление странной хрупкости.
— Нужно только потянуть за кольцо в полу, но я не спускался вниз. Я боялся, что лестница может сломаться и я не сумею оттуда выбраться. И там плохо пахнет. Это — единственное здесь место, где вообще как-то пахнет.
— Мы встанем пораньше и посмотрим там, нет ли чего, что могло бы нам пригодиться. Потом пойдем потихоньку.
— Хорошо. — Помолчав, мальчик добавил: — Хорошо, что я не убил вас, пока вы спали. Тут у меня есть вилы, и у меня была мысль… Но я не стал этого делать, и теперь мне больше не нужно бояться заснуть.
— А чего ты боялся?
Мальчик угрюмо взглянул на него.
— Привидений. И что он вернется.
— Человек в черном, — Стрелок не спрашивал — утверждал.
— Да. Он плохой?
— Это как посмотреть, — рассеянно отозвался стрелок. Он поднялся и отбросил окурок на твердый сланец. —
— Я пошел спать.
Мальчик застенчиво поднял глаза.
— А можно я лягу с вами в конюшне?
— Конечно.
Стрелок встал на ступеньках, глядя на небо. Мальчик подошел и встал рядом. Вон — Полярная звезда, а вон — Марс. Стрелку почудилось даже, что стоит только закрыть глаза, и он различит квакание первых весенних лягушек, запах зелени и почти летний запах только что подстриженного газона, услышит, быть может, ленивое щелкание мечей, доносящееся из Восточного Крыла в час, когда сумерки перетекают во тьму и благородные дамы, одетые только в сорочки, выходят в парк поиграть в крикет. Он едва ли не воочию увидел Эйлин — как она нырнула в просвет в живой изгороди…
Это совсем на него не похоже — так много думать о прошлом.
Он обернулся и поднял лампу.
— Пойдем спать, — сказал он.
Они вместе прошли через двор и вступили в конюшню.
Следующим утром он обследовал погреб.
Джейк был прав: пахло там отвратительно. Какой-то влажный, гнилостный запах. Как на болоте. После антисептической атмосферы пустыни и заброшенной конюшни, где не пахло вообще ничем, стрелку стало нехорошо. Голова закружилась. Его подташнивало. В подвале воняло извечною гнилью: перегнившей капустой, турнепсом и картошкой, отрастившей длиннющие невидящие глазки. Однако лестница с виду казалась относительно прочной. Стрелок спустился.
Пол в погребе был земляной. Стрелок выпрямился в полный рост, едва не задев головой потолочную балку. Здесь, внизу, все еще жили пауки — до жути громадные пауки с серыми в крапинку телами. Многие из них подверглись мутации. У одних были глазки на стебельках, у других — по шестнадцать, не меньше, лап.
Стрелок огляделся, дождавшись, пока глаза не привыкнут к темноте.
— С вами там все в порядке? — нервно окликнул его Джейк.
— Да. — Он сосредоточил внимание на дальнем углу. —
— Тут какие-то банки консервные. Подожди.
Пригнувшись, он осторожно двинулся в тот угол. Там стоял ветхий ящик с отодранной стенкой. Консервы, как выяснилось, овощные — фасоль зеленая, бобы желтые… и три банки тушенки.
Он сгреб их в охапку, сколько смог унести, и вернулся обратно к лестнице. Поднявшись до середины, протянул банки Джейку, который встал на колени, чтобы было сподручнее их забрать. Стрелок отправился за остальными.
А когда пошел в третий раз, он услышал какой-то стон. Откуда-то снизу, из-под фундамента.
Он обернулся, вгляделся во тьму и вдруг ощутил, как его окатило волной какого-то смутного ужаса. Почувствовал слабость и отвращение одновременно. Как секс в воде — одно тонет в другом.
Фундамент был сложен из блоков песчаника, которые, должно быть, лежали ровно, когда эту станцию только построили. Теперь блоки эти располагались шатким зигзагом, этакими перекошенными углами. И поэтому стены казались покрытыми иероглифами — странными и бессвязными. И на месте соединения двух из этих невразумительных трещин, текла тонкая струйка песка, как будто что-то пыталось прорваться с той стороны. Со слюнявой, мучительною настойчивостью.
Стон взвился пронзительной нотой, на мгновение затих, потом повторился и больше не умолкал. Он становился все громче и громче, пока весь подвал не наполнился звуком — отвлеченным провозглашением немыслимой боли и мучительного усилия.
— Выходите! — закричал Джейк. — Боже мой, мистер, выходите оттуда!
— Уходи, — спокойно велел стрелок.
— Выходите! — снова выкрикнул Джейк.
На этот раз стрелок не ответил. Правой рукою он расстегнул кобуру.
В стене уже образовалась дыра размером с монету. Сквозь завесу подступившего страха, стрелок различил звук удаляющихся шагов. Это убегал мальчик. Джейк. Потом струйка песка иссякла. Стоны вдруг прекратились, однако остался звук ровного, хотя и тяжелого дыхания.
— Кто ты? — спросил стрелок.
Никакого ответа.
И тогда Роланд вновь вопросил — на Высоком Слоге, и голос его был исполнен, как встарь, громом уверенной властности:
— Кто ты, демон? Говори, если тебе есть что сказать. У меня мало времени. Мои руки теряют терпение.
— Не торопись, — раздался протяжный, скомканный голос из стены. Стрелок ощутил, как сгущается этот кошмарный ужас, становясь почти осязаемым, плотным. Это был голос Элис, женщины, с которой они были вместе в Талле. Но она умерла. Он сам убил ее. Он своими глазами видел, как она повалилась на землю с дыркой от пули как раз между глаз. Мир точно ухнул куда-то вниз. Все поплыло у него перед глазами.
