А как любил Орешек долгие вечера, когда в башне собирались гости и вели мудрые беседы! Вино гости приносили с собой, хозяин не обижался. Мудрость помогала старому ученому возвыситься над житейскими мелочами... Заботой Орешка было менять свечи, когда они догорали (обычно хозяин пользовался жестяным светильником, но для гостей водружал на стол два подсвечника). Мальчик тихо сидел в углу и вслушивался в разговор. Гости были людьми самого разного происхождения; больше нигде они не смогли бы так, на равных, собраться и поговорить. Приходил, например, высокородный Гранташ Грозовое Облако из Клана Лебедя, Ветвь Белого Пера; рядом с ним сидел книготорговец Юншайгир Медленный Ручей из Рода Фергур. И тут же без всякого стеснения пристраивался у огня простой десятник городской стражи, чье имя, кажется, ни разу не прозвучало в этой компании, но которого все любили слушать, так как он был человеком, много повидавшим и пережившим. Десятник сиплым голосом рассказывал о битвах, в которых ему довелось участвовать (и которые без него не были бы выиграны), о великих людях, которых он знал лично (и которые щедро награждали его за отвагу), о прекрасных женщинах (чьи имена он назвать не мог, дабы не дошли эти разговоры до их мужей), о далеких землях (где осталась о нем неизгладимая память). Сын Клана охотно пил за здоровье вояки, Илларни норовил подловить рассказчика на какой-нибудь исторической или географической несообразности, а книготорговец, сгибаясь от смеха пополам, умолял десятника продиктовать все это писцу, потому что такое складное вранье можно выгодно продать...
Когда Орешек подрос, он пристрастился к книгам, которых много было у мудрого Илларни. К огорчению хозяина, Орешек остался равнодушен к тайнам звездного неба. Зато запоем читал про сражения, осады крепостей, подвиги великих воинов. Сладко кружилась голова, в воздухе витал отчетливый запах гари, где-то рядом пели стрелы. Орешек из окна, как из бойницы, смотрел вниз, туда, где у подножия стены копошились, ставя лестницы, воины в уродливых шлемах. Но он, отважный командир, сейчас повелительно взмахнет рукой — и на головы врагов обрушится лавина кипящей смолы...
Чтение, особенно такого рода, — не самое подходящее занятие для раба, это сказал бы любой в округе. Но Илларни души не чаял в смышленом парнишке и поощрял его тягу к книгам.
Так жил Орешек — и не поменялся бы своей участью даже с наследником престола... ну, положим, с наследником престола все-таки поменялся бы, но в таком случае не оставил бы хозяина своими высочайшими милостями...
И текли день за днем — до одного случая, который многое изменил.
Неподалеку от «сторожевой башни» держал лавку торговец тканями. По меркам округи он мог считаться богачом, а вредным и противным человеком он мог считаться по любым меркам. Дверь лавки всегда была распахнута настежь, широкий прилавок завален отрезами материи всех сортов и расцветок, на резном стуле восседал толстый краснолицый хозяин, а на стене напротив входа, на самом видном месте, красовалось изображение бравого воина в шлеме и кожаной боевой куртке. Одной рукой вояка вздымал над собой окровавленный меч, а другой держал под уздцы коня, навьюченного мешками (как подразумевалось, с военной добычей). Воин имел отдаленное сходство с почтенным торговцем, что было отнюдь не удивительно, ибо лавочник сам позировал художнику из Цветного ряда (где торгуют красками и подряжают мастеров на малярные работы).
Хозяин лавки с гордостью объяснял каждому покупателю, что портрет изображает его отважного деда, который участвовал в одной из войн с Силураном. Важно поднимая палец, торговец произносил заученную фразу: «Своими боевыми трофеями сей доблестный воин заложил основы благополучия моего Семейства!» (Илларни перевел эту фразу на нормальный человеческий язык так: «Награбил больше, чем смог пропить, кое-что и детишкам его перепало».)
Ребята терпеть не могли торговца за жадность и сварливость. Неприязнь к лавочнику они перенесли и на блистательную картину: говорили, что у вояки физиономия, как у объевшегося кота, что меч он держит неправильно... А Орешек как-то заметил, что конь в поводу у героя очень уж смахивает на козла. Ему бы рога да бороду — вылитый был бы козел из Скотного ряда...
Идея понравилась. Конь был обречен. Ему предстояло превратиться в козла.
Преступление было тщательно спланировано: заранее добыли и развели черную краску, распределили роли, дождались, пока торговец останется один в лавке. Маленькая дочка сапожника подкатилась на своих толстеньких ножках к порогу и противно запищала: «Господин, господин, а Кузнецовы близнецы сидят на твоей яблоне!»
Торговец весьма гордился яблоней, растущей в маленьком Дворике за лавкой, и прилагал огромные усилия, чтобы уберечь яблоки от малолетних разбойников. Вот и сейчас — с воплем вскочил он на ноги, схватил метлу и, не тратя времени на то, чтобы запереть лавку, ринулся вон.
Тут же из-за угла выскользнули Орешек и восьмилетний сынишка медника. Они действовали быстро и слаженно. Орешек прислонился к стене и нагнул спину, а младший мальчик ловко вскарабкался ему на плечи. Горшочек с краской болтался у пояса малыша, кисть была зажата в зубах.
Увы, злоумышленники плохо рассчитали время. В самый разгар работы юного живописца нагрянул хозяин. Рев разъяренного толстяка потряс улицу. Испуганный малыш потерял равновесие, замахал руками. Брызги черной краски разлетелись по всей лавке, жирными пятнами застыли на рулонах серебристого бархата, розовой кисеи, желтого атласа... и на багровой морде торговца. При виде такого кощунства он на миг окаменел — и только это спасло ребятам жизнь, иначе не выйти бы им за порог. Как перепуганные мыши, метнулись они к выходу мимо хозяина, тот завертелся на месте, пытаясь схватить мальчишек... но те уже мчались по улице, и Орешек на бегу твердил себе, что все обойдется, что толстяк не узнал их...
Зря бедолага себя успокаивал. В тот же вечер лавочник притащил свою с трудом отмытую рожу в «сторожевую башню». Илларни принял гостя в нижней комнате, а провинившийся парнишка затаился на винтовой лестнице и слышал каждое слово ужасного разговора. Торговец исходил праведным гневом, Илларни отвечал тихо и односложно, а Орешек сжимался в комок и гадал: выдерут — не выдерут? Наконец толстяк, вволю наоравшись, беспощадно бросил окончательную цифру ущерба — круглую, звонкую, увесистую. Орешек чуть не взвыл, все сомнения исчезли. Таких денег в «сторожевой башне» никогда не водилось, а значит, его ждала первая в жизни настоящая трепка.
Злобно хлопнула дверь — это удалился торговец. Орешек собрался с духом, сполз с лестницы и с несчастной физиономией поплелся просить прощения. Но едва он поднял глаза на хозяина, как покаянные слова застряли в горле.
