- Ты пытаешься утешить меня, демон? - фыркнул фея. - Ты узнал мои причины вступления в союз с Электрой и почему я передал ей кристалл. Чего ты еще хочешь?
- Всего. Покажи мне её.
- Хорошо. Смотри.
Она кружилась в медленном вальсе, двигаясь плавно, словно скользила по воде. Её серебристые волосы волнами лежащие на плечах текли и переливались двумя ручьями. Прекрасная, опасная, похожая на видение из сна... Она кружилась, и облегающее длинное струящееся платье создавало иллюзию единения с поверхностью, на которую ступали её ноги.
Темная кожа и сияние сиреневых глаз из-под ресниц, похожее на отблеск аметистов. И сердце... холодное, как эти камни.
Королева Электра. Повелительница Серебряного Лунара. Демонесса, охотница, убийца... Такой её впервые увидел фея, чьи сиреневые глаза потемнели, когда она разбила его сердце.
Я давно вынырнул из воспоминаний феи, но перед взглядом все еще кружилась серебристая фигура-видение, танцующая медленный вальс посередине озера зеркального зала. И никого больше вокруг, потому что фея видел лишь её и только её.
- Действительно, - шевельнулись губы.- Она достойна того, чтобы влюбиться.
- Лорд Янус? - тихий знакомый голос проскальзывает в видение, заволакивающееся туманом памяти. - Что с Вами?
Я неохотно открыл глаза и на фоне неба увидел темную листву, склонившегося надо мной дерева.
В поле зрения показалось лицо Императора Рубина. Невозмутимый, даже насмешливый, только вот по тонкой ниточке нашей связи пляшут искры тревоги.
Я повернул голову и встретился с темными глазами. Слабо улыбнулся:
- Я понимаю, почему ты влюбился. Даже среди осколков твоего сердца я увидел то, что ты хранишь с таким трепетом.
Фея фыркнул и поднял глаза к небу, вглядываясь в его глубину:
- Запомни, демон. Не приближайся к ней слишком близко. Иначе она сожрет твое сердце и твой мозг. Она очень похожа на наших женщин в этом плане.
- А твое сердце вкусное? - с интересом наклонил голову набок зеленоглазый фея.
- Отравишься, - я сел и встряхнул головой, отбрасывая длинные пряди челки чуть назад. - Поверь, у всех демонов сердца отравлены. Королева Электра не исключение.
- Ты хочешь отправиться в Серебряный Лунар? - поинтересовался Рубин.
Я качнул головой:
- У меня работа здесь. В Лунар, насколько мне известно, с посольством отправлен Макс. Повелитель Звезд уже однажды был там, и у него есть определенный иммунитет к красоте луннарцев. Он сам сожрет сердце кого угодно и выбросит осколки тех, которые ему не нужны. Даже женщины Лунара не смогут противопоставить слишком многое сыну сирены.
Император кринитов криво усмехнулся:
- Я ни за что не поверю, что ты не попытаешься вмешаться во все это.
- Я этого не говорил, - невозмутимо отозвался я, отыскивая взглядом свои сапоги. - Я давно послал в Лунар своего лучшего разведчика...
- Так вот куда делся твой красноволосый Тамир? - понимающе кивнул Рубин. - То-то я думал, почему ты не взял его с собой.
Я прямо взглянул на кринита:
- Нет. Тамир умер. Он остался лишь в воспоминаниях.
- Жаль, - вздохнул Рубин. - Мне этот бес даже нравился. Как это случилось? Он прошел с тобой многое.
Я пожал плечами:
- Я отправил его с заданием охранять довольно важного для меня демона. Он успешно с этим справился ценой своей жизни.
Рубин внимательно вглядывался в меня, а потом медленно повторил:
- Важного для Вас?
- Очень, - серьезно кивнул я, чувствуя, как он чуть приспускает один из своих щитов.
Все-таки, этот демон слишком любопытен, но подразнить его было... интересно. И я допустил в свои воспоминания отблеск пшеничного золота волос и глубокую синь, с фиолетовым отливом, глаз Флейма.
- Флейм? - протянул он задумчиво. - Красивое имя... для мальчика, - кривая усмешка.
А вот это нехорошо. Имя он не должен был узнать.
- Под стать характеру владельца, - пожал я плечами, укрепляя щиты.
Феи с нескрываемым любопытством смотрели на нас во все глаза.
- Пожалуй, я чуть задержусь здесь, - сообщил довольным голосом зеленоглазый. - У вас тут весело.
- Как хотите, - пожал я плечами. - Мне надо работать.
- Ты узнал все, что хотел?- подал голос темноглазый фея.
Я кивнул, поднимаясь на ноги, и, наконец, увидел свою обувь в траве:
- Да. Интересная информация. Спасибо, она мне пригодиться. А теперь прошу меня простить...
Я повернулся и напрямую посмотрел на Лорда Диаманта:
- Герцог, если под моими окнами все еще завывает этот волчонок, я бы посоветовал его предупредить, что я выдержу его поэзию максимум часа два, а если он и дальше сегодня будет мешать мне работать, я убью его... Думаю, наши гости с удовольствием выяснят, действительно ли мясо демонов отравлено.
Его губы скривились в сардонической улыбке:
- Тогда я, пожалуй, не буду его предупреждать. Лорд Янус. Иначе он переключится на окна моих апартаментов.
- Как пожелаете, - равнодушно отозвался я и зашагал прочь, подхватив сапоги.
- А одевать ты их не будешь? - слегка недоуменный голос Рубина в спину.
- Нет, - не оборачиваясь.
Юный Волк сидел на краю фонтана и задумчиво перебирал струны. Все-таки он немного не понимал, почему этот демон из Империи до сих пор никак не реагирует на его... ухаживания. Юноша позволил себе легкую улыбку. Любой другой уже или вызвал бы его на дуэль, или хоть как-то отреагировал.
Он взглянул на свое отражение в темной спокойной воде давно не работающего фонтана. Янтарные волчьи глаза взглянули на него с лица, которое принадлежало демону намного старше тех лет, число которых он отпраздновал недавно. Черные волосы у висков заплетены в несколько косичек, которые были заведены назад и удерживали остальную буйную массу волос. Тонкий шрам пересекал его лицо по левой стороне от основания лба, через бровь и глаз, заканчиваясь на середине щеки. Удивительно, как уцелел глаз, ничуть не поврежденный раной, а шрам придавал его внешности какой-то особой пикантности, как сказала одна молоденькая демонесса, желая сделать ему комплимент.
Война далась его клану нелегко, и, когда она закончилась, оказалось, что только он способен собрать остатки того, что осталось от бывшего величия. Но им еще повезло, клан Летящих вообще прекратил свое существование, как, впрочем, многие другие.
Ответственность за возвращение к жизни и возрождение клана оказалось более утомительной работой, чем война, на которой он испытывал такое одуряющее чувство целостности и по-настоящему своего дела.
