К вечеру я уже чувствовал себя больше мертвым чем живым. Одно радует – наконец‑то наступило то время, когда солнце перестает печь раскаленным железом и на землю опускается вечерняя прохлада. На ночь мы остановились у какой‑то мелкой деревушки, не более чем на десяток дворов. Еще одно испытание, ожидавшее нас – разбивка лагеря, отняло остаток сил и я даже не заметил как отключился. Не разбудил меня даже шум, всю ночь гремевший над лагерем – как и говорил Клони, лишь только на поле рядом с деревней выросли палатки наемников, тут же появились и женщины, и мужчины. Последние предлагали наемникам различные товары, от еды и выпивки, до тех же женщин – своих жен и дочерей. Но я обо всем этом узнал только утром, после того как сапог Ламила прогнал сон. Снова дорога. Я заметил, что Молин, несмотря на стертые ноги, какой‑то слишком веселый. Конечно, сволочь, едет себе в повозке…
— Алин, как тебе вчерашние девочки? – крикнул он, заметив мой взгляд. Все понятно – нашла свинья себе болото.
— Молин, скотина ты эдакая, – крикнул я в ответ, – какие девочки, что б тебя вывернуло, когда у меня отваливается все, что может отвалиться?
Молин захихикал и этот смех, исходящий от отдыхающего в повозке друга, показался мне, бредущему по проклятой дороге, особо мерзким. Я подобрал с земли какой‑то камешек и, не целясь, запустил в Молина. Не попал, но наглая морда тут же исчезла под тентом.
После обеда начались перемены к лучшему. То ли из жалости, то ли по каким‑то другим причинам, наш десяток переставили в голову каравана. Наконец‑то я смогу нормально дышать! Впрочем, ногам стало от этого ненамного легче. И снова остановка на ночевку, на этот раз – посреди поля, и снова в путь… А еще через два дня мы вышли к границе Баронства Жилло.
Еще на подходе к границе, а это произошло уже во второй половине дня, ставший уже привычным темп движения прервался. Мы шли, как обычно. Я смотрел только себе под ноги, знака к остановке не заметил и налетел на идущего впереди Ламила.
— Ты что, спишь, придурок? – по голосу десятника я понял, что очередную порцию ругани он выдал только для порядка, а не из злости.
— Прошу прощения, господин десятник! – я вернулся на свое место.
— Перестраиваемся! – крикнул Ламил.
Теперь наш десяток занял место на левой обочине дороги. При этом, в весьма грубых выражениях, Ламил объяснил нам, что следует смотреть в оба глаза и, если кто заметит что‑то подозрительное – тут же оповещать остальных. Я огляделся – подозрительным было все. Правда, вряд ли стоило говорить об этом Ламилу. Солдаты вокруг проверяли оружие и доспехи, кто‑то, кто шел без обычного для отряда кожаного жилета с бляхами, торопливо надевал жилет. У большинства на головах появились даже шлемы, которые до сих пор практически никто не носил.
— Что‑то мне это не нравится… – Молин выразил вслух мои мысли. – Ретон, что происходит?
— За тем холмом, – Ретон поудобнее крепил на руку щит, – граница Жилло. Могут попытаться не пропустить.
— Вообще‑то, они должны нас пропустить. – пояснил Клони. – По указу Императора, никто не имеет права чинить препятствий проходящим по любой дороге земель, принадлежащих Империи. Разрешается только деньги брать. Баронства входят в Империю…
— Так чего нам тогда так серьезно готовится, будто и вправду бой будет? – перебил Баин, который сегодня первый день с начала похода шел своими ногами.
— Может и будет. – пожал плечами Клони. – Император далеко, а наш наниматель с бароном Жилло не в самых лучших отношениях.
Караван снова двинулся вперед. Холм, на который указывал Ретон, все ближе и ближе. Вот голова каравана уже на вершине холма. Меня охватывает какая‑то дрожь, почти незаметная снаружи, но ощутимая внутри. Сейчас начнется бой… Стрелы, стук копейных наконечников о щиты, лязг мечей… Вот и я на холме. Глянул вниз – никакой вражеской армии, никто не несется на нас в атаку, даже никто не целится из арбалетов! Только та же дорога, а вдали, шагах в трехстах, такой же домик, как и тот, который я видел когда мы пересекли границу Крази. От сердца отлегло. Даже мой шаг стал гораздо бодрее, чем раньше. Хвала Дарену, на этот раз бой откладывается. Наверно…
Несмотря на видимое отсутствие опасности, рота шла в полной готовности. Мы остановились в паре десятков шагов от границы. Еще когда наш караван только поднялся на холм, на дороге появились пятеро. На троих поблескивали в лучах клонящегося к закату солнца кольчуги, а еще двое были одеты практически так же, как и наемники нашей роты.
— Не дрейфь, ребята! – голос Ламила звучит даже весело и, что самое удивительное – ни одного ругательства! – Вон флаг видите?
Над домом, куда указывает десятник, действительно развевается флаг. Формой и размером – точно как наш, но полотнище зеленого света и изображен на нем сжатый кулак.
— …это «Железные кулаки». – продолжал пояснять Ламил. – Мы их пару лет назад сильно выручили, так что от них неприятности вряд ли будут.
— А от дружинников барона? – спросил я.
— Их там всего десяток. Тоже в драку не сунутся.
Все произошло точно как и предсказал Ламил. Караван прошел на земли Жилло практически без остановки – стояли ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы заплатить пошлину. Но никто не расслаблялся. Дальше шли все в том же порядке и все так же внимательно смотря по сторонам. Пусть через границу мы прошли легко, но не следует забывать – и Ламил не давал нам забыть! – что хозяин этих земель совсем не питает к нашему нанимателю теплых чувств.
На ночевку мы остановились позже обычного. Караван использовал каждое мгновение, чтобы пройти как можно дальше. Никому не хотелось здесь задерживаться дольше, чем необходимо. Но, смена дня и ночи – неумолима. А продолжать движение ночью, несмотря на спешку, не хотелось никому. Особенно нам – кто шел всю дорогу своими ногами. Поэтому, когда прозвучала команда остановиться и разбить лагерь, все, по крайней мере – в зоне моей видимости, вздохнули с облегчением. Правда, это облегчение оказалось преждевременным.
Вначале я совсем не обратил внимания на далекий звук рога. И, когда он повторился – тоже никаких опасений не возникло. Трубит кто‑то – и пусть себе трубит… Однако, когда рог зазвучал в третий раз – я заметил, что все вокруг, кроме моих друзей, сильно обеспокоились. Ламил, до этого спокойно хлебавший какое‑то варево из котелка, вскочил настолько резко, что чуть не половина содержимого котелка оказалась у него на штанах. Не обратив никакого внимания на это, он бросил котелок на землю и тут же исчез между палаток. Ошарашенный таким поведением десятника, я заозирался и заметил, что Клони, Ретон, Стон, Навин и Комил также далеки от спокойствия. Ретон вскочил, но что делать дальше явно не знает. И остальные наемники, в пределах видимости, как‑то засуетились. Кто‑то куда‑то бежит, кто‑то у кого‑то что‑то спрашивает… Более–менее спокойными остались только я, Молин и Баин. Да и то, спокойными – лишь на общем фоне.
