Наконец они подошли к самым стенам замка, миновав огромный подвесной мост, перекинутый через ров. Громадные петли были вмурованы в основание моста, от которых вверх, к надвратным башням, тянулись могучие, позеленевшие от времени цепи. Сам же ров был наполнен мутной, застоявшейся буроватой водой. В ней плавала тина и остатки каких-то водорослей. Ближе к берегам (там, где глубина рва была ещё не очень большой) цвело несколько десятков кувшинок.
Массивные дубовые двери замка высотою в несколько человеческих ростов и обитые потемневшим, кое-где изъеденным ржавчиной железом, были плотно закрыты, но как только все они подошли ближе, створы ворот распахнулись сами собой. Сильфида, Флавиус, а за ними и все остальные вошли в замок.
Мария ожидала увидеть нечто вроде внутреннего двора, который находился бы под открытым небом — примерно как в классических замках эпохи Средневековья. Но вместо этого перед гостями убегал вдаль огромный, поражающий своими размерами, коридор-галерея.
Они медленно двинулись вперед, пытаясь рассмотреть каждую деталь в этом удивительном сооружении. Пышность дворца и его чертогов, внутреннее убранство залов и комнат поражали воображение. Колонны, поддерживающие своды галереи, словно вырастали из пола, покрытого настолько белоснежными мраморными плитами, что невольно резало глаза, как бывает, когда лучистое солнце играет на утреннем, выпавшем за ночь снегу. В узкие стрельчатые окна, выделанные цветной витражной мозаикой, с трудом пробивался свет, создавая в пространствах между колоннами лёгкий полумрак. Сами же они, вырезанные из цельного тёмно-зелёного малахита, были сделаны в виде огромных стволов деревьев, так что их каменные кроны уходили высоко вверх, поддерживая мощные потолочные балки, украшенные богатой резьбой.
Между могучими колоннами-стволами застыли неподвижными изваяниями белые скульптуры мужчин и женщин. Они были сделаны настолько искусно и натурально, что казалось, будто их одежда вот-вот зашевелится от легкого ветерка, гуляющего в зале, что они неспешно сойдут со своих постаментов. Позы скульптур и их лица выражали глубокую задумчивость, а головы некоторых скрывали каменные капюшоны.
По древним стенам бежали изображения диковинных зверей и птиц, а огромные, потемневшие от бессчетных веков тканые гобелены были богато изукрашены золотом и драгоценными каменьями: на них были изображены рыцари в доспехах, и панорамы сражений и битв давно минувших лет, и огромный, пылающий огненно-красный дракон.
Гулкую тишину величественных чертогов нарушали лишь шаги только что прибывших, да ещё звуки струй трёх огромных фонтанов, располагавшихся по центу друг за другом перед вторыми, не менее массивными вратами в конце галереи.
Друзья миновали фонтаны, и Антон, не удержавшись, слегка коснулся небесно-голубой воды, а затем поспешно отдёрнул руку. На вопросительный Машин взгляд он прошептал: «холодная безумно», а потом всё их внимание обратилось на врата. Они были открыты, и за ними чётко различался новый зал поистине исполинских размеров — дальних стен было почти не разглядеть. Путь туда преграждал могучего сложения стражник в серебряных доспехах с внушительной секирой в руках, от неё в разные стороны расходились четыре острых лезвия с загнутыми вниз крючьями. Он был невероятно огромен (даже выше, чем Флавиус), и бугры мышц и вен проступали сквозь его одежду, растягивая шнуровку на его груди и руках, делая его образ ещё более внушительным. За его могучей спиной словно распахнулось тёмное марево рока, и лицо его, будто точёное из камня, имело достаточно грозное выражение.
Как только Сильфида и Флавиус подошли ближе, стражник улыбнулся, и грозность его развеялась без следа — глаза его лучились добротой и светом, и стало ясно, что этот гигант не причинит им вреда.
— Доброе утро, Алексис! — Флавиус пожал ему руку.
Сильфида лишь слегка склонила голову, поприветствовав его.
— Алексис — Хранитель ключей и сокровищ Нифльхейма, — пояснила она друзьям. — Когда-то он тоже был простым смертным, но вот уже множество лет несёт свой дозор в стенах Вечной Крепости.
Бирюк, по примеру Флавиуса, тоже протянул ему руку, чтобы поздороваться, на что Алексис рассмеялся (и смех его, многократно усиленный эхом, напоминал раскаты майского грома в ночной тишине), и произнёс:
— С радостью бы пожал вам руку, юноша, да боюсь не рассчитать силы — могу, знаете ли, случайно сломать вам кости.
Вова поспешно убрал руку назад.
— Не обижайся, — Алексис подмигнул ему, — просто я и вправду очень силён. А теперь проходите! — он отступил в сторону, освобождая дорогу. — Никакие стражники и запертые двери не могут помешать тем, кто возвращается в родной дом.
Молодые люди друг за другом проследовали в зал, изредка косясь на Алексиса.
— Симпатичный мужчина, — прошептала Машка Настасье.
— Я бы не хотела себе парня-качка, — немного презрительно ответила ей та.
Малиновская хотела что-то возразить, но не стала, потому что заговорила Сильфида:
— Это Маханаксар, или Чертоги Судеб. Сегодня вы принесёте здесь свою клятву.
Огромный круглый зал, чем-то напоминающий цирковую арену, выглядел достаточно просто и скромно по сравнению с великолепием остальной части замка: стены, выложенные из грубого серого камня, без каких-либо архитектурных изысков, украшений, эмблем и гобеленов, изредка переливались многочисленными вкраплениями минералов и горной слюды в самой их структуре. Тонкие лучики света пронзали лёгкий полумрак, создавая ощущение загадочности и таинственности. По самому периметру стен тускло поблёскивали четырнадцать позолоченных, достаточно больших чаш-подносов, к каждой из которых вели небольшие ступени, сотворяя иллюзию старых цирковых трибун, как в древнегреческих амфитеатрах. Однако ступени не шли непрерывно между собой, так что к каждому из этих «блюдец», как назвала их про себя Маша, подводила отдельная лестница.
В отличие от остальных комнат и галерей пол в зале был засыпан мелким, изжелта-бурого цвета песком, какой обычно в избытке встречается по берегам небольших лесных речушек и ручьев. В центе зала стояло восемь небольших возвышений-постаментов, чем-то напоминавших кафедры в институте, с которых им обычно вещали преподаватели.
Подняв глаза вверх, Малиновская раскрыла рот от изумления — огромный, немыслимо величественный сверкающий купол раскинулся над их головами, через зеркальные, чуть помутневшие от непогоды и ветров стёкла которого лился водопадами солнечный свет. Она поняла, что это и есть именно тот циклопический свод, который они видели, стоя ещё у самой кромки кленового леса. Если снаружи он был похож, скорее, на половинку куриного яйца, то, смотря на него изнутри, создавалось совершенно иное впечатление: конструкции и центральный каркас купола казались нитями серебристой паутины, сплетённой и наброшенной сверху огромным пауком.
