– Это наша земля! Смерть вам, смерть!!!
Старший королевский глашатай Пеланид, толстоватый лысеющий анфеец, взобрался на повозку, примирительно простирая руки к орде нерейцев. Двое латников хотели встать рядом с ним, чтобы прикрыть его щитами, но Пеланид приказал им не делать этого. Сейчас он – посол мира, и должен своей незащищённой грудью продемонстрировать доверие к этим людям.
– Почтенные жители Тёмной долины! – возгласил он. – Вы подняли оружие не на того противника. Мы – ваши добрые соседи, жители земель Южного Королевства. Мы всегда чтили ваше соседство и никогда не посягали на ваши земли. Мы пришли сюда лишь для того, чтобы победить нашего общего врага – Хадамарта! Победа над ним принесёт мир и свободу всей Каллирое! Сиятельная королева Сильвира даёт клятвенное слово, что после нашей победы над Падшим Владыкой, мы тотчас покинем ваши земли…
Королевскому глашатаю пришлось собрать всю свою отвагу, чтобы голос его звучал миролюбиво и в то же время твёрдо. Нерейцы остановились всего в сорока шагах от вала и даже притихли на время его речи. Многим показалось, что слова Пеланида достигли своей цели – вот-вот из этой воинственной орды выйдут суровые вожди и начнутся переговоры…
– Смерть вам, злобные захватчики! Вы все умрёте! Все найдёте свою могилу здесь, лживое племя! – возопила орда сотнями лужёных глоток.
Пеланид примирительно держал руки поднятыми, сохраняя на лице выражение миролюбивого вестника, и даже бывалые сотники дивились его выдержке. Ему доводилось вести переговоры и с горными варварами, и с племенами Выжженных Земель, известными своей жестокостью, но никогда ему не было настолько не по себе, как сейчас.
– Чем мы провинились перед вами, почтенные жители Тёмной долины?! – попытался он перекричать возгласы негодующих варваров. – Если кто-то из жителей Южного Королевства некогда нанёс вам обиду, мы просим прощения за них и готовы возместить ущерб…
Услышав эти слова, нерейцы возопили ещё яростней, как если бы Пеланид обвинил их в трусости и коварстве. Многие вскинули копья, однако кто-то из вождей, облачённый в доспехи из шкуры степного льва, выступил вперёд, потрясая топором.
– Лживые шакалы! Вы отравили своей ложью души наших соплеменников в селении камнетесов! Вы одурманили их вкрадчивыми речами! Из-за вас нам пришлось убить их всех! Умрите же и вы за своё вероломство, смерть за смерть!!!
Пеланид на миг опешил, не осознавая до конца смысл услышанного, и единственная секунда для последней попытки остановить резню была утеряна. Воздух пробуравила стая дротиков с острыми костяными наконечниками, вонзаясь в грудь, горло и голову королевского глашатая. Изумлённо вскрикнув, Пеланид рухнул назад, в руки своих воинов. К нему бросились сразу три лекаря, но их помощь здесь была лишней. Глашатай успел лишь конвульсивно дёрнуться и умер.
Весь корпус латников, все всадники Эномая и каждый, кто видел это, гневно загудели. Убить безоружного посланника, взывающего к миру, могли лишь нелюди, не признающие человеческих законов.
– Руби этих выродков! Покончим с этим хадамартовым племенем! – послышалось в рядах южан.
Однако бородач Белиос только сжал зубы, да покрепче прижал к себе большой прямоугольный щит.
– Приготовились! Копья тупыми концами! Теснить, а не истреблять!
Словно дикие звери – с криками, воплями, рычанием – нерейцы налетели на железные щиты латников. Пики, рогатины, дубины, топоры гулко заколотили по кованным доспехам. Первый ряд латников дружным строем удерживал щиты, задние – толкали тупыми концами копий варваров в грудь, опрокидывая их назад за вал. Но перед ними были не одурманенные чарами легионеры. Ярость нерейцев была личной, глубокой, неугасимой. Кое-где варвары прорвали строй, сцепившись врукопашную с латниками второго ряда.
– Не убивать! Тесни их назад! А ну, навались! – отрывисто командовал Белиос, сам кряхтя под диким напором нерейцев.
Но даже крепкие латы, выкованные морфелонскими мастерами, не делали воинов неуязвимыми. Упал один латник с вмятым забралом в лицо, повалился второй, оглушённый, третий ударил в ответ, размозжив булавой голову одному из нерейских вождей и отомстив за собрата. Увидав кровь своих соплеменников, варвары Тёмной долины возопили вновь – как вопят идущие на смерть воины отчаяния, уже не думающие о жизни, а лишь о том, как бы унести с собой врагов побольше.
– Тесни их! На вал не пускай! – кричал без устали Белиос, как вдруг огромный дикарь с горящими безумными глазами прыгнул с вала и с нечеловеческой силой обрушил топор на его голову. Звон проламываемого шлема влился в общий ужасающий шум схватки. Глава латников рухнул замертво, и тотчас булава его побратима с хрустом опустилась на взъерошенную голову убийцы…
Это стало сигналом для обеих сторон. Третий ряд латников двинулся вперёд, выставляя свои длинные тяжёлые копья уже остриями вперёд. Появились короткие мечи, идеальные для ближнего боя, засвистели булавы, круша нерейцев, которые, как бы ни были люты, а защищены были лишь лёгкими доспехами из шкур, способными уберечь от зубов хищника, но не от добротного железа и стали.
Битва на валу стремительно превращалась в кровавое побоище. Варвары Тёмной долины порывались вперёд с небывалым упорством, а кровь убитых собратьев только придавала им сил. В полном исступлении они прыгали через выставленные копья, обрушиваясь всей массой на щиты, сбивая иных латников наземь собственным весом. Поток их не кончался. Их вожди понимали, что атаковать вал по всей длине им не под силу и ломились как таран – в одну точку. Дух злобы и ненависти повис в воздухе.
– Вперёд! – приказал Эномай своим всадникам. Видя, что нерейцы уже близки к пролому третьего ряда латников, а рядов этих всего пять, глава конных лучников двинул своё воинство в бой. – Луки наизготовку! Ближе чем на пятьдесят шагов с врагом не сближаться! Засыплем их стрелами, братья!
Двинувшись сначала шагом, затем рысью, конница понеслась вдоль трёхтысячного клина варваров, стремительным потоком обошла бушующую схватку, и через минуту в спины нерейцам засвистели стрелы. Поле огласили новые крики смерти и боли – яростные и угасающие. Толпы варваров ринулись с воплями на лихих стрелков, но всадники не позволили им добежать для удара. Пешие варвары падали, подкошенные градом свистящей смерти. Многие из тех нерейцев, кто ещё не ввязался в битву, дрогнули, дико озираясь и рыча. Смерть как вихрь косила жизни. Стон рвался из груди, гасли глаза, изредка обретая перед смертью необычайную ясность, но куда чаще в них застывала жгучая ненависть, а на устах замирали ужасные предсмертные проклятия.
