Ознакомительная версия.
Он зажмурился, сжал зубы так, что в ушах загудело, мотнул головой, а когда открыл глаза, окружающее приобрело прежние черты. И хотя странные тени все еще прятались по углам и под низкой кроватью, хотя ткань простыней и подушек иногда еще взблескивала неестественно ярким светом, то нереальное, что лежало вокруг Аквалона, вновь отступило на задворки мира.
– …потому иначе надобно. – Только теперь Гана вновь стал понимать, что говорит Уги-Уги. – Мы признаем: ты – наследник Тапа Дарейна, а значит, принадлежит тебе половина дохода торгового дома, где Длог сейчас хозяйствует. После сделаем так, что займешь ты должность управляющего. Управительствовать станешь, понимаешь нас, лад? Весь свой доход будешь нам отдавать, мы же станем платить тебе… пять золотых.
Краем глаз Гана увидел, что дверь в комнату раскрыта и там кто-то стоит. Он чуть повернул голову – это был Камека. Должно быть, пока искажения, в которые гношиль погрузил рассудок, туманили взор, коротышка-онолонки вернулся. Теперь он скособочился в дверном проеме, слегка согнув левую ногу и выпрямив правую, глядя на происходящее в комнате хозяина и прислушиваясь к разговору.
– Пять тарпов мало, – возразил Тулага. – И я не хочу становиться управляющим. Тогда не буду иметь ничего сверх того, что платит хозяин. Мне нужна доля в доходах…
– …Каковую не получишь ты, – заключил монарх. Он зашевелился на постели, и складки покрывал зашевелились вместе с ним – будто мелкие перекаты эфирных волн. Вновь пространство расплескалось, пошло рябью, вновь все засияло изумрудными искрами, и смутные тени подступили ближе к ткани мира. Тулага сжал зубы до боли в челюстях, моргнул – видение исчезло.
Уги-Уги приподнялся, наложница Нахака юркнула к изголовью и несколькими быстрыми движениями взбила подушки. Монарх оперся на них, приняв сидячее положение, ласково заговорил:
– Ты, бродяга бездомный, приходишь к нам, Большой Рыбе, великому повелителю Суладара, и торгуешься? Требуешь? Посягательствуешь? Можем признать тебя младшим Дарейном, можем не признать. От тебя не зависит ничего, все решаем мы. Слушай наше слово, бродяга: ты умрешь. Либо согласишься быть управляющим торгового дома и получать то, что мы по милости своей согласны тебе давать. Пять тарпов! Да многие семьи синекожих никогда таких денег не видели! Жить будешь здесь, под нашим плавником…
– Нет, – сказал Тулага. – Я не согласен. Ты…
– Ну так убей его, – сказал монарх Камеке.
Коротышка-онолонки сорвался с места – он двигался, чуть согнувшись вбок, наклонив голову к левому плечу и приволакивая ногу. Вскинув руку, охранник выдернул из-за спины пуу, но Гана уже отпрыгнул в сторону и головой вперед нырнул в окно.
* * *
Он рухнул на пальмовую крону, скрипнув зубами, когда сломанная ветка ткнулась под ребра, будто тупой наконечник копья. Вцепился в длинные листья, заскользил вниз, но успел обхватить ногами ствол. Над ним в освещенном проеме окна возник силуэт Камеки. Онолонки занес пуу, однако беглец уже спрыгнул, покатился по траве, вскочил и помчался, низко пригибаясь, прочь. Каждое мгновение Тулага ожидал, что сверху прилетит и вонзится в спину топорик, но охранник предпочел не метать оружие в темноту. Зато из окна донесся голос Уги-Уги, отдающего приказы.
Гана миновал дворец, проскочил под сторожевой башней – вверху раздался невнятный оклик стражника, который, скорее всего, был пьян, как и большинство тех, кто находился сейчас на острове Атуй, – и быстро достиг рощи. Он бежал до самого берега, ни разу не остановившись, и, лишь увидев прямо перед собой тростник, замедлил шаг.
– Кахулка! – прокричал он, слыша позади треск веток и голоса. – Эй!
Ноги до колен погрузились в облачный пух, когда беглец шагнул с берега, раздвигая тростник. Впереди раздался скрип, затем приглушенный голос лодочника произнес:
– Здесь.
Перешагивая через борт джиги, Тулага велел:
– Греби, быстро!
– Деньга… – начал туземец, садясь на дне, и осекся, услышав крики, доносящиеся из рощи. – За твой бежать?
– Греби к Да Морана, или мы оба покойники! – рявкнул Тулага, опускаясь возле кормы и через голову стягивая рубаху.
Пока Кахулка выводил джигу из зарослей, Гана нацепил плавательный пояс, вновь надел рубашку и приподнялся, пытаясь разглядеть что-нибудь на берегу, но за высоким тростником не видел ничего, кроме пальмовых крон.
– Три деньга давать! – прокричал лодочник сзади. – Ой, кто плыть сюда!
Тулага повернулся. Джига уже двигалась в нескольких локтях от берега, параллельно ему; из глубины океана, со стороны дальних островов Суладара, растянувшись цепью, плыло множество маленьких пирог. На каждой виднелась широкоплечая фигура с коротким веслом в руке.
– Кто это? – удивленно спросил Гана, но Кахулка не ответил.
От того места, где джига вынырнула из тростника, донеслись голоса, затем возникла вспышка огня, громыхнул огнестрел. А пироги приближались, и с берега их наконец тоже заметили – раздались взволнованные крики.
– Говорил – не бандит твоя! – воскликнул лодочник в отчаянии.
– Я говорил тебе правду, – ответил Гана.
Туземец не слушал.
– Дворец хотел покрасть? Прокторы твоя искать! Онолонки всяческие! – Лодочник вдруг отпустил весла и сгорбился, свесив длинные руки между коленей. – И Кахулка искать, и Тулага. Пусть находить, Кахулка отвечать: не виноватый, не виноватый! Вон бандит, его бей-убивай…
– Я не бандит, – повторил Гана, привставая. – Я – пират. Меня называют Красный Платок, ты слышал обо мне, Кахулка?
Голова туземца поднялась, и глаза в ужасе уставились на пассажира.
– Греби к Да Морана! – повторил Тулага с такой угрозой в голосе, что лодочник, вжав голову в плечи, схватился за весла.
Они понеслись вдоль берега. Остров расцветал огнями факелов, пироги с черными силуэтами гребцов подплывали все ближе.
– Ты не узнаешь их? – спросил Тулага. – Кто это?
– Пирога… – простонал в ответ Кахулка, чуть не плача. – Есть это пирога гварилок с Маумау.
– Маумау… – повторил Тулага, припоминая название одного из самых дальних островов архипелага, где обитало полудикое племя туземцев. – Как звали их наместника, ты знаешь? Пулех?
– Пулех, да-а… – протянул лодочник, громко сопя. Он греб без остановки – весла взлетали и врезались в эфирный пух, поднимая облака хлопьев. Джига неслась вперед, приближаясь к Да Морана.
– Только что Уги-Уги велел убить их наместника, – сказал Гана.
Они плыли уже мимо узкой части Атуя. Теперь на острове горело множество огней, да к тому же из глубины его доносились беспорядочные выстрелы. Причалы тоже были освещены, и как только джига оказалась в поле зрения находившихся там, от берега отплыло несколько лодок.
Ознакомительная версия.
