— Мне нужно уведомить об инвазии, — сообщаю я. — Я нахожусь в северном доке, а личинка в бочонке на складе пятнадцать, причал семь. Бочонок номер шестнадцать во втором проходе, если считать от входной двери, три ряда вверх и два внутрь. Я не могу вам это точно описать — не могу, и все.
Вот так, я свое дело сделал. Теперь их очередь, хотя на самом деле город спас я. Пусть они приезжают и разбираются с существом в бочонке, на то они и профессионалы, им как раз за это платят. Я и так сделал даже больше, чем…
— Какой, по вашему мнению, уровень?
В течение минуты я не понимаю, о чем он. Потом до меня доходит. Разрушительная сила этих жутких тварей классифицируется по уровням с первого по двенадцатый. Насколько я понимаю, тот, который сровнял с землей Ап’Ишун, был третьего уровня.
— Не имею понятия. Сами определите, когда увидите.
Он смотрит на меня.
— У нас проблема, — говорит он.
Ужас. Я впервые по-настоящему чувствую ужас — я читал про него в книгах и сразу понимаю, что чувствую именно его. Не просто страх, ощущение которого хорошо мне известно. Страх вонзает свои ледяные пальцы в ваши внутренности, и вы не можете себя контролировать. Но ужас промораживает вас насквозь, и вы вообще перестаете чувствовать.
— Проблема? — переспрашиваю.
Он продолжает смотреть на меня сквозь мутную гладь камня.
— Насколько оно развито? У него уже появились зачаточные крылья?
— Да не знаю я, я вам не ученый! — ору я. — Извините, — добавляю, опомнившись. Все-таки он работает в управлении наместника, а бояться двух разных вещей одновременно вполне возможно. — Я не знаю. Я не заметил никаких крыльев, но…
— На крылья поначалу не очень похоже, в общем-то, — перебивает он. — Скорее маленькие такие лиловые набухания между седьмым и восьмым спинными позвонками.
— Извините, — оправдываюсь я, — не разглядел.
Он хмурится. Эта складка между бровей говорит мне о том, что я вроде и не виноват, но все-таки являюсь частью проблемы.
— А как насчет носовых перепонок? Они уже начали искриться?
— Не знаю. Послушайте, а в чем проблема?
На мгновение он прикрывает глаза, потом открывает их и снова смотрит на меня из глубины камня. Мой ужас усиливается.
— Ваш сигнал не единственный на сегодняшний день, — говорит он. — У нас их уже семь…
— Сколько? Семь?!
— Беспрецедентный случай, — кивает он. — Откровенно говоря, мы вообще не понимаем, что происходит. А проблема в том, что я не могу никого к вам послать, потому что все уже на вызовах. Я тут один сижу.
Совсем дело плохо.
— А вы можете прийти? — спрашиваю.
— Я?! — Кажется, он сейчас расхохочется. — Вот была бы подмога! Я же не специалист, я просто секретарь. Я не приду. Вот вы — маг, вам и карты в руки. — Он вдруг начинает сомневаться: — Вы же маг, не так ли? Дипломированный, все чин по чину?
— Да, но…
— Ну тогда все в порядке. Доложите, как только стабилизируете ситуацию. Я вышлю к вам людей, если хоть кто-нибудь освободится, по не могу точно сказать, когда это произойдет.
— Секундочку!!! — пытаюсь возразить я. — У меня есть диплом, но я на нашем курсе был самым слабым, такие вещи мне не под силу! Я делаю коммерческую работу, высматриваю грузы на нарушение пункта триста сорок четыре дробь семь це!
— Но вы же учились.
— Да, но послушайте…
— Значит, вы сдавали демонологию и борьбу с вредоносными существами?
— Да, но я еле сдал! У меня сорок семь баллов из ста за демонологию, и то потому, что на экзамене вытянул как раз апострофические импульсы, о которых перечитывал накануне вечером! — Я чувствовал, что зарапортовался, но остановиться не мог. Я должен был заставить его понять.
— Но вы же все-таки сдали. И получили диплом. Вы должны знать, что делать.
— Послушайте, я, может быть, знал это десять лет назад. С тех пор я вообще не заглядывал в гримуар! Я просто не сумею справиться с этим существом, и произойдет катастрофа…
Он пожимает плечами:
— Вы или никто. И не надо на меня орать, я совершенно ничего не могу для вас сделать. Я бы сделал, если бы мог. И не думайте, что я рад вверить вам защиту города. У нас просто выбора нет — ни у меня, ни у вас, — поэтому идите и разбирайтесь, пока еще не поздно! Если дотянете до того, что оно сбросит оболочку со вторичных крыльев, можете распрощаться с цивилизацией в нашем понимании.
Мне ли не знать. В результате через несколько минут я снова оказываюсь на пятнадцатом складе и стою перед тем, перед кем я, если по-хорошему, стоять не должен; стою один как перст, не имея ни малейшего представления о том, что делать, не имея каких-либо средств в запасе. Он по-прежнему там, где я его оставил. А я-то надеялся по возвращении обнаружить, что никакой личинки и следа нет, — просто, мол, воображение разыгралось.
Возвращаясь по причалу, я сочинял диалог с этим секретарем из управления наместника, прорабатывая эпизод, где он обзывает меня тупым недоумком, позорящим ряды Братства, вычеркивает меня из списков и запрещает вообще когда-либо практиковать магию. Я бы даже не возражал. Однако вопреки моему желанию я все еще в магах и являюсь единственным представителем нашей профессии в этой битве тысячелетия.
Ужас.
— Привет, — говорю я.
Пока я бегал докладывать, Он подрос. Не уверен, каким образом я это определяю, потому что Они не так, как мы, занимают осязаемое пространство. Это одно из проявлений того, что Они не принадлежат нашему миру; Они пытаются проникнуть сюда именно потому, что здесь для Них все гораздо легче и проще. Похоже на то, как в детстве все мы играли в пиратов и морских пехотинцев. Когда мы понимали, что проигрываем, то меняли правила.
«Меня нельзя убить, — говорили вы, получив от своего дружка честный тычок деревянным мечом. — На мне непробиваемые доспехи».
«А у меня волшебный меч», отвечал ваш противник, и так оно и шло по нарастающей, пока вы не превращались в двух богов, обрушивающих друг на друга молнии. Вы сочиняли по ходу игры и могли стать кем угодно.
Так поступают и Они, попадая в наш мир. Им-то хорошо, а вот нам не позавидуешь, если Они принимаются играть с нами в игры.
— И тебе привет, — говорит Он, зевая. Его голос звучит у меня в голове. — Я тебя не знаю, ты кто такой?
Я боюсь ему говорить, мне стыдно того, что я так жалок и глуп.
— Я… я тот, кто боится с Тобой говорить, вот кто я такой.
Очень многое мне просто запрещено Ему говорить. Нельзя сообщать имя, а иначе Он сможет вселиться в меня, завладеть моим телом и управлять им. Нельзя лгать, а иначе Он получит доступ к моим мыслям. Нельзя говорить, что я маг, иначе Он тут же включит защиту на максимум, а я если и могу на что-то рассчитывать, то лишь на внезапную атаку. Все, что я Ему расскажу, обернется против меня самого — и, кстати, нельзя отказываться отвечать, а иначе Он сможет ответить за меня и Его слова сбудутся. Может быть, именно поэтому он задал свой вопрос?
