— По твоему приказу, шлюха. Элибо определенно беспокоила нравственность девицы Къела. Слишком, слишком беспокоила. Слово «шлюха» звучало уже третий раз при девушке, и кто знает, сколько раз в ее отсутствие. Господин барон, должно быть, помешался на этой идее. Так хотел убедить себя в том, что желаемое — и сулящее ему широкие перспективы — является действительным, что подвинулся рассудком. Керо оборвала поток злословия и заставила себя вернуться к главному.
— Надеюсь, покушение не оказалось успешным?
— Баронесса умерла, — сказал Элибо. «Баронесса, — отметила предсказательница. — Не мать, не матушка — баронесса. Почему это слово?».
— Господин барон, позвольте выразить вам мои соболезнования. — Керо поднялась со стула, чтобы произнести эти слова, но не сделала ни шагу. — Господин Келлиг, будьте любезны объяснить, какое отношение к этому имеет моя служанка Олина?
— Ваша служанка столкнула ее с башни. Видели, как она поднима… — Элибо наступил управляющему на ногу и тот заткнулся.
— Видели, как она это делала, — сказал барон.
— Видели, как она поднималась на башню. Господин Келлиг, увидеть, что происходит на смотровой площадке, можно только находясь там же. Кто был с Олиной и госпожой баронессой? Где на самом деле Олина? — последний вопрос был задан наугад, но управляющий нервно дернулся, и Керо поняла, что он — знает. Знает, где на самом деле служанка — а, кстати, где она? В подвале или уже в море?.. — и подыгрывает Элибо. Плохо подыгрывает, неумело. С рожей господина Келлига врать противопоказано, с ней и хитрить-то не стоит: за милю все видно. Марта умерла. Марта убита — так точнее. Кто-то ее убил, а теперь пытается все свалить на Керо.
— В моих покоях девицы Олины нет. Господин Келлиг, если вы считаете, что я прячу ее в шкафу или под столом, то можете все здесь осмотреть. После этого я прошу вас и ваших спутников покинуть отведенные мне покои.
— Иди сюда, — барон Брулен, теперь полновластный и ничем не связанный барон Брулен, поманил рукой Марису. — Иди, с тобой поговорят внизу.
Эллонка испуганно посмотрела на госпожу. Девица Къела слегка качнула головой, запрещая ей двигаться с места. Герцог Гоэллон и капитан Кадоль умели воспитывать слуг: эллонка осталась на месте. Ей достаточно было этого едва заметного движения госпожи.
— Господин барон, прошу вас оставить в покое мою прислугу.
— Эта девка пойдет с нами. И ты пойдешь. Керо пропустила мимо ушей очередное кабацкое «ты», но повнимательнее присмотрелась к Элибо. Он, конечно, волновался — но вот ни малейшего признака горя северянка не увидела. Горя, ярости, испуга, опустошения… ни одного чувства из тех, что полагалось бы испытывать молодому человеку, только что потерявшему мать. Барон Брулен даже не злился, скорее, хорохорился напоказ. Пытался выжать из себя злобу на Керо, но получалось плохонько. В замке Бру не нашлось бы кандидатов и в самую завалящую труппу жогларов.
— Я никуда не пойду. Я приму пристава, когда он приедет в замок. Надеюсь, за ним уже послали? До тех пор я останусь в своих покоях.
— И не мечтай, змеюка! — сказал барон. — Тащите их вниз. Да уж, порядки в Брулене были самые что ни на есть простецкие. Марису потащили за косу, хотя она не сопротивлялась, а Керо один из солдат невесть зачем понес через плечо. Положение «вниз головой на плече здоровяка» было бы даже смешным, если бы не его причина. Какая же девушка не мечтает, чтоб ее пронес на руках большой сильный мужчина… Вот только несли Керо в лучшем случае — в тюрьму, и ирония не слишком-то помогала наслаждаться новым способом передвижения по замку Бру. Впрочем, оказалась она не в тюрьме, а просто в комнате другого крыла замка. Марису заперли отдельно. По дороге Хенрик куда-то пропал, Керо осталась в обществе Элибо и четырех солдат. Вот тут ей впервые стало страшно. Не слишком сложно было представить, что может сделать с ней господин барон Брулен. Хорошо еще, если сам, а не с солдатами за компанию… Но то ли Элибо куда-то спешил, то ли солдат постеснялся, но он ограничился лишь тем, что вместо слов прощания наотмашь ударил Керо по лицу. Двигался он медленно, намерение его было ясно заранее, но драться или попросту отпрыгнуть — означало по-настоящему разозлить бычка Элибо, поэтому Керо лишь чуть отстранилась и расслабила щеку. Получилось громко, даже больно, но не слишком — зато появился достойный повод шарахнуться к противоположной стене и там замереть, цепляясь за спинку стула. Элибо удовлетворенно хмыкнул и вышел. Снаружи грубо лязгнул засов. Во-вторых, Керо было стыдно.
Она сделала чудовищную глупость: отослала гвардейцев герцога Гоэллона назад в Собру. Три седмицы назад это казалось вполне разумным решением. В двух эллонцах она подозревала не только охранников, но и соглядатаев Руи. Она была уверена, что гвардейцы следят за каждым ее шагом и при оказии отправляют в Собру подробные отчеты; оказия же случалась едва ли не каждый день: в столицу все время шли караваны, да и королевской почте можно было доверить письмо, особенно, если зашифровать его. А замок Бру казался таким безопасным… «Безопасным? — спросила себя Керо. — Элибо. Расплодившиеся «заветники».
Недавняя война. Что, что тебе показалось тут безопасным? Ради чего было отсылать двух сильных обученных мужчин, которым приказано было охранять тебя ценой своей жизни?». Керо могла ответить себе на этот вопрос. Любому другому человеку пришлось бы тащить это из нее клещами, впрочем, один и сам бы все понял, без лишних вопросов, без допытываний. Один бы понял, другая могла ответить себе, а больше никого это не касалось, и касаться не могло.
Тщеславие. Девица Къела так не хотела чувствовать себя маленькой девочкой, за которой постоянно присматривают! Хватало и Марты, которая, кажется, решила заменить ей мать. У баронессы Брулен был лишь один ребенок, непутевый сын, а обе дочери умерли еще во младенчестве. Баронессе хотелось дочку, вот она и принялась нянчить Керо. Этого хватало с головой, чтобы чувствовать себя связанной по рукам и ногам. Пусть карамельно-сладкими веревками заботы, но — связанной. Еще двоих опекунов она вытерпеть не могла. «Не могла вытерпеть опекунов — вытерпишь ложное обвинение, и хорошо, если не Элибо в твоей постели… — ядовито прошептал внутренний голос.» Теперь некому было даже сообщить герцогу Гоэллону: некому, и повода не было.
Его величество король Ивеллион II сделал девицу Къела совершеннолетней, то есть, дал право выходить замуж до семнадцатилетия, отвечать перед судом за свои деяния и получать некоторый доход с родных земель, но, поскольку у каждой благородной девицы, если она не замужем, должен быть опекун, им стала Марта. Вдовы Старших Родов могли становиться опекуншами других вдов и незамужних девиц. Теперь же право опеки над ней перешло к господину барону Брулену. Уж он-то этим правом воспользуется… Руи, конечно, никто не сообщит. Зачем же рисковать? Госпожа баронесса убита, есть убийца — Олина, есть Керо Къела, которых он же прислал в замок Бру. Керо Къела приказала служанке Олине убить баронессу Марту Брулен. Чушь, полная и законченная чушь, и как только герцог Гоэллон об этом узнает, он вмешается — и все встанет на свои места. Значит, те, кому нужно сделать из Керо и Олины убийц, приложат все усилия, чтобы герцог Гоэллон ничего не узнал, или узнал об этом вместе со всей столицей. Керо Къела приказала своей служанке убить баронессу Брулен, Керо Къела и служанка казнены после справедливого суда. Великолепная картина, просто великолепная, и представить ее совсем не сложно. После того, как вся семья Керо, кроме нее самой и брата Алви оказалась на плахе, подобные картины девица Къела представляла с тошнотворной легкостью: палач, эшафот, тонкая белая рубашка, едва прикрывающая колени, семь ступеней вверх; потом голова ложится на колоду. Щекой на старое, пропитанное кровью дерево. Или на свежее, еще пахнущее смолой дерево.
