Потом Гильдия начала доставлять бочки с элем и кувшины с вином, и всех оставшихся в эсмерельской долине пригласили на королевский праздник. Этой ночью в провинции Тор не было никаких сражений.
Эпилог: Пешки проходят в дамки
Прошло некоторое время, весна повернула на лето. Териза и Джерадин выехали из Орисона, направляясь к леску в холмах, где их впервые атаковали каллат — где впервые появились всадники из ее снов в неверном обличье, как позднее в неверном месте, делая совсем не то, что во сне.
Поздние холода и снег, которые так мешали во время марша на Эсмерель, серьезно повредили фруктовым деревьям, цветам и ранним овощам в Демесне и провинции Тор; но здесь не было никаких признаков холода. Деревья щеголяли пышной зеленью, и шелковистая трава под ними пахла сладостно; в траве пробивались полевые цветы, словно нежные и неожиданно открывающиеся возможности. Мягкий ветерок дул так слабо, что лишь шевелил листву и сохранял прохладу, ему не хватало силы, чтобы нарушить очарование этого места.
Териза привела сюда Джерадина, потому что вновь захотела услышать мелодичное пение рогов. Ей предстояло принять решение, и она подумала, что нежная музыка, которая когда—то так поразила ее во сне, открыв ее сердце для Джерадина, короля Джойса и Морданта, поможет ей.
Тот сон был чем—то вроде странного предсказания, одновременно верного и обманчивого; оказавшегося ложным оба раза, когда сбывался, и тем не менее правдивого в некоторых деталях, словно каждый раз возникал новый кусочек правды.
И все—таки она хотела бы увидеть новый сон, изображение в зеркале, сделанном из чистого песка мечты. Ей нужно было какое—то направление, цель, что делать дальше.
Нужно было решить, оставаться ли ей здесь. Или вернуться к прошлой жизни.
Джерадин был задумчив, почти мрачен. Ей хотелось бы услышать, как он просит ее остаться; это тоже могло бы помочь. Но он решил уважать ее желания и не влиять на ее решение. О, он хотел, чтобы она осталась; Териза знала. Но, кроме того, он желал ей счастья. Он всегда был таким: внимательно прислушивался к ее требованиям или желаниям, инстинктивно позволял ей быть главной. И чем сильнее он становился, чем увереннее в себе, тем меньше требовал от нее.
Ее счастье было чем—то большим, чем просто ее просьба подчиниться ее желаниям.
К несчастью, решимость Джерадина позволить ей самой сделать выбор все только усложняла.
Деревья сами производили тихую музыку, но она не волновала душу Теризы так, как мощная зовущая мелодия рогов. Полевые цветы покачивали головками под легким ветерком, кивая ей, словно все понимали, но молчали. Она подумала о своей предыдущей жизни как о борьбе между преподобным Тэтчером и ее отцом — о борьбе, целью которой было помочь несчастным и отверженным в мире жадности и бесцельного существования, борьбе с теми, кто пользовался слабостью других в своих целях лишь оттого, что был богаче. И чем больше силы было у преподобного Тэтчера, тем больше ей хотелось помочь ему. Да, в ее прежнем мире многое можно было сделать.
С другой стороны, Мордант праздновал мир. И, судя по всему, на долгие времена.
Она любила Джерадина. И не хотела покидать его. Джерадин, помоги мне.
И хотя Териза знала, что он не захочет отвечать, она спросила:
— Что делать мне?
Он достиг той точки, когда просто невозможно было посмотреть ей в глаза. Глядя в сторону, в лес, словно искал место, откуда впервые появились каллат, — место, которое трудно было распознать в картине, полной листвы, травы и полевых цветов, — он пробормотал:
— По—моему, Дарсинт остается.
— Ну конечно, — ответила Териза с большей горечью, чем намеревалась. — Ему ведь некуда возвращаться. Ты можешь вернуть его в то изображение, где впервые нашел его, — на Питан, — но ты не сможешь вернуть его к соотечественникам. А в его скафандре иссякла энергия. Он не сможет защищаться.
У меня трудность совсем иного рода. Меня ты можешь отослать назад.
Джерадин мрачно кивнул.
Одиночество вдруг темным колодцем разверзлось перед ней, и глаза Теризы наполнились слезами. О, Джерадин, любовь моя, неужели ты не поможешь мне? Тихо, чтобы он не понял по голосу, что она чувствует, она спросила:
— Какой же у меня выбор? Он пожал плечами.
— Я могу воплотить тебя домой. Твой отец наверняка продал твое жилище. Ты можешь начать жизнь с начала.
— И почти мгновенно добавил: — Может быть, это не так уж плохо. Я смогу навещать тебя иногда. Ты сможешь навещать меня. Мы знаем, как это делать.
Его голос потонул в шорохе листвы.
— Или? — настаивала она.
— Или ты можешь остаться здесь. — Еще мгновение Джерадин отворачивался от Теризы, отказывался взглянуть на нее. Но потом, словно человек, который не может сдержаться, он обернулся. — Ты можешь остаться здесь и выйти за меня замуж.
Сквозь слезы Териза читала в его глазах смущение и отвагу, готовность к радости или боли; обеспокоенность, нежность и настойчивость. И когда он так посмотрел на нее, она снова услышала пение рогов.
***
Свадьбу они сыграли в разгар лета, в большом бальном зале Орисона — том пустом зале, о котором забыли на долгие годы, пока Мастера не приспособили его под склад во время марша в Эсмерель.
Словно жалея об упущенных в безрадостных трудах годах, король Джойс украсил бальный зал с невероятной пышностью: стены были увешаны флагами и гобеленами; толстые ковры устилали полы; огни в медных печках придавали воздуху золотистый оттенок; белое пламя в огромных очагах изгнало из камня застарелый холод; музыканты на балконах играли до тех пор, пока каждый уголок бального зала, казалось, не начал петь и веселиться.
Все это организовала леди Торрент. По—прежнему стеснительная — опасности и лишения, которые ей пришлось пережить, когда она спасала мать, ничуть не изменили ее, — она нашла в себе унаследованные от матери твердость и талант собрать людей и все необходимое в нужное время в нужном месте. Как и ее сестра Мисте, она быстро подружилась с Теризой, и они провели множество часов, обсуждая свадьбу, наперекор торопливости Джерадина, к его вящей радости и удовольствию.
Тем не менее, Териза была озадачена своим новым положением; она не знала, как относиться к тому, что король Джойс объявил ее наследницей престола. Ее таланты, заявил он, как раз те, в каких больше всего будет нуждаться Мордант после его смерти. Она прилюдно отказалась, утверждая, что желает, чтобы он жил всегда. Но втайне у нее появилась масса идей, как следует управлять Орисоном и Мордантом.
