У нее даже румянец прорезался на деревянных щеках, и дыхание, колебавшее прикрытую ладошками грудь, сделалось чаще.
— Я не женщина, а корабль, — заметила она. — Моим возлюбленным ты быть не можешь.
— Не могу? А разве я не поведу тебя по волнам, которые ни один человек еще не решался рассекать, разве мы вместе не увидим земли и берега, о которых издавна слагают легенды? Разве мы вместе не окажемся под небесами, где горят звезды, коим еще не даны имена? Разве мы вместе не сложим такую повесть о наших странствиях, чтобы весь остальной мир язык проглотил от благоговения и восторга? Ах, Проказница, говорю тебе: я непременно завоюю тебя. Говорю тебе это и ничего не боюсь!
Она смотрела то на Кеннита, то на Уинтроу. Смущение необычайно красило ее, а паче того хорошела она от слов капитана.
— Что бы ты ни говорил, а место Уинтроу рядом со мной ты не займешь, — выговорила она наконец. — Мы с ним семья.
— А я и не собираюсь занимать его место, — с теплотой в голосе сказал ей Кеннит. — Мне оно ни к чему. Если при нем тебе безопаснее — да пусть остается с нами хоть навсегда! — И вновь он ей улыбнулся, улыбка была озорная, даже хищная и вместе с тем мудрая: — С кем, с кем, а со мной тебе, госпожа моя, о безопасном существовании останется только мечтать! — Он скрестил руки на груди, и — нога не нога, костыль не костыль! — умудрился предстать великолепно лихим: — Я-то тебе в младшие братишки ни в коем случае не набиваюсь!
Как ни увлекся он ухаживанием за Проказницей, несчастная нога дала о себе знать. Жестоко и в самый неподходящий момент. Он ахнул от боли, и улыбка погасла, сменившись гримасой страдания. Он поник, шатнулся — и тотчас рядом с ним возник Соркор.
— Да ты же ранен! Тебе больно! — воскликнула Проказница, прежде чем успел подать голос кто-либо другой. — Ступай, пожалуйста, отдохни!
— Боюсь, в самом деле придется, — согласился Кеннит настолько смиренно, что Уинтроу понял: забота Проказницы более чем пришлась ему по душе. Мальчик задался даже вопросом, был ли приступ боли таким уж неожиданным. И так ли некстати произошел… А Кеннит продолжал: — Итак, госпожа моя, сейчас я вынужден оставить тебя… Но я еще загляну… если ты мне позволишь. Ты позволишь мне? Как только я почувствую себя чуточку лучше?
— Конечно. Обязательно заходи, — и она убрала руки от груди. А потом… протянула одну руку ему. Как бы приглашая соприкоснуться ладонями…
Пират сумел отвесить ей еще один глубокий поклон, но не сделал попытки прикоснуться к руке.
— До встречи, дорогая моя, — сказал он ей, и в голосе прозвучала приязнь. Он отвернулся и совсем другим голосом, тихо, хрипло позвал: — Соркор… Мне, кажется, опять нужна твоя помощь…
Богатырь легко подхватил своего капитана и отправился с ним на корму, а Уинтроу успел перехватить взгляд, которым наградила корабль женщина. Приятным этот взгляд никак нельзя было назвать.
— Соркор! — неожиданно властно окликнула Проказница, заставив всех вздрогнуть и обернуться. — Поосторожнее с ним, Соркор! И вот что: когда уложишь его, не забудь прислать сюда несколько стрелков с луками. Пусть они хоть напугают этих тварей, если ничего больше не получится!
— Капитан?… — спросил Соркор.
Кеннит тяжело обвисал у него на плече. По его лицу стекал пот, но капитан улыбался.
— Обязательно исполни желание дамы… Живой корабль… мой наконец. Поухаживай за ней вместо меня, парень, пока я сам не смогу заняться ее обольщением… — И со вздохом, очень напоминавшим предсмертный, он совершенно обмяк на руках у старпома. Соркор живо поднял его на руки и понес в бывшую каюту Кайла Хэвена, а Уинтроу все пытался истолковать про себя странную улыбку, так и оставшуюся у Кеннита на устах.
Женщина шла позади, ни на миг не отрывая глаз от лица капитана…
Уинтроу повернулся и медленно подошел к форштевню, туда, где только что стоял Кеннит. И отметил про себя, что никто не сделал ни движения, чтобы ему помешать. Он был совершенно свободен в своем перемещении по кораблю — в точности как когда-то.
— Проказница, — окликнул он негромко.
Она все смотрела вслед Кенниту… Очнувшись от задумчивости, она подняла глаза на Уинтроу. Глаза были по-прежнему круглыми от изумленного недоумения. И в них горели искорки.
Она протянула руку, и он, перегнувшись через фальшборт, вложил руку в ее ладонь. Слова были навряд ли нужны, и все-таки он выговорил вслух:
— Смотри… будь с ним осторожна…
— Верно, человек он опасный, — согласилась она. — Кеннит…
Ее губы произнесли имя капитана, точно обласкав его.
Он открыл глаза в хорошо убранной каюте. Даже рисунок дерева на стенных панелях был тщательно подобран. Светильники были бронзовые: стоит их лишь заново отполировать — и они засияют. Для карт была устроена особая стойка, и пухлые свитки покоились в ней, как несушки на гнездах. Воистину куры, несущие золотые яйца! Целая сокровищница сведений — фамильное собрание карт торговой семьи из Удачного!.. Да и кроме карт всяких маленьких приятностей в каюте было хоть отбавляй. Взять хоть умывальник с фарфоровой чашей и кувшином — явно парными. По стенам висели картины, надежно укрепленные против качки. Толстые стеклянные иллюминаторы закрывались тщательно сработанными резными деревянными ставнями. Все элегантно, со вкусом… Увы, недавно здесь произошел вполне понятный разгром, и повсюду валялись вещи, принадлежавшие прежнему капитану, но Этта уже сновала туда и сюда, восстанавливая порядок.
В воздухе чувствовался запах дешевых курений, так и не сумевший превозмочь всепроникающую вонь работоргового корабля. Тем не менее было понятно, что невольничьим судном Проказница недолго успела пробыть: грязь вполне можно было отскрести, а смрад — вывести. И вновь станет она опрятным и радостным кораблем… А каюта эта воистину была настоящей каютой для настоящего капитана!
Он огляделся. Он лежал совсем раздетый, лишь ноги прикрывала простынка. Он спросил Этту:
— А где наш мальчишка-капитан?
Она обернулась за звук его голоса и сразу бросилась к его постели.
— Мальчик пошел осмотреть голову и ребра своего отца. Он сказал, это не займет много времени. Он попросил убрать хлам из твоей каюты, прежде чем попробует тебя полечить… — Этта посмотрела на Кеннита и покачала головой: — Как ты можешь доверять ему, не понимаю! Он же знает: пока ты жив — ему этим кораблем не владеть. И еще я не возьму в толк, с какой стати ты доверяешь сопливому мальчишке то, о чем и подумать не позволял троим искусным лекарям в Бычьем устье…
— Потому, — ответил он негромко, — что он — часть дара Госпожи Удачи. Той самой Госпожи Удачи, что с такой легкостью отдала мне в руки этот корабль. Неужели ты не видишь, что это — тот самый корабль, что был мне предназначен? Мальчик, скажем так, входит в оплату…
Едва ли не впервые ему почти захотелось, чтобы она поняла. Но никто не должен был знать, какие слова произнес талисман, когда они с мальчиком так глубоко заглянули друг другу в глаза. Никто не должен был знать о связи, возникшей между ними в мгновение ока, о связи, которая дразнила любопытство Кеннита… и пугала его. И он сказал еще, ограждая себя от дальнейших вопросов:
— Мы уже подняли якорь?
— Соркор ведет нас в Бычье устье. Кори стоит у руля, Брик командует на палубе. Мы следуем за «Мариеттой».
— Ясно. — И Кеннит улыбнулся своим мыслям. — Ну и как тебе нравится мой живой корабль?
Этта тоже улыбнулась — горько и сладко одновременно.
— Она красавица. И я уже ревную. — Этта сложила на груди руки и посмотрела на него искоса. — Не думаю, что мы с ней скоро подружимся. Она слишком странное существо — и не женщина, и не дерево, и не корабль! Я не в очень большом восторге от тех блистательных речей, которыми ты так щедро осыпал ее. И мальчишка, Уинтроу, мне не слишком то по душе…
— А мне, как и всегда, нет особого дела до того, что там тебе нравится или не нравится, — нетерпеливо перебил Кеннит. — Но что я мог ей предложить, кроме слов, чтобы завоевать ее? Она ведь не женщина в том же смысле, что ты! — Шлюха еще продолжала дуться, и он добавил со всей свирепостью: — Эх, не болела бы так нога! Сей же час бы на кровати-то тебя разложил — да и показал тебе, кто ты такая для меня есть…
Черный лед в ее глазах мгновенно сменился темным огнем.
— Вот бы так оно и случилось, — тихо сказала она. И необыкновенно возмутила его теплой улыбкой, которой вознаграждена была его грубость.
Кайл Хэвен лежал на ободранной койке Гентри и смотрел в потолок. То малое, что оставили после себя рывшиеся в пожитках рабы, валялось на полу. Уинтроу переступил через цепочку, вырезанную из дерева, и лишенный пары, брошенный кем-то носок. Все прочее, еще сутки назад принадлежавшее Гентри — его книги, одежда, инструмент для резьбы по дереву, — было отсюда унесено либо валялось изничтоженное. Кто тут больше потрудился — рабы, потрошившие каюты команды, или пираты с их гораздо лучше организованным сбором добычи?…
