плечом:
– Взводы выстроены кругами. Хреново для атаки, но в самый раз для телепортации. Вот и подумала – не в Содружество же ты их закидывать будешь, там экраны над материком. А внутри Союза дешевле и проще возить солдат на транспортёрах. Остаётся Земля.
Локшаа проводит рукой по волосам. Сказать ей? Нет, решает он, не стоит.
– Телепортация войска... – Хальдер недоверчиво качает головой. – Никто ещё не перебрасывал между мирами объекты такой массы. Опасно.
– Да не собираюсь я их никуда перебрасывать, – говорит он беспечно. – Просто отрабатывал строевые приёмы. Войско мне нужно здесь. А на Земле хватит той сотни, которая сейчас охраняет Парнис.
Хальдер забавно кривит губы: недоверие, ирония. Поводит рукой, опасно наклонив бокал. Кровавая влага колышется у самой кромки.
– Да, твои молодцы нам могут пригодиться, – говорит она. – Как на пороховой бочке сидим. На подпиленном суку. Повсюду запускаем шпионов, доверия друг другу ни на грош. Подозреваем всех и вся... Ох, как же надоело.
Подаётся вперёд, заглядывает в глаза Локшаа.
– У тебя ведь есть шпионы на моей Пустоши? А?
Лукаво улыбается.
– Нет, конечно, – отвечает Локшаа. – Ни единого. Смерть милосердная, мы ведь союзники, Хальдер! Как можно?!
У него действительно нет ни одного шпиона на Пустоши – только трое в Горной Обители, пятеро на островах Ледяного моря и по двое в Серебряных, Медных и Стальных землях. Совсем немного. Они ведь союзники.
– Какой ты честный! – она восторженно качает головой, и на миг ему чудится хищный зубастый клюв на месте женского лица. – Смотри, не увлекайся, Локшаа. Честность – дурная привычка. Неровен час, забудешься, да и признаешься своим эллинам. Вон он, мол, я: краду вашу пневму и переправляю её на Батим...
– Ничего я не краду, – перебивает он. – Всё по стандартной схеме. И да, я собираюсь открыть им правду. Но позже. Лет через пятьсот, когда они будут готовы.
– А сейчас, значит, не готовы? – Хальдер протягивает опустевший бокал. – Они получают блаженство, ты получаешь энергию. Что ещё нужно? Вот у меня от гэлтахов секретов нет.
Локшаа аккуратно наливает вино, стараясь не звякнуть глиняным горлышком амфоры о стекло.
«Надоедливая птица, – думает он с досадой. – Вечно пристаёт с глупостями. Тоже мне светский разговор».
– Блаженство! – говорит он саркастически. – В случае, если они узнают правду, пошлют это блаженство куда подальше. Они до нас тысячи лет жили нормально. Копались в земле, трахали коз и были вполне счастливы. Наши алтари для них – просто дополнительный источник наслаждения. Коротенького, в четверть часа длиной. Если выяснится, что взамен за мелкое удовольствие я отбираю у людей жизненные силы для своих нужд... Эллины умны. Они смекнут, что кто-то занял место Аполлона. И бросят ходить к алтарям. Мы останемся без энергии. А дальше уже и до бунта недалеко. Что я смогу сделать, если не будет пневмы? Даже маскировку лаборатории не удержу. В итоге на Парнис ворвётся толпа повстанцев и будет бегать по залам, круша оборудование. А я буду спешно протаскивать на Землю гвардейцев с Батима. Весело выйдет, ничего не скажешь.
– Начнутся бунты – прими меры, – пожимает плечами Хальдер. – Я своих жгла. И ты жги.
– А что потом? Сгонять их в храмы насильно? Подавлять новые восстания? Оцепить лабораторию гвардейцами, поставить у алтарей круглосуточную охрану? А где взять энергию для жезлов, для защитных полей, для машин? Треть человечков поляжет в ходе бунтов, другая треть уйдёт в горы, останутся старики и детишки. Их пневмы не хватит даже на то, чтобы снабжать энергией лабораторный комплекс. Нет, воевать с теми, кто тебя кормит – это бред. Всё равно что воевать с коровами, которых собираешься доить.
– В открытую действовать всегда проще, – улыбается Хальдер. – У меня вот всё честно: я – богиня, люди – мои верные друзья и подданные. В городах открыты школы. Кто поумней – понемногу обучается азам техники... А врагов у меня нет. Они все мертвы.
Локшаа хрустит пальцами, подавляя раздражение.
– В сотый раз говорю: не сравнивай своих дикарей и моих эллинов. Когда ты им открылась, против тебя была только кучка друидов. Разумеется, они с восторгом приняли твои технические подачки. А против меня, в случае чего, поднимется весь народ. С тысячелетней культурой и религией, в которой нет места самозванцам. И я не готов сейчас строить для них школы! Зачем?!
Хальдер лениво откидывает волосы с плеча, обнажая маленькое ухо и сливочно-белую шею. Смотрит, чуть склонив голову и улыбаясь. Крылья за спиной зыбко колышутся в полумраке.
– Ты просто перестраховщик, – говорит она. – И не умеешь создавать огненный вихрь.
– Мне не нужен огненный вихрь, – фыркает он. – Я откроюсь людям, только когда действительно стану им необходим. Когда Эллада будет покрыта бетоном и сталью, когда над ней полетят вертолёты на магической тяге, когда в каждом доме будет сервобот... Вот тогда они смогут узнать, откуда на самом деле берётся их комфорт и покой. И хрен кто-нибудь пикнет. А если кто и пикнет – разряд ему в башку, прицельно. И разумное большинство сможет дальше наслаждаться благами цивилизации. Это не перестраховка, понимаешь? Это планирование и забота о ресурсах.
Ему немного неловко от своей длинной выспренней тирады. Смерть и кровь, почему он вечно должен оправдываться за принятые решения? Сперва Кадмил с его расспросами, теперь ещё и эта. Тоже мне боевой товарищ. Союзница.
– А пока высасываешь из них соки, – кивает Хальдер. – Всю пневму, небось, пересылаешь на Батим?
– Пять процентов идёт на нужды Парниса, – нехотя признаётся он. – Ещё столько же беру себе, чтобы работать. Чуть-чуть Кадмилу... И всё остальное – сюда. Один залп этого батальона, – кивает в сторону мониторов, – стоит целого дня сбора пневмы в Афинах. У тебя-то нет таких трудностей, а? Потому и беспечна, что не приходится содержать армию.
– Да-да, мы все ценим твои жертвы... И регулярно платим взносы.
«Но не делитесь пневмой, – думает Локшаа. – Никто не делится своей пневмой. Никогда».
– А что за Кадмил? – Хальдер касается пальцами лба, вспоминая. – Это, кажется, твой сын?
– Нет у меня сыновей, – морщится Локшаа. – Просто один из эллинов, которого я усилил. Результат удачного эксперимента.
– Зачем он тебе? – Хальдер потягивается, серый плащ расходится на груди, под
