— Благодаря Вам, милорд, — с улыбкой до ушей, закатив глаза, проворковала прелестница и также как зашла, вышла.
— Что, съели? — я взглядом победителя посмотрел на застывшие лица вчерашних моих линчевателей.
— Мам, а можно я ей тоже в глаз дам? — спросил толстый паренек, с восхищением смотрящий на меня.
— Нет, — ответил за него отец и отвесил недорослю подзатыльник.
— Если бы ваша мать не говорила чепухи, то тебе не пришла бы эта глупая мысль, в голову.
— Хоть один нормальный мужик здесь оказался, — подумал я о нем. Но тут вошел Овор, ‘лыбясь’ во весь рот, увидел наш стол и пошутил:
— Всего пара синяков, а какой стол!
Когда я вышел на высокое крыльцо постоялого двора, Светило поднялось уже высоко и ласково согревало землю из которой густо поднималась сплошным зеленым ковром трава, расцвеченная необыкновенно красивыми полевыми цветами. Переполняемый бодростью и хорошим настроением я свистнул громко и залихватски. Из конюшни вынырнул Вихор и кинув ему серебряк, приказал:
— Выводи коней!
Во двор вошла группа людей в сопровождении вооруженных стражников и направилась в нашу сторону, среди них был красным маркером отмеченный субъект, которого я заприметил из-за его способности "Скрыта". Шли они по мою душу с намерением наезда, это было видно по ментальному сканированию. (Как это у меня получалось я не знал, но пользовался, как пользуются люди электрическим током не зная, что это такое.)
Среди них был и мой ходячий кошелек — Хряк-лошадник. Увидев меня, он заорал:
— Господин сержант, вон он, разбойник, который меня ограбил и угрожал убить. Держите его.
— Закрой пасть, — лениво сказал коренастый стражник, осмотрел меня, стоящего рядом мечтающего Овора и сплюнул в сторону. Для него мы были никто, и звать нас никак. Худой подросток и старый дед, который глупо улыбался.
— Значит так, тан, я сержант Уррам, начальник патруля дружины префекта этого округа Барона тан Шарду.
Наверное, он хотел произвести впечатление, обозначив свою принадлежность к дружине префекта.
— На вас поступила жалоба, что вы на территории округа совершили произвол. А проще сказать, ограбили добропорядочного торговца. Вон стоят свидетели вашего преступления.
Он показал рукой, на личности, стоявшие с наглыми ухмылками, среди них был и тот странный субъект, который ловко прятался.
— А вот пострадавший, — показал он на Хряка.
— Да, это я пострадавший, — громко подтвердил лошадник и оглянулся, что бы убедиться, все ли его видят.
Сержант просто посмотрел на Хряка и вновь сплюнул.
— Вам есть что сказать? — без малейшего интереса спросил он.
— Конечно! — радостно сказал я, и, гаркнул:
— Пшел вон! — Меня, майора, пришел нагибать какой-то сраный сержант!
Эти ухари, почему-то решили, что могут развести меня, как я развел Хряка.
Сержант остолбенел, вытаращив глаза. Оторопели и свидетели, своим криком я смел ухмылки с их лица.
— Пошел вон, дурак, — теперь тихо добавил я.
Десятник побагровел, силясь что-то сказать. Его, того, кто здесь был и царь и Бог, оскорбил какой-то мальчишка. Да что он о себе думает!
— Взять его, — рявкнул он выходя из себя. Опомнившиеся солдаты толпой бросились на меня, стоящего на крыльце.
Первого подбежавшего я пропустил мимо себя, немного сдвинувшись в сторону, и когда он оказался за спиной, не оборачиваясь, пнул его ногой в спину, добавив энергии. Теперь процессом подкачки энергии руководила Шиза. Получив ускорение, воин с громким воплем влетел в большой зал. Второго я встретил встречным ударом в грудь той же ногой.
Здесь результат удара был еще более впечатляющий. Дружинник оторвался от крыльца и словно снаряд, пущенный из катапульты, врезался в бегущих за ним солдат. Разметав их словно солому, он, с воплем, врезался в сержанта и вместе с ним полетел дальше, погребя под собой троицу свидетелей.
На ногах остался только стоявший в стороне открывший рот Хряк.
— Вот зачем тебе голова, Лошадник, если ты ею не умеешь пользоваться? — вспомнил я наш прежний разговор.
— Не губите, Барин, Буч попутал, — упал на колени Хряк.
— Ты заслуживаешь смерти, убогий, — с усмешкой сказал я.
— Простите! — орал он, подползая ко мне, стараясь обхватить мои ноги. — Я откуп дам, не убивайте.
— Да помню я, дети у тебя, — ответил я. — Тащи 50 золотых и живи.
Эти деньги у него были. Пока он полз ко мне, Шиза уже успела прощупать его память. Наш с ней тандем мне начинал нравиться.
— Я мигом, ваша милость, — сорвался с места прощелыга и, поднимая пыль как БТР по бездорожью, ‘ломанулся’ куда-то в сторону.
За спиной у меня чьи-то вопли, передо мной шевелящаяся куча мала.
Первыми стали приходить в себя свидетели. Так в жизни всегда бывает — ‘сволочи’ более живучи. Выбравшись на карачках из-под солдат, они дали деру.
— А ты, в самом деле, дурак. Надо же, нехейца хотел арестовать, — сказал Овор. Он уже подошел к лежащему сержанту и не церемонясь поднял того за шиворот.
— Кого? — приходя в себя, переспросил сержант.
— Тан — нехеец. — сказал Овор. — А тебе предстоит дуэль, служивый. Приходи в себя быстрее. Нам уезжать надо.
— Прошу у его милости прощения, — захрипел сержант. — 20 монет золотом отступных даю.
— Принимаешь? — спросил меня Овор.
— Принимаю, — усмехнулся я. — Жду пять рид.
— Слышал, что тан сказал? — посмотрел на десятника Овор. — Давай, шевелись.
Совершив ‘блицкриг’ над бандой незадачливых вымогателей, которые оказались еще, к тому же, местными правоохранителями, я сделал вывод, что история развития цивилизаций имеет сходство даже в мелочах. Вон лежат ‘оборотни в погонах’, и, глядя на них, я полагал, что с их начальством мне еще предстоит встретиться.
Надо отдать должное выдержки моего дядьки. Он не задал ни одного вопроса. Ни по поводу полета ‘шмелей’ в доспехах, ни по поводу великолепных лигирийских рысаков, которых привел нам на поводу Вихор.
Он только спросил:
— Мой какой?
— Тот, который не мой, — ответил ему я и подал Овору яблоко. Сам подошел к своему коню Вулкану, которого так назвал из-за горячего нрава, дал ему яблоко и прижался к гриве лицом, обняв того за шею руками. Конь принял мою ласку и тихо заржал, выражая свое удовольствие.
Сбитые солдаты потихоньку поднимались и уходили по одному в свою караулку, опасливо оглядываясь на нас с Овором. Остался лежать только тот самый шмель.
Скоро в клубах пыли появился Хряк с выражением огромного горя на лице и большим кошелем в руках.
— Вот ваша милость, — через силу сказал лошадник, становясь на колени и протягивая мне деньги. — Это откуп, прошу прощения, — произнес он ритуальную фразу.
