Они у меня навек запомнят, как своих травить и что за это бывает!
Вот!
Колин.
С утра было не лучше, чем ночью. Все болело, голова кружилась, есть хотелось — зверски, так что меня напоили горячим бульоном и скормили мелко нарезанного мяса. А потом Шакр рассказал, что ночью Крашри хотел перерезать веревки — зайка не дала, подняла тревогу. Голову оторвать мерзавцу–капитану мало.
Интересно, кто научил мою зайчишку?
Хотелось бы мне такого умельца в свой замок! Ладно, когда все закончится и мой замок станет опять моим — я озабочусь поисками хозяина Зайки. Не может же эта лапочка быть бесхозной…
И пусть поработает на меня.
Но это потом. А заюшка — моя. Никому не отдам, такой зверек самому нужен.
Пальцы зарылись в густой заячий мех. Надо выжить и продержаться кое–какое время.
Под руководством Шакра споро сооружались носилки, меня на плаще перегружали на них, рядом запрыгнула зайка, а я все размышлял.
Время — мое все. Быстрее бы вернулся Филипп. Зная дядю, он что‑нибудь придумает. Например, подаст ходатайство королю, мы с ним уже обговаривали такой вариант.
Если я могу постоять за себя на турнире и умею читать, считать, писать, готов принести королю присягу и поставлять определенное количество людей на войну, я могу подать прошение — и мне разрешать пораньше распоряжаться своими землями.
Но!
Если мой опекун ворует, или пытается меня устранить, или совершил преступление против короны… и я могу это доказать.
А могу ли я?
У нас есть Крашри, но толку от него немного. Против высокородного его свидетельство много не стоит, вот если бы еще кого из солдат, но эти сбежали… Да и солдаты много не дадут. Значит, придется ехать дальше, рисковать своей жизнью и надеяться на лучшее…
Очень хочется выжить.
Зая.
Тюх — трюх, тюх — трюх, тра–та–тюх — тра–та–трюх…
Это я не издеваюсь, я ритм скачки отсчитываю. А мы едем, едем и едем по дороге. Уже все утро едем. Мы с Колином, остальные идут, пару оставшихся лошадей ведут в поводу, нагрузив на них все сумки отряда. Даже Крашри идет сам, правда, Шакр пообещал, что если он хоть рукой дернет, хоть пукнет подозрительно — он ему тут же кинжал в… загонит. Интересно — где на человеке такое место '…'? мне травница про него не говорила.
Мы собираемся остановиться в ближайшем трактире, передохнуть, расспросить, где замок местного лойрио и прикупить всякого разного. Тех же припасов. Лично мне Колин обещал здоровущий пучок морковки. Или яблоки.
Да ко мне и остальные из его отряда стали хорошо относиться. Подкармливают, гладят, видимо, решили что я — полезный заяц. Я и не против. Полезный и умный…
А это что такое?
Я прислушалась. Дело в том, что если отряд движется в одном ритме, спокойно и размеренно, то и издаваемые им звуки сливаются в единую песню. И чужая нота в ней сразу слышна, хотя и не всем. Да, я заяц. И оборотень. Вот и надо пользоваться.
Я заерзала на сиденье, постаралась повернуться назад, откуда доносился стук копыт, и побарабанила лапками по луке седла.
Попыталась.
Шакр тут же вскинул руку, заставляя отряд остановиться.
— Что? — спросил кто‑то.
— Зая беспокоится.
Вояки и не подумали ругаться. Шакр кивнул одному из парней, тот улегся, прижался ухом к дороге:
— Скачет кто‑то. Одна лошадь.
— Какая у меня умная зайка, — Колин погладил меня между ушек.
— А вас бы, лойрио, укрыть где.
— Мне сейчас с носилок не слезть. Можешь лошадь в канаву загнать — все лучше будет.
Судя по лицу Шакра — он бы и загнал, но не решался, ибо — раненый. А всадник тем временем вылетел из‑за поворота, увидел наш отряд, увидел личный стяг Колина, который полагалось нести одному из парней — и тут же остановил коня. Спрыгнул с него, бросил поводья, достал лук и бросил на дорогу. Потом поступил так же с мечом и кинжалом. Колин смотрел скептически. Потом кивнул одному из парней.
— Варт…
— я безоружен! — крикнул парень. — Мне надо поговорить с лойрио. Хотите — свяжите.
И вытянул руки перед собой, доверяясь во всем. Странно…
— Это один из мерзавцев, — бросил Шакр.
Колин кивнул, словно соглашаясь. Мерзавцев? Тех, кто сбежал? Крашри смотрел волком и веяло от него такой злобой… точно — один из них.
— Можешь связать и привести?
— Могу. Хотите сами допросить?
Колин кивнул. Мне тоже было любопытно. Какие же сложности встречаются в человеческой стае!
К лойрио парня подвели после того, как обыскали, ощупали со всех сторон, охлопали и на всякий случай таки связали руки за спиной. Мало ли что…
Хотя мужчина отнесся к этому спокойно, даже с охотой. Смотрел серьезно.
Было ему лет двадцать с небольшим. Невысокий, крепенький, как гриб–боровичок, а еще сходство усиливалось шапкой каштановых волос и коричневой одеждой.
— Как тебя зовут?
Парень потаращился на меня, на руках у Колина, как на невиданное диво, но спрашивать не стал. А вместо этого заговорил.
— Меня зовут Вадан Тарп, я из отряда капитана Крашри…
Теперь и я его вспомнила. Просто он обычно держался в тени, вперед не лез, да и люди вначале для меня были все на одно лицо.
Колин молча слушал, а Вадан говорил. Про то, что Колина в замке уже прорву лет не видели, а жить‑то надо, ну, он и нанялся лучником. А почему нет, если место хорошее и хлебное?
Присягу лойрио не давал, тут не поспоришь. Точнее… не имел Рыло права ее принимать, так что хоть он и отчим, а присягал Вадан лойрио Торвальд–холла, то есть Колину.
Куда принимали…
Чего требовали?
Да ничего, служба она везде одинаковая, а он, почитая, с пятнадцати лет в лучниках, то там, то здесь, привык, прижился. В Торвальд–холле ему платили неплохо, а к тому же приглянулась Вадану симпатичная служаночка Элси. А что, девочка неглупая, хорошенькая, округлостями и приданным не обижена — и чего еще надо? Почти любовь…
А тут такое предложение! И главное — удрать было нельзя. После того, как нескольких попытавшихся убили, Вадан стал осторожнее и побоялся, что было, то было. Но оружия не поднимал на людей лойрио, нет. На дороге был, но никого и пальцем не тронул. Не помог?
Тут виноват. Но побоялся. Не трус, но уж не взыщите, выбирать надо ту сторону, о которой хоть что‑то знаешь, а не просто так наугад! А когда отряд Крашри разбили, Вадан прикинул хвост к носу…
Если он сейчас сбежит — станет вне закона, и повесят его, как бродячую собаку, на первой же веревке, как только кто‑то проболтается. А что проболтаются, Вадан и не сомневался.
