Ознакомительная версия.
Одним словом, я была рада избавиться от его общества. И его избавить от своего. Я не стала надевать новых платьев, облачилась в то, что госпожа Риллент выдала мне в прошлый раз, и направилась в библиотеку.
В библиотеке никого не было и царил полумрак. Я отдернула шторы. По счастью, было еще довольно светло, а стекла здесь были не цветные. Разберусь как-нибудь. Как сейчас помню, я хотела взять «Историю Эрда-и-Карнионы». Припомнив, где стояли тома, я влезла на скамеечку и вытащила фолиант. Ага, вот и она. Я раскрыла наугад.
«Существовал тогда также один из служителей царя Ирода, некий Симон, человек красивый, огромного роста и крайне сильный, пользовавшийся доверием царя. Основываясь на беспорядочном состоянии дел, этот человек осмелился возложить на себя царский венец. Собрав толпу приверженцев, которые в своем безумии провозгласили его царем, и считая себя вполне достойным этого высокого сана, Симон разграбил и сжег царский дворец в Иерихоне. Равным образом он предал пожару целый ряд других дворцов в стране, причем предоставил толпе своих приверженцев грабить их сколько угодно. Он, наверное, совершил бы еще более значительные беззакония, если бы против него не были приняты меры:
Грат присоединил царские войска к римским, и во главе этой рати выступил против Симона. Когда затем произошла продолжительная и ожесточенная битва, большинство приверженцев Симона, представлявших из себя беспорядочную толпу, сражавшуюся скорее храбро, чем умело, погибло, а сам Симон, искавший спасения в бегстве по узкому ущелью, попался в руки Грата и был им обезглавлен».
Иерихон? Римляне? Что-то не похоже, чтоб это имело отношение к Эрду-и-Карнионе. Это какой царь Ирод — тот, что в Писании? Не припомню в Евангелии ничего подобного. Я открыла титульный лист. Книга называлась «Иосиппон» и представляла собой свод сочинений некоего Иосифа Флавия. Она была издана той же Академией наук в Тримейне и одета в такой же переплет, что «История империи… «, поэтому я их и перепутала. Я машинально листнула страницу, заложенную пальцем, и пробежала несколько строчек.
«Таким образом, полная разнузданность овладела народом, так как у него не было своего царя, который мог бы доблестным правлением сдерживать народную массу, а прибывшие для успокоения возмутившихся иноземцы лишь подливали масла в огонь своим наглым отношением и своим корыстолюбием… Где только ни собиралась толпа недовольных, она тотчас выбирала себе царя, на общую погибель… „ Ладно. Эту книгу я тоже почитаю. Но после. Хотя угадать, чем дело кончилось, труда не составляет. Оно всегда кончается одинаково, что в Иерихоне, что в Эрденоне… Вернув „Иосиппон“ на место, я нашла первый том „Истории империи“. Сверху лежала еще одна небольшая книжка, точнее, рукописная тетрадь, переплетенная в кожу, — во время своего первого визита в библиотеку я ее не заметила. Снаружи ничего не было вытиснено, а внутри была странная надпись — «Хроника утерянных лет“. Листнув рукопись, я обнаружила, что там говорится об эрдах, карнионцах и древних временах.
«Хронику… « я тоже прихватила, надеясь за небольшим объемом вскорости ее одолеть.
Вернувшись, я принялась за чтение. Первым делом я ухватилась за «Историю… «. Всегда выбираю первой ту книгу, что потолще. Увы, она меня разочаровала. Глубокая древность не интересовала академиков. Повествование начиналось только с основания империи и торжества Креста. На страницах то и дело мелькали епископ Бильга, святой Бернард, канцлер Леодигизил и прочие знакомые личности, но, право же, Фризбю, когда был не слишком пьян, повествовал об их деяниях гораздо увлекательнее. Впрочем, возможно, в этом и состоит наука — в том, чтоб убить всякую увлекательность. О состоянии народов в те времена говорилось мало. И вообще о людях, кроме королей, канцлеров, князей церкви и святых. О Скьольдах я не нашла там ничего. О Тальви — тоже. Но меня другое огорчило. Господа ученые академики, судя по всему, до сих пор опасались, как бы чего не вышло, и прилагали всяческие усилия, дабы не оскорбить читателя описаниями варварской грубости. Во избежание. Хотя прошла уже тысяча лет. Я даже пожалела, что не взяла с собой книгу этого Иосифа, который, судя по прочитанному мною отрывку, обижал всех напропалую — и своих, и чужих, и царей, и повстанцев. Я отбросила творение тримейнских академиков. Пошли они к черту, я сладкого на ночь не ем. Равно как и в любое другое время.
С такими мыслями я принялась за «Хронику… „, открывавшуюся довольно странным для исторического сочинения эпиграфом из Блаженного Августина: „Совершенно ясно теперь одно — нет ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен — прошлого, настоящего и будущего. Некие три времени этих существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу“. Дальнейшее содержание привело меня в крайнее недоумение. Одно мне стало ясно — почему Тальви не читает романов и не держит их в своей библиотеке. По той же причине, что я не играю в карты. Зачем романы, когда автор книги по истории родной страны предлагает тебе такие вымыслы, по сравнению с которыми бледнеют все измышления досужих сочинителей! Автор, кстати, был анонимен. И его можно было понять. Даже в наше сравнительно милосердное время за то, что он нагородил, можно схлопотать пожизненное заключение в Свинцовой башне Тримейна, если не чего похуже, а книга, судя по некоторым деталям, сочинялась не меньше ста лет назад, а может, и побольше, когда костры Святых Трибуналов пылали на всех площадях. Даже такой сумасшедший, каким был создатель „Хроники… „, обеспокоился о том, что бы скрыть свою личность. Но могу сказать совершенно точно — он был южанин. Слишком с большим пренебрежением отзывался он об эрдах. «Грязный дикарь в вонючих шкурах ворвался в светлые чертоги Карнионы и принялся крушить своим топором хрупкие колонны и прекрасные фризы… « Правда, и к карнионцам он был не слишком милостив. «Замкнувшиеся в своих замках и монастырях, зачарованные игрой магии, науки и искусства, создававшей картину бесконечных возможностей, но никогда не приобретавшей форму существования, они были мало способны к сопротивлению. Безупречно владея оружием, карнионцы полностью забыли, что оно дано человеку не для одного лишь совершенствования в боевых приемах, которые превращались в бессмысленные ритуалы“. Эрды и карнионцы, замечал автор, настолько отличались друг от друга, что каждый народ отказывал другому в принадлежности к роду человеческому. Долгая история, однако. Правда, одно дело — читать красивые слова, а другое — видеть, как это обращается в мерзкий уличный мордобой. В целом же, продолжал рассказчик, приходится пожалеть именно эрдов, ибо именно они стали первой жертвой Долгой Зимы и дальнейших бедствий. («Я не буду, — добавлял хронист, — развивать мысли тех, кто утверждает, будто как раз они сии бедствия и вызвали“. ) «Еще до Долгой Зимы пространство от моря до Вала, названное областью Эрдского Права, было превращено в пустыню. Уничтожив карнионские города, которые считали гнездилищем вредоносной магии, эрды уже не могли грабить соседей, отгородившихся от них Валом. Вдобавок карнионцы сумели объединиться, эрды же оставались под властью многочисленных племенных вождей — ярлов и хавдингов. Земли под властью эрдов быстро истощались, в преданиях того времени то и дело упоминаются голод и недород. За угодья, пригодные для пахоты и скотоводства, велись непрерывные войны. Но ниети войны, ни межклановая вражда, ни человеческие жертвоприношения — все, что сокращало население, не могло избавить эрдов от голода. К тому же, в отличие от других варварских народов — да избавим их от лишних обвинений, эрды и без того достаточно совершили, — они никогда не практиковали преднамеренного детоубийства. Свирепые испытания, коим эрды подвергали своих детей, столь ужасавшие карнионцев, были призваны обеспечить тем наилучшую способность к выживанию. Таким образом, эрды, которые были наиболее сильными и выносливыми людьми, о каких приходилось слышать, были и наиболее уязвимыми. Когда разразились великие бедствия, им оставалось или перестать быть теми, кем они были раньше, или вымереть. В некоторой степени последнее можно сказать и о карнионцах“.
Ознакомительная версия.
