— Уважаю наглых, — сказал он, — ты еще сопляк, не знаешь, что мир совсем не таков, каким кажется.
— Ну да, — сказал я, — и ты не такой?
— И я, — согласился он.
— Мордой не вышел, — сказал я нагло. — Ты без доспехов… и меча? Хочешь на кулаках? Ты здоровый бык, но я здоровее!
Он захохотал.
— Люблю наглых. Сам такой, но ты вообще… Хочешь, возьму на службу?
Я изумился.
— С какой стати?
Он сказал торжествующе:
— Мне было предначертано править миром!
— Все пророчества ложь, — отрезал я. — Ты еще о конце света расскажи. Да и не было такого пророчества, думаю…
Он расхохотался..
— У меня в замке астролог. Он все прочел по звездам! А они никогда не врут.
— Астрологи?
— Звезды, дурень!
Я спросил ядовито:
— А сами астрологи?
— Мне соврать побоится, — объяснил он загадочно.
— Ну да, — согласился я, — если побоится, тогда угодное тебе напророчит.
Он поинтересовался:
— И ты?
— Любой интеллигент, — уточнил я.
Он нахмурился, услышав незнакомое слово.
— А ты кто?
— Я уж точно не интеллигент, — ответил я с достоинством. — Где ты видел интеллигента с мечом в крепкой длани?
Он ответил со смешком:
— Ты мне нравишься, наглец. Я беру тебя на службу.
Я взялся за дубину.
— Если победишь.
Он посмотрел с интересом на посох Тертуллиана.
— У тебя же меч в ножнах!
— Но ты же без меча? — сказал я с достоинством.
Он захохотал.
— Ну наглец…
Он пошел на меня, растопырив руки, даже не пытаясь уклониться от удара. Я с трепещущим сердцем, больно не нравится его уверенность, сказал люто:
— Получи!
Он безбоязненно смотрел на мой замах. Я с силой треснул его по голове. Он ахнул, ноги подломились, рухнул на колени, а в глазах даже не страх, а дикое непонимание.
Услышал его болезненный шепот, переходящий в хрип:
— Но я же…
Я хотел сказать что-то красивое, надменное, возвышающее меня и принижающее его, однако ощутил, как губы затряслись, потом затрясло всего, и я заорал, почти не осознавая, что выкрикиваю:
— Ничтожество!.. Тварь болотная!.. На что употребил свое бессмертие?.. Если бы помогал бедным людям… хотя на хрен им помогать, я бы сам не стал… ага, если бы стал ученым алхимиком, раскрывал тайны природы… я бы сам тебя в жопу поцеловал!.. За вечную жизнь можно так продвинуться, все бозоны открыть… А что сделал ты?
Он прохрипел затравленно:
— Но я… а ты бы не так?
— Не так, — отрубил я.
Он попытался подняться, я торопливо спрыгнул на землю, арбогастр фыркнул и отступил, пятясь задом.
Я задержал дыхание и торопливо ударил снова, на этот раз увереннее и куда сильнее. Череп барона треснул, как глиняный горшок, долго простоявший на солнце.
Кровь из щелей ударила горячими фонтанчиками. Он завалился на бок, вытаращенные и уже мертвые глаза вперили взгляд в мое лицо, я отступил на шаг и без сил оперся на палицу, внутри нарастает жажда продолжать крушить, я же могу разнести весь замок, перебить там все, нет на свете невиновных, убивать, крушить, истязать, сажать на кол…
Я напряг тело, по нему идут горячие волны и бьют в мозг. Террос, пользуясь случаем, пытается выбраться из заточения и взять верх, мое «я» позорно отступает, слишком уж тоненькая и слабенькая человечность в двуногом, что стало царем природы именно за счет жестокости и бесчеловечности…
— Нет, — прохрипел я. — На место, тварь рычащая… Или я найду способ вообще убить тебя… Без остатка.
Из-под земли поднялись угольно-черные тени с размытыми очертаниями. Они показались похожими на клочья грязного тумана, но в них исчезает не только свет, но и, как мне показалось, даже материя.
Я даже не рассмотрел, сколько их там, они то сливаются в одну общую массу, то разделяются, а когда окружили тело барона Вимборна, у того из раскрытого рта неохотно начал подниматься черный дым.
Все происходило совершенно бесшумно, но я отчетливо услышал или ощутил их ликующий визг, совершено нечеловеческий. Черные лапы ухватили этот дымок, выдернули целиком из тела, будто нечто скользкое и отчаянно барахтающееся.
Я услышал отчаянный крик Вимборна, а тени, держа крепко его черную душу, стремительно ушли в землю.
Из меня дрожь постепенно уходила, как мне почудилось, тоже в землю, та принимает все и всех, а когда сзади на затылок упала горячая волна воздуха, я уже не подпрыгнул с диком криком паники, а сказал, не оборачиваясь:
— Зайчик, я тебя тоже люблю. Сейчас домой… подожди чуть, а то ноги трясутся, в седло не поднимусь.
В поместье Вимборна я задержался ненадолго, только для того, чтобы догнать тех орлов, что на рассвете галопом мчались мне навстречу из замка.
Они уже были в деревне, где, упиваясь безнаказанностью, вытаскивали из домов девушек и молодых женщин себе и хозяину на потеху, с удовольствием били всех встречных, это же какое наслаждение для подонков: бить и не получать сдачи!
Порубил почти всех, воины из них никакие, а двух рассвирепевшие крестьяне завалили сами, связали и попросили оставить им, таким сволочам простой казни мало.
— Верно, — согласился я. — Посадите их на колья, чтоб с недельку корчились!.. Им все равно смерть, а вам приятно. Да и других мерзавцев устрашит… хоть немного.
— Спасибо, господин!
— Принц Ричард Длинные Руки, — сказал я с достоинством. — Всегда стоит на защите демократии, что значит… ну, вас защищаю, морды! Замок можете взять на разграбление, а можете и сами там устроить коммуну.
— Спасибо, добрый лорд!
— Следите друг за другом, — сказал я, — чтобы никто не стал на место барона, больно это соблазнительное место…
Они прокричали:
— Спасибо, лорд!
По-моему, они так и не поняли, что я не просто рыцарь Ричард, а тот самый Ричард, здесь мое имя еще не прогремело, как жаль, я привстал на стременах, улыбнулся белозубо, пусть запомнят такого благородного красавца.
Они кричали, женщины поднимали на руках младенцев и показывали им меня, а я повернул арбогастра в сторону юга и сказал ему тихонько:
— Давай, Зайчик, но не сразу, не сразу…
Он дал, через несколько секунд все убыстряющейся скачки я увидел далеко позади снежный вихрь, что безуспешно пытается следовать за нами, размечтался…
Когда показались высокие стены Генгаузгуза, я снял плащ Каина и сунул в мешок, где он занял удивительно мало места, словно материальное давно выветрилось, а осталась некая субстанция зла, материализованная в самом Каине и всех его вещах.
Над воротами и на стенах блестят наконечники острых копий, шлемы и панцири наших солдат, еще больше их на башнях, откуда зорко наблюдают за всеми передвижениями, несмотря на то, что конные разъезды Норберта всякий раз привозят успокаивающие вести.
