– Мы не торопимся, Корни. Но если тебе нужно что-то сделать – валяй.
Корни посмотрел на нас, потом приблизился на несколько шагов к остаткам своей конюшни и вновь обвел нас взглядом. Ильмо посмотрел на него равнодушно. Одноглазый поднял левую переднюю ногу у своей лошади и проверил копыто. Корни нырнул в развалины конюшни.
– Ты как, Одноглазый? – спросил Ильмо.
– Иду за ним по пятам. На цыпочках.
– Не упускай его из виду, – ухмыльнулся Ильмо. – А ты, Костоправ, все записывай. Я хочу знать, кому он передаст весточку. И кому ее передадут дальше. Мы ему сказали такое, что разлетится по городу быстрее эха от хлопка в ладоши.
– Можешь считать Зуада покойником с той минуты, когда Ворон назвал его имя, – сказал я Одноглазому. – А может, еще с той минуты, когда он что-то сделал еще давным-давно.
Одноглазый хмыкнул и сбросил карту. Леденец сдал. Одноглазый выругался.
– Я не могу с ними играть, Костоправ. Они жульничают.
По улице галопом промчался Ильмо, остановил коня и спешился.
– Они уже окружают бордель. У тебя есть что-нибудь для меня, Одноглазый?
Список оказался до разочарования коротким. Я протянул его Ильмо. Он выругался, плюнул и снова выругался, потом поддал ногой доски, которые мы приспособили вместо карточного стола.
– Займитесь делом, бездельники!
Одноглазый едва не вспыхнул, но сдержался.
– Они не допускают ошибок, Ильмо, и прикрывают свои задницы. Корни слишком долго общался с нами, и ему не доверяют.
Ильмо закружил вокруг нас, топая сапогами и жарко дыша.
– Ладно. Запасной план номер один. Мы следим за Зуадом. Узнаем, куда они его спрячут, когда схватят. Потом отбиваем его в тот момент, когда он готов расколоться, приканчиваем всех собравшихся в том месте мятежников, потом начинаем охоту на тех, кто в списке.
– А ты, я вижу, решил извлечь из всей этой истории выгоду, – заметил я.
– Еще как решил. Как Ворон?
– Похоже, выкарабкается. С инфекцией я справился, и Одноглазый говорит, что он начал выздоравливать.
– Хм. Одноглазый, мне нужны имена мятежников. Много имен.
– Да, босс. – Одноглазый подобострастно отдал честь. Едва Ильмо отвернулся, рука Одноглазого изобразила непристойный жест.
– Сдвинь лучше доски, Пузо, – предложил я. – Тебе сдавать, Одноглазый.
Тот не ответил, не стал ругаться, досадовать или угрожать превратить меня в тритона. Он застыл, немой, как смерть, прикрыв глаза.
– Ильмо!
Ильмо встал перед Одноглазым и в упор посмотрел ему в глаза, потом щелкнул пальцами у него перед носом. Одноглазый не отреагировал.
– Что с ним, Костоправ?
– Думаю, в том борделе что-то происходит.
Не шелохнувшись, Одноглазый простоял минут десять. Потом его остекленевшие глаза закрылись, и он обмяк, словно мокрая тряпка.
– Что случилось? – рявкнул Ильмо.
– Дай ему хоть прийти в себя! – не выдержал я.
Одноглазый наконец заговорил:
– Мятежники захватили Зуада, но тот успел связаться с Хромым.
– И что?
– Этот хмырь едет ему на помощь.
Ильмо побледнел.
– Сюда? В Весло?
– Угу.
– Вот дерьмо!
Воистину дерьмо. Хромой слыл самым гнусным из всех Взятых.
– Думай быстрее, Ильмо. Он проследит цепочку событий и выйдет на нас… Корни здесь – лишнее звено.
– Одноглазый, отыщи старого пердуна. Блондин, Ступор, Лодырь. У меня для вас есть работенка.
Ильмо проинструктировал их. Лодырь ухмыльнулся и погладил свой кинжал. Кровожадная сволочь.
Я не в силах достоверно описать тревогу, вызванную словами Одноглазого. Мы знали Хромого только по рассказам, но эти рассказы неизменно оказывались мрачными. Мы испугались не на шутку. Покровительство Душелова не могло стать реальной защитой против другого Взятого.
Ильмо толкнул меня в бок:
– Он опять оцепенел.
И точно – Одноглазый застыл, но на сей раз вскоре рухнул и забился в судорогах с пеной у рта.
– Держите его! – приказал я. – Ильмо, дай мне свою дубинку.
На Одноглазого навалились шестеро. Хоть он и коротышка, но заставил их попыхтеть.
– Зачем тебе дубинка?
– Вставлю ему между зубами, чтобы не откусил язык.
Столь зловещих звуков, какие испускал Одноглазый, мне слышать не доводилось, а на полях сражений я наслушался их предостаточно. Раненые способны на такие звуки – поверить невозможно, что человеческое горло может их издавать.
Припадок длился лишь несколько секунд, и после очередного резкого рывка Одноглазый затих, не приходя в сознание.
– А что с ним сейчас, Костоправ?
– Не знаю. Может, выбился из сил?
– Дай ему его собственного супчика, – предложил кто-то. – Это ему не повредит.
Кто-то принес оловянную чашку, и я с трудом вылил ее содержимое в рот Одноглазого. Его глаза тут же распахнулись.
– Вы что, отравить меня собрались? Фу! Это что за гадость – кипяченая жижа из сточной канавы?
– Твой супчик.
– Так что случилось? – вмешался Ильмо.
Одноглазый сплюнул, схватил ближайший мех с вином, высосал добрую порцию, прополоскал рот и еще раз плюнул.
– Душелов случился, вот что. Уф! Теперь я сочувствую Гоблину.
Мое сердце стало пропускать каждый третий удар. В желудке неожиданно завелось гнездо шершней. Сперва Хромой, теперь Душелов.
– И что он от нас хочет? – спросил Ильмо. Он тоже нервничал – нетерпеливость не в его натуре.
– Он хотел выяснить, что тут стряслось, поскольку проведал, что Хромой весьма возбужден. Сперва он связался с Гоблином, но тот знал лишь, что мы поехали сюда, и тогда он забрался мне в башку.
– И изумился, сколько там пустого места. Теперь он знает все, что известно тебе, верно?
– Да. – Одноглазому эта идея явно пришлась не по душе.
– Ну? – произнес Ильмо, выждав несколько секунд.
– Что «ну»? – Одноглазый спрятал ухмылку, поднеся ко рту мех с вином.
– Проклятье! Что он сказал-то?
Одноглазый хихикнул.
– Сказал, что одобряет все наши действия. Только считает, мы себя повели неуклюже, как слон в посудной лавке. Поэтому нам будет оказана помощь.
– Какая именно? – Ильмо говорил таким тоном, словно знал, что ситуация вышла из-под контроля, только не мог понять, где именно.
– Он послал к нам кое-кого.
Ильмо расслабился. Я тоже – до тех пор, пока сам Душелов держится от нас подальше.
– И скоро этот кто-то будет здесь? – спросил я.
– Может, скорее, чем нам хотелось бы, – пробормотал Ильмо. – Оставь-ка вино, Одноглазый. Тебе все еще нужно следить за Зуадом.
Одноглазый что-то проворчал и погрузился в легкий транс – это означало, что он мысленно где-то шарит. Так он сидел довольно долго.
– Так что? – прорычал Ильмо, когда Одноглазый вышел из транса. Все это время он озирался, словно ждал, что перед ним прямо из воздуха появится Душелов.
