Александр Волков - Владигор. Князь-призрак

С той поры пытки в замке прекратились, и потому, сидя напротив князя за накрытым столом, Десняк спокойно смотрел в его глубокие синие глаза, где отчетливо светились три главных качества Владигора: мужество, ум и какая-то странная, непонятная Десняку печаль. К концу трапезы он уже не сомневался, что перед ним сидит истинный наследник Светозорова престола, но это ничуть не меняло существа задуманного Десняком дела.

Точнее, не им самим задуманного — старому вельможе вполне хватало и власти, и могущества, и подорожных сборов с купеческих караванов, и еще кое-каких не совсем легальных источников дохода, — а Циллой, смуглой чернобровой дивой, доставшейся Десняку при несколько необычных обстоятельствах.

Прибыла она с низовьев Чарыни в одной из ладей, принадлежавших некоему Урсулу, исправно выдавшему людям Десняка десятую часть своего товара: три дюжины тюков шерсти, двести кусков шелка, а вместо десяти золотых слитков предложил он тысячу круглых белых камешков, нанизанных на тонкую шелковую нить. Когда Ерыга, принимавший пошлину, брезгливо поморщился при виде этого «ледяного гороха», кругами разложенного на черном бархате, купец сделал знак рукой и «горох» унесли в глухую деревянную будку на корме.

Ерыга думал, что сейчас ему вынесут золотые слитки в бархатных мешочках, но вместо этого Урсул учтиво предложил ему пройти в будку вслед за слугами, унесшими «горох». Ерыга вздохнул, оглянулся на своих молодцев, привычно державших ладони на рукоятках мечей, и, тяжело ступая по шаткой скрипучей палубе, пошел к дверному проему, завешенному глухими складчатыми шторами. При его приближении шторы распахнулись, и, переступив порог, Ерыга очутился в маленькой горнице, разубранной коврами и освещенной пучками горящих лучин. От густого, пряного духа голова Ерыги слегка закружилась, а когда перед ним в дрожащем свете лучин возникла смуглая женская фигура, опричник решил, что его похотливые глаза сыграли с ним шутку. К тому же фигура была совершенно обнажена, если не считать одеждой узор из круглых камешков, искусно оплетавший темное лоно и выпуклые соски красавицы. Камешки светились глубоким звездным светом, как бы исходившим из темно-матовой девичьей плоти, почти сливавшейся с крупным волнистым узором на украшавших стены коврах.

Ерыга потряс головой, незаметно кольнул себя в бок шипом короткого и круглого, как еж, шестопера и, убедившись, что перед ним не мираж и не химера, нетерпеливо пошевелил в воздухе толстыми волосатыми пальцами. Но двое рослых молодцев, стоявших по углам каморки за спиной красавицы, даже не двинулись с места, а лишь переступили с ноги на ногу, согласно звякнув золотыми браслетами на щиколотках.

Ерыга повторил жест, а когда и это не подействовало, стянул с головы шапку и решительно рванул ворот бархатного кафтана. Стражи, однако, вместо того, чтобы почтительно скрыться за коврами и даже, быть может, задуть половину горящих лучин, выступили на два шага вперед и скрестили перед пляшущей дивой короткие копья с широкими плоскими наконечниками.

Опричник опешил и со злости так дернул воротник, что камзол распахнулся на полы и по доскам каморки крупной дробью застучали золотые пуговицы.

— Иди! Иди ко мне! — захрипел он, брызгая слюной и вытягивая перед собой растопыренную пятерню.

— Спешу! — на ломаном синегорском пропела красавица, срывая с вишневого соска горсть камешков и бросая их Ерыге.

— Гы! Гы!.. — заржал старый опричник и шагнул вперед, не обращая внимания на наконечники копий, нацеленные в его толстый, увитый золотыми цепями живот.

— Уо-хо-хо! — тонко взвизгнула красавица, обнажив второй сосок и осыпав Ерыгу градом круглых серебристых бусин.

Градины раскатились по половицам, и когда Ерыга взглянул вниз, ему показалось, что он висит вниз головой, а подошвы его сапог намертво прилипли к звездному небу. Он шагнул к танцовщице, но, наступив на созвездие Бегущих Псов, качнулся, поехал вперед и упал в ноги стражников, тут же копьями крест-накрест придавивших к полу его голову. Ерыга дернулся, захрипел, ухватился руками за широкие наконечники, но лишь разрезал ладони об их острые края.

— Соберешь с пола все до единого зернышка и покажешь своему хозяину! — услышал он над самым ухом повелительный шепот.

Вслед за этим послышался треск разрываемых нитей, и голову Ерыги вновь осыпал звездный град, обнаживший, как он понял, самое потаенное место ее трепетной плоти. Но узреть это вожделенное место ему так и не довелось. Вслед за затихающим треском бусин по половицам легко прошуршали удаляющиеся босые ступни, после чего рогатка на шее опричника ослабла и две сильные руки рывком поставили его на ноги.

Ерыга поднял голову и увидел перед собой Урсула.

— Зелен виноград, — ухмыльнулся купец. — Собирай, скотина!

— Да я тебя!.. — Ерыга взмахнул шестопером, но стражник, предупредив удар, ткнул древком копья в запястье опричника.

— Кто кого, — загадочно пробормотал Урсул, на лету подхватив выпавший из его руки шестопер. — Собирай, скотина!

— Ладно, твоя взяла! — прохрипел Ерыга, с ненавистью глядя в морщинистое жидкобородое личико.

— Моя! Моя! — радостно закивал Урсул. — Собирай, скотина!

Ерыга оглянулся и, увидев за спиной два выставленных копейных острия, опустился на колени и стал медленно подгребать к себе звездный бисер. Когда он закончил, Урсул предупредительно расправил перед ним устье кожаного мешочка, и Ерыга высыпал в его темное нутро две полных горсти сверкающих горошин.

— Умница! — пробормотал купец, когда опричник поднялся с колен. — А теперь отнеси это своему хозяину!

Он опустил мешочек в подставленную ладонь Ерыги, и опричник попятился к двери, высоко поднимая ноги, чтобы не зацепиться о порожек.

Десняк выслушал его сбивчивый рассказ, разворачивая в руках куски шелка и пристально рассматривая их. Вытканные на них узоры — райские птицы, переливчатые лепестки цветов, белые вершины гор и бирюзовые разливы озер — были хорошо известны Десняку по прежним приношениям, но его взгляд искал в переплетениях линий то, чего не мог заметить ни Ерыга, ни купец, выбравший из своих тюков лишь те куски, которые были помечены значком хана: золотой волчьей головкой на кроваво-красном фоне.

Значок как бы говорил Десняку: твой и мой народ одной крови, но если ваш предок родился от женщины и волка, то мой — от волчицы и мальчика, которому враги отрубили руки и ноги и бросили в болото умирать. Мальчик выжил и покрыл волчицу, и в положенный срок она ощенилась десятью богатырями, которые дали начало десяти родам. История этих родов была записана кисточкой и тушью на кусках шелка, хранившихся в одном из многих сундуков с редкостями, до которых Десняк был большой охотник.