– Да мы не торопимся, Кукурузник. Но ты давай. занимайся своими делами.
Кукурузник посмотрел на нас. Он сделал несколько шагов по направлению к тому, что осталось от его конюшни. Обернулся к нам. Элмо одарил его сочувствующим взглядом. Одноглазый подогнул левую переднюю ногу своей лошади, чтобы проверить копыто. Кукурузник нырнул в развалины.
– Одноглазый? – позвал Элмо.
– Он на заднем дворе, сматывается. Элмо усмехнулся.
– Поглядывайте за ним, Костоправ. Все подмечайте. Я хочу знать, кому он все рассказывает. Мы ему дали кое-какие сведения. Надо, чтобы они распространились здесь, как триппер.
– Зуад – мертвец с той самой минуты, как Ворон произнес его имя, рассказывал я Одноглазому. – А может, и с той минуты, когда этот полковник что-нибудь натворил еще раньше.
Одноглазый хрюкнул и снес карту. Леденец подобрал ее и открылся.
– Я не могу с ними играть, Костоправ. Они все нечестно делают, пожаловался Одноглазый. Элмо подлетел к нам на своей лошади, спешился.
– Они смотались из того публичного дома. У тебя есть что-нибудь для меня, Одноглазый?
Ничего существенного мы не узнали. Я рассказал об этом Элмо. Он ругнулся, сплюнул и опять начал ругаться. Ударом ноги Элмо разбросал доски, которые мы использовали в качестве карточного стола.
– Займитесь-ка своим делом. Одноглазый старался оставаться спокойным.
– Они не делают ошибок, Элмо. Они просто прикрывают свою задницу.
Кукурузник слишком долго общался с нами, чтобы можно было ему доверять. Элмо топал ногами и изрыгал пламя.
– Ладно. Запасной план номер один. Мы выслеживаем Зуада, выясняем, куда они его денут, когда сцапают. И забираем, когда они соберутся его пристукнуть. Потом очищаем от повстанцев округу и хватаем любого, кто сунет туда нос.
– Ты все еще упорно надеешься выиграть? – спросил я.
– Да, черт возьми. Как Ворон?
– Как будто выкарабкается. Заражения крови нет. И Одноглазый говорит, что Ворон уже выглядит получше.
– Э-э, Одноглазый! Мне нужны имена заговорщиков и повстанцев. Много имен.
– Да, сэр, обязательно, сэр, – Одноглазый преувеличенно учтиво отдал честь. Когда Элмо отвернулся, воинский салют превратился в непристойный жест.
– Собери-ка опять доски, Толстопузый, – попросил я. – Одноглазый, ты сдаешь.
Он не откликнулся. Он не стал ругаться, баловаться или угрожать превратить меня в тритона. Он просто стоял оцепенев с едва приоткрытыми глазами.
– Элмо! Элмо подскочил к Одноглазому и уставился на него с расстояния в шесть дюймов. Он щелкнул пальцами и у Одноглазого под носом. Одноглазый не реагировал.
– Как ты думаешь, Костоправ, что с ним?
– Что-то происходит в том публичном доме.
В течение десяти минут Одноглазый не пошевелил ни одним мускулом. Потом вдруг открыл глаза, оттаял и рухнул на землю, как мокрая тряпка.
– Что происходит? – воскликнул Элмо.
– Одну минуту, хорошо? – попросил я. Одноглазый пришел в себя.
– Повстанцы поймали Зуада, но он успел связаться с Хромым.
– И?
– Это чудовище идет ему на помощь. Лицо Элмо приобрело бледно-серый оттенок.
– Сюда, в Весло?
– Ну.
– А, черт.
Конечно, ведь Хромой был самым мерзким из Поверженных.
– Думай быстрее, Элмо. Он наверняка узнает о нашем участии в этом… А Кукурузник теперь – оборванная ниточка.
– Одноглазый, по-моему, ты нашел это старое дерьмо. Белесый, Тихий, Убогий, у меня для вас работа.
Он стал их инструктировать. Убогий мрачно улыбался и поглаживал свой кинжал. Кровожадный ублюдок.
Я не мог до конца уяснить всю тревожность новостей, выданных Одноглазым. Мы знали Хромого только по рассказам. Правда, все рассказы были довольно мрачные. Мы перепугались. Покровительство Ловца Душ не было достаточной защитой против еще одного из Поверженных. Элмо толкнул меня.
– Он опять.
Точно. Одноглазый замер. Но на этот раз ненадолго. Вдруг он опрокинулся на землю и начал биться будто в припадке. На губах выступила пена.
– Держите его! – приказал я. – Элмо, дай-ка мне вон ту палку.
Полдюжины мужчин навалились на Одноглазого. Хотя и был он довольно мал, но задал нам жару.
– Зачем? – спросил Элмо.
– Вставлю ему в рот, чтобы не прокусил язык. Одноглазый издавал звуки такие странные и непонятные, каких я еще никогда не слышал. А ведь раненые иногда издают такие звуки, о которых вы никогда бы не подумали, что их может издавать человек.
Припадок длился всего несколько секунд. После этой волны буйства Одноглазый впал в мирное забытье.
– Так, Костоправ. И что теперь?
– Не знаю. Может, он помешался?
– Дайте ему его собственного бульона, – предложил кто-то.
– Правильно, годится.
Появилась чашка. Мы влили ее содержимое Одноглазому в глотку. Его глаза приоткрылись.
– Что вы делаете? Пытаетесь меня отравить? Фу! Что это? Вареные помои?
– Твой бульон, – сказал я. Элмо дернулся.
– Что случилось?
Одноглазый сплюнул. Он схватил ближайшую флягу с вином, набрал полный рот, прополоскал горло, опять сплюнул.
– Ловец Душ случился, вот что. Да-а. Страдаю вместо Гоблина.
Сердце у меня начало срываться на каждом третьем ударе. В животе как будто роилась целая туча шмелей. Сначала Хромой, теперь Ловец Душ.
– И что этому привидению надо? – спросил Элмо. Он тоже нервничал, хотя это и было для него необычно.
– Он хотел узнать, какого хрена тут происходит. Ему рассказали, что Хромой вне себя. Сначала он связался с Гоблином. Гоблин знал только то, что мы пошли сюда. И тогда он забрался в мою голову.
– И был просто ошеломлен, увидев, как много в твоем черепе пустого места. Теперь ему известно все, о чем знаешь ты, да?
– Ну, – Одноглазому явно не понравилась эта мысль.
Элмо подождал несколько секунд.
– Ну?
– Что ну? – Одноглазый потянулся за флягой.
– Проклятье, что он сказал? Одноглазый довольно захихикал.
– Он одобрил то, что мы здесь сделали. Но ему кажется, что бык, идущий в колее, действует более хитро и утонченно, чем мы. Поэтому нам немного помогут.
– Каким образом?
У Элмо был такой вид, как будто он знал, что ситуация вышла из-под контроля, но не знал, где именно.
– Он пошлет кого-нибудь.
Элмо облегченно вздохнул. Я тоже. Можно жить спокойно, пока сам Ловец Душ от нас далеко.
– И когда? – вырвалось у меня.
– Может быть, скорее, чем нам хотелось бы, – пробормотал Элмо. Отложи вино, Одноглазый. Тебе надо следить за Зуадом.
Одноглазый заворчал. После этого он впал в полузабытье. Это означало, что он ведет наблюдение. И так он отсутствовал довольно долго.
