Альбина села на стул, а я — на кушетку.
— Ну, что нас беспокоит? — спросил Андрей Фёдорович.
— Поясница, — ответила я, прикладывая руку к очагу мучений. — В основном вот здесь, и отдаёт под колено и временами даже в стопу, по ходу нерва. Больно садиться и вставать, нагибаться почти невозможно. По лестнице тоже, естественно…
— Так, так, и давно мучаетесь?
— Примерно неделю… При движениях боль, а в состоянии покоя немножко ноет.
— Так, ноет… Головку нагнём. Больно в крестце?
— Да…
Доктор уложил меня на кушетку, попросил поднять ногу, потом велел повернуться на здоровый бок и стал постукивать по ягодице и бедру. Потом он заставил меня сделать ещё несколько движений лёжа, сидя и стоя, при этом всё время спрашивал, чувствую ли я боль.
— Физически перенапрягались в последнее время? Поднимали тяжести, замерзали?
Я подумала.
— Летом я много работала на даче. Бегала по всему участку с лейкой, в особенно жаркий день, бывало, по целой бочке вычерпывала. Литров двести.
— Леечка тяжёлая?
— Да вроде, казалось, не очень… Десять литров. У меня даже ничего не болело после этого. Ну, мышцы немножко… Но, строго говоря, я думаю, нагрузка на позвоночник была порядочная. Насчёт охлаждения — не знаю, не припомню. Может, и замерзала, но не заметила. Да, кстати, перед тем как у меня это началось, был небольшой насморк — так, лёгкая простуда, температура даже очень высоко не поднималась. Тридцать семь — тридцать семь и три… Не выше.
— Так, понятно… — Доктор помолчал, улыбнулся, спросил: — Что же вы с леечкой-то сами бегали? А мужчины что же, отлынивали?
Я вздохнула.
— Всё понятно, — проговорил доктор. — И всё-таки нельзя всё взваливать на хрупкие женские плечи, это не по-мужски, я считаю. Наверно, и лопаткой махали?
— Случалось, — вздохнула я опять. — Но я бы не сказала, что я так уж сильно напрягалась при этом. Грядок весной, слава Богу, не копала, но сорняки выкапывать приходилось в течение всего лета. Знаете, какие у нас в малине одуванчики вымахивали? Монстры! Стебель полуметровый, а корень — сантиметров сорок вглубь. Такие без лопаты не одолеть.
— Дача — это замечательно, — сказал доктор, прощупывая сильными пальцами мои позвонки. — Природа, свежий воздух… Только всего должно быть в меру, иначе это будет не радость, а горе. Что с вами, я полагаю, и случилось. А остеохондрозик у нас в анамнезе имеется?
— Имеется, — призналась я. — Шейного и грудного отдела. Хотя, кто его знает — может, уже и ниже спустился.
Альбина, до сих пор сидевшая молча, подала голос:
— Андрей Фёдорович, вы можете сказать, что с ней такое? Что это у неё — радикулит?
— Надеюсь, что нет, — улыбнулся доктор. — Вообще-то, если по-хорошему, то надо бы сделать снимочек пояснично-крестцового отдела, чтобы посмотреть, не случилось ли чего-то с дисками. Но это можно сделать и чуть позже, а сейчас попробуем облегчить боль. Настенька, проходите вон в ту комнату, раздевайтесь и ложитесь на стол.
За перегородкой было ещё одно небольшое помещение, в него из кабинета вёл проём с белой занавеской вместо двери.
— Насколько раздеваться? — Превозмогая боль, я встала с кушетки.
— До белья.
В маленьком помещении также было одно окно. Там стоял массажный стол, на стене были крючки для одежды, в углу — раковина с водопроводным краном, над ней — зеркало и полочка с какими-то флакончиками, рядом — полотенце на крючке. Я успела раздеться только до пояса, когда вошёл доктор Андрей Фёдорович.
— Не стесняемся, раздеваемся, — весело сказал он. — Бояться нечего, это только массаж.
— Мне трудно снимать джинсы, — призналась я. — При этом надо сгибаться, а это как раз очень больно.
— Давайте, я вам помогу.
Доктор очень любезно разул меня, после чего я расстегнула джинсы, а он помог мне их снять, так что мне почти не пришлось сгибаться в пояснице. Я забралась на стол и улеглась на живот, а доктор Андрей Фёдорович стал мыть руки. Вытерев их о полотенце и немного смазав каким-то кремом из флакончика на полочке, он подошёл ко мне, энергично потирая ладонью о ладонь. Потом его руки легли мне на поясницу, большие, сильные и горячие, как грелки. Сначала они просто поглаживали, потом начали разминать с нажимом, проходились и вдоль позвоночника, и с боков. Надо сказать, мял он меня довольно сильно, так что было даже немного больно позвонкам.
— Больновато, — заметила я.
— Так и должно быть, — ответил он, налегая на мою поясницу почти всем своим весом. — Вы не тревожьтесь, это естественная реакция тела на массаж.
Его руки мяли меня, как тесто, по мере работы становясь всё горячее. Я чувствовала, как будто из них в меня вливается тёплая живительная энергия, некая сила, распространяющаяся из поясницы и во все остальные части тела. А в пояснице сосредоточился какой-то тепловой очаг, в котором температура, как мне казалось, была на несколько градусов выше, чем во всём остальном теле. Тепло, покалывание, даже лёгкое жжение распространялись с позвоночника на мышцы спины, по нервам бежали энергетические импульсы, достигая даже головы — на затылок взбегали волны мурашек. Потом доктор стал гнуть меня, перевернув с живота на бок, а после на спину. Он выгибал меня винтом, стараясь пригнуть мое левое плечо к правому колену и наоборот.
— Ой, доктор, вы меня морским узлом завязать хотите? — испугалась я.
— Надо будет — завяжем, — пошутил Андрей Фёдорович.
Он трудился на совесть, мял меня так и этак, выгибал и заворачивал в такие позы, какие не снились даже йогам. Потом, вернув меня в исходное положение на животе, ещё немного погладил горячими ладонями мою поясницу, накрыл меня до плеч простынёй и сказал:
— Ну, всё, теперь полежите минут пять. Сразу вскакивать нельзя.
Я осталась лежать на столе. Меня сильно клонило в сон, я растекалась по столу, как кисель, а боли нигде не чувствовалось, только тепло и приятная истома. Доктор ушёл за перегородку, в кабинет, и они с Альбиной негромко разговаривали. Кое-что я расслышала.
— Ну, что, Аля? Потихоньку выбираемся из хандры? — спросил Андрей Фёдорович.
— Пытаюсь, — ответила Альбина.
— Получается?
— Ну, как сказать… Кажется, да.
— Кажется или да?
— Да.
— Ну, и прекрасно… Я рад. Что я вам говорил? Жизнь не кончена, она только начинается. Что волосы? Не растут пока?
Альбина вздохнула.
— Нет… Что я уже только ни перепробовала! Всё бесполезно. Наверно, это безнадёжно.
— Аля, ни в коем случае так не думайте. Ваш случай не безнадёжен, я в этом уверен.
— Но ничего не помогает, Андрей Фёдорович.
