Хильду и Арвинга это почти не волновало, как и многих в России, чья жизнь не связана с самолётами. Конечно, цены взлетели на многое. Правительство пыталось, или только так говорило, сдержать рост цен, но это не было заметно. Многие, кто жил не сильно в достатке, затянули пояса крепче — отказывать приходилось себе всё чаще и чаще.
Кристина совершенно спокойно шла с ними рядом, порой ударяя по сметённому в кучи пеплу ногами. Он разлетался и долго не мог осесть, движимый даже самым слабым ветром.
Арвинг, улыбаясь, косился на неё, но молчал. Хильда же посматривала на обоих и тоже краем рта осторожно улыбалась. Её опасения не подтвердились.
— Пойду Я, пожалуй, в магазин. Заказы будут? — Спросила она, имея целью лишь оставить пару под благовидным предлогом.
— Да у нас вроде есть всё.
— Уверен?
— Ну, может на кино вечернее что-нибудь пожевать.
— Я бы от мороженого не отказалась под кино-то.
— Да, хорошо.
— Кристин, ты с нами вечером?
— Можно, раз уж школу мы сегодня прогуляли — завтра из уроков вроде ничего нет из сегодняшнего, значит, у меня всё готово.
— Учись, как надо уроки делать — загодя. — Толкнула в плечо Хильда сына. — Ладно — гуляйте, увидимся вечером.
— Хорошо.
Хильда удалилась, оставив подростков одних на почти пустой аллее. Вокруг шумели лишь дворники, мётлами сгребая в разные кучи опавшие заранее листья и пепел.
— Она у тебя хитрая.
— Это да. Она такая. Вообще порой думаю, что она не отсюда — откуда-то с Луны. Непохожа на остальных мам.
— А сам-то? — Усмехнулась Кристина. — Я таких как ты тоже нигде не видела, кроме как в ужастиках.
— Ну да, что родилось, то родилось. Тебя как-то угнетает то, что я альбинос? Пугает? Не знаю… Настораживает?
— Да брось ты! Меня это наоборот бодрит — у меня самый уникальный парень в городе. А может и в стране.
— Ну, всё — буду гордиться.
— Гордись-гордись. — Кристина взяла его за руку. Арвинг смущённо чуть поджал губы и уставился на дорогу. Они прошли через всю аллею молча. Долго гуляли, но так и не сказали больше ни слова друг другу. Всякий раз, когда Кристина брала его за руку, он начинал стесняться и фразы у него получались несвязными, поэтому, после неудачных попыток, он решил молчать.
Два месяца спустя
— Всё молчишь?! — Удивился Фёдор. — Друже, я на тебя удивляюсь. Хотя дело твоё, но вот надоест ей молчать с тобой и всё — тю-тю.
— А я читал…
— Вафельная чушь это всё. В основном. Говори с ней, шути — пусть смеётся.
Фёдор уверенно вышагивал, помогая себе тростью, которую изрисовал маркерами, дабы придать ей уникальность. Он всё любил делать своим — чтобы только у него такое было. Он до сих пор находился в больнице, хотя его и хотели выписать на прошлой неделе, но что-то показалось врачам странным в анализах и его задержали до выяснения. Он воспринял это как личную обиду и всё свободное время проводил в больничном дворе, разрабатывая тело и, главное, ногу — по снегу самое то.
— Ну, может ты и прав.
— Я часто так делаю. — Улыбнулся он, тряхнув головой, чтобы убрать с глаз пряди отросших волос, стричь которые он напрочь отказывался. — Ох-ох. Как совсем на ногу встану, надо будет в какой-нибудь зал походить, тело в тонус вернуть. А то, как скелет, что были мышцы — и тех нет…
— Мы собираемся с матерью…
— Ну, собирайтесь. Я уж как-нибудь сам — а то вечно я при вас. Пока тут возлёживал на казённых матрасах, много чего подумал и много чего решил.
— Например?
— Без примеров пока что. Просто хочу чего-то стоить, что-то сделать сам. Надоело так жить. Ещё школу закончить как-то надо.
— Ты вроде от программы из-за нас с Кристиной не отставал. Семестры тебе засчитают по возвращении — всё уже договорено, главное, ты не подведи. С десяток контрольных напишешь, стихи порассказываешь, сочинения попишешь, и всё норм будет.
— Да знаю. Только ой, как лениво мне учить тонну стихов.
— Ну, может, ты в десятый класс второй раз пойти хочешь?
— Метко — не хочу. Ладно — прорвусь. — Усмехнулся он. — А чего там опять? — Кивнул он на некую демонстрацию, что шла мимо них в направлении к Невскому.
— Да это после войны протестные настроения против власти. Просят вернуть обратно солдат.
— Так всё ж уже.
— Всё-то всё, а всех, кто в запасе был, и кого вытащили по повестке, так там и держат. Говорят, только в начале лета смогут обратно вернуться, когда придёт новое пополнение, бла-бла-бла.
— Дурдом, конечно, но я не при делах.
— Ну да. Опасаюсь я, выльется этот дурдом во что-то. Народ не первый год закипает, а теперь ещё эта заваруха на Кавказе — третья же уже?
— Угу…
— Во, да и вообще — чем дальше, тем хуже.
— Флаги эти который год вижу. И их всё больше их становится.
— Это да. Сейчас уже встречаются на балконах, кто-то на дома вешает, на машины — штрафуют за использование экстремистской символики.
— Всё теперь экстремистское… Ладно, поживём — увидим, во что выльется.
* * *
Учебный год близился к завершению. И если Федька постоянно был занят сдачей всех хвостов, которые так или иначе скопились за время его отсутствия, то Арвинг и Кристина тем временем вполне спокойно завершали год. По-дружески всевозможно пытаясь помочь отстающему, однако тот решительно отказывался, упирая на то, что всё хочет сделать сам. Хотя, когда ему подавали уже готовые доклады или нужные книги, он лишь немного ворчал, но всё же принимал их.
Весна не сулила быть тёплой. Пепел так и наполнял воздух, и хотя большая часть уже осела, но всё ж не вся. Наверно, это и есть то похолодание, что обещали учёные. Зима была вполне обычной, но приход весны задержался почти на месяц и снег начал таять ближе к середине апреля. И вот начало мая, а всё ещё можно найти нерастаявшие сугробики в особо тенистых местах. В лесах так и вовсе ещё порядочный слой — отсюда нехарактерное поведение животного мира. Сельское хозяйство простаивает из-за невозможности начать сезон.
Повсеместно стоят автомагистрали из-за постоянно случающихся пробок на главных направлениях. Зато железнодорожный транспорт стал лидирующим по пользованию, что естественно повлекло увеличение стоимости услуг, а это привело к забастовкам, демонстрациям.
Последние проводились чуть ли не каждую неделю. Запрет на собрания уже мало кого волновал, у полиции попросту не хватало рук, чтобы усмирить всех. Ситуация накалялась.
До конца года случилось несколько масштабных выступлений, какие-то были организованные, несколько стихийных.
Следующий год также прошёл под напряжением. К сентябрю разрешили полёты самолётов. Но исключительно со специальными фильтрами на турбинах, которые были сделаны за полтора года простоя. Кризис авиаперевозок чуть пошёл на убыль, хотя вначале пришлось глобально снизить цены на транспортировки, а потом понемногу возвращаться к планкам прошлого.
