И им прислуживали те, кто не выдержал издевательств и избиений первых дней. Те, кто сдался.
Дайрут научился определять — кто из новичков пройдет испытания, в ком «есть сталь», а в ком — нет.
Он старался не измываться слишком сильно над слабыми, это было противно и неинтересно. Но когда понял, что из-за этого его считают слишком мягким, изменил тактику.
Он так и не начал участвовать в ночных избиениях, но нередко предлагал новичкам поединок. И жестоко бил тех, кто соглашался, или высмеивал отказавшихся — по его мнению, умные извлекали из этого урок, а глупым он все равно не мог помочь.
Дайрут осознал, что путь до отмщения будет нелегким и небыстрым.
Пока он был вне Орды, казалось, что вот он — хан Разужа, лишь протяни руку. Изнутри хан казался чуть ли не таким же далеким, как, например, Светлый Владыка.
За те полгода, которые Дайрут провел среди Рыжих Псов, тумен темника Вадыя трижды снимался с места и передвигался между вольных городов, подходя к стенам то одного, то другого.
Два раза обитатели городов никак не реагировали на пришельцев — сидели за стенами, ожидая осады. В третий раз вышел лично местный старейшина, пышно наряженный толстяк, и предложил заплатить откуп.
Дайрут видел — и в третий раз опасности для горожан не было.
Однако снова сработало правило, высказанное некогда отцом, что страх — это лучшее оружие.
Тумен разорял деревни, но не собирался уничтожать всех.
— Их дети вырастут, — рассуждал как-то раз напившийся араки Вадый, сидя около своего шатра так, что его могли слышать многие. — И мои тоже вырастут. И вот если я убью сейчас всех, то мои дети спросят у меня: «Отец, а в кого мы воткнем свои сабли? У кого заберем рожь и овец?» И что я отвечу им? Скажу: «Дети мои, втыкайте сабли друг в друг а, побирайтесь по миру»? Нет! Даже хан Разужа один город сотрет с лица земли, а два других только обдерет, ну а я не хан, мои предки — черной кости, так что я могу позволить себе просто брать свое у всех и не убивать попусту!
Дело было не только в «черной кости», но и в том, что вместе с ханом Разужей шли и людоеды, и орки, а нелюдям нравилось издеваться над беззащитными. Теперь Дайрут лучше понимал, что к чему в Орде, и видел, что сами по себе кочевники не стремятся к крови ради крови.
Все тут подчинялось логике — подчас странной, но обоснованной характером и образом жизни народа. То, что жители Империи Десяти Солнц были более образованными, на самом деле не значило, что они были умнее.
Дайрут учился, исполнял поручения, завоевывал уважение новых приятелей — но все это являлось маской, за которой медленно, словно лава, кипела ярость. Там были боль и память, то, за что цеплялся сын полководца, чтобы не привыкнуть, не забыть отца и старых знакомых.
И это отделяло его от остальных, казалось стеной, которая сгорая не позволяла ему стать для Рыжих Псов полностью своим.
Однажды к Дайруту вновь подошел Арыс, сел на кошму рядом и сказал:
— Ты ловок и силен, я уверен, ты не опозоришь Рыжих Псов. Но чтобы получить хвост, ты должен исполнить сложное задание вместе с кем-то из старших. Честно скажу, никто из нас не хочет брать тебя с собой. Но уже пора, ты доказал свою силу. Так что выбирай сам.
Арыс был самым рассудительным и дипломатичным из всех Псов, к его советам прислушивался даже Коренмай, старший среди Рыжих.
Дайрут улыбнулся:
— Я хочу служить темнику вместе с тобой.
Его собеседник улыбнулся в ответ:
— Если струсишь или подведешь, я убью тебя так же, как сделал бы это с любым другим.
На следующее утро они выехали по заданию темника — в одном из лагерей поссорились тысячники, и надо было отвезти им даже не письмо, а послание, бунчук, копье с двумя обрезанными конскими хвостами, пегим и черным, переплетенными между собой и смоченными в крови.
Послание выглядело понятным — «если не прекратите ссориться, заплатите жизнями».
Выехали перед рассветом — а когда солнце стояло в зените, были уже на месте. Лагерь оказался почти таким же большим, как и ставка Вадыя.
Часовые стояли, как обычно, и издалека могло показаться, что все здесь хорошо, вот только морды у них были злые, а Рыжие Псы удостоились настороженных взглядов.
— Мы прибыли с вестью к Абыслаю и Турасу, — сообщил Арыс.
— Абыслай там, Турас — там, — небрежно махнул рукой в противоположные стороны старший из часовых. — Да вот вместе они сойдутся, только чтобы убить друг друга.
Арыс задумался: послание было одно, и вручить его нужно обоим сразу, иначе нет смысла.
— Даже не знаю, что делать, — признался он Дайруту, когда они въехали в лагерь и двинулись меж шатров. — Как посланец темника я могу потребовать, чтобы они оба приехали ко мне, но тогда стычка почти неминуема, а если она случится, то мы свое дело провалим.
Дайрут Верде задумался: если они не выполнят задание темника или выполнят его плохо, то это станет для него не лучшим началом службы среди Рыжих Псов; в то же время, если он найдет выход, то Арыс будет ему обязан — а это дорогого стоило, десятник Псов имел влияние среди других гонцов, да и сам по себе был неплохим воином.
— Дай мне бунчук, — попросил Дайрут.
Арыс усомнился, но после недолгого раздумья передал приятелю короткое копье, обернутое в кожу.
Абыслай сидел в большом шатре из выбеленных ничьих шкур и слушал слепца, играющего заунывную мелодию на танбуре. Тысячник мрачно смотрел на тонкие пальцы музыканта, ловко перебирающие струны, у входа топтались мрачные, готовые к схватке нукеры.
Когда внутрь шагнул мальчишка, Абыслай уставился на него недоуменно: кто таков, откуда взялся?
— У меня послание от темника Вадыя, — не приветствуя хозяина, сурово сказал Дайрут. — Но оно касается двоих — Абыслая и Тураса.
— Турас — пес, а не человек, — медленно произнес хозяин шатра.
— Раз так, то ты ведь сможешь его убедить, что он должен прийти к тебе, чтобы получить послание от темника? — поинтересовался Дайрут.
Абыслай насупился и взмахнул рукой.
Один из нукеров дотронулся до плеча музыканта, и тот перестал играть.
Стоявший чуть позади Дайрута Арыс улыбнулся — его приятель смог переложить проблему на плечи другого.
— Я пошлю к Турасу человека из своей тысячи, — медленно сказал Абыслай. — Передам ему, что к нам пришли вести от темника. Пусть думает, что я знаю, что это за вести. А ты не скажешь ему, что я не знал.
Дайрут важно кивнул.
Гонцов от темника пригласили внутрь и посадили за угощение, но Арыс знаками показал, что есть нельзя.
Пока они были гонцами, а не гостями, они говорили не от своего имени и оставались неприкосновенными. Но попробовав еды, стали бы гостями — и тогда за дурные слова или поступки на них могли бы затаить обиду.
