– Ладно, уговорил, – я капризно поджимаю губки. – Если нам всё удастся, то мы наконец-то найдём себе последователя… последовательницу.
Кир задумчиво кивает, а потом по-мальчишески лукаво улыбается.
– Совсем мы плохие стали – за бедную девушку её судьбу решили.
По-кошачьи фыркаю, мотнув головой.
– Без нашего вмешательства её не ждёт ничего хорошего.
Встаю, с наслаждением потягиваюсь, разминая затёкшее тело. Ночь идёт на убыль, беспросветно-чёрная хмарь прячет первозданную тьму ночи. Девушка спит с другой стороны костра, так мило и наивно подложив ладошку под щёку. Обхожу костёр, стараясь держаться в тени, сажусь на землю рядом с ней. Вглядываюсь в её застывшие спокойные черты и пытаюсь убедить себя, что готова назвать её своей Верной. Помимо воли вспоминается моя прежняя Верная, Шаннея. Шаннея… Как я могла… не спасла, не успела… Предала. Тем, что сама осталась жить. Даже прощения просить не осмеливаюсь, ибо знаю, такое – прощать нельзя. И как я могу после этого считать себя достойной того, чтобы принять чью-то клятву Верности?
Спиной чувствую требовательный взгляд Сына Ночи, и понимаю, что он мне не даст настрадаться в своё удовольствие. Вздохнув, словно испросив прощения у Шаннеи, я кладу ладонь на лоб девушки. У неё тонкая горячая кожа, я чувствую пульсацию её медленно восстанавливающейся ауры. Звеняще-чёрная и неправильная аура. В ладони уютно устраивается рукоять кинжала, я привычно надрезаю вены на запястье и, придерживая голову девушки, осторожно заставляю её выпить мою кровь. Надрез на коже быстро затягивается в тонкий шрам. Я внимательно рассматриваю ауру девушки, жду изменений. И они происходят. Тьма и серебро вокруг неё не светлеют, нет. Но среди антрацита проскальзывают рубиновые сполохи, маслянистой плёнкой окутывают её мысли и память, заставляя её ауру сиять всеми оттенками алого, сквозь который просвечивает прежняя абсолютная серебристая тьма.
Она так и не проснулась.
Непослушные губы изгибаются в улыбке, тщательно выговариваю сложные созвучия древнего языка.
– Nereth le fer-Naara.
Удивлённо хмурюсь, пытаясь сообразить, что сама только что сказала. На помощь как всегда приходит Сын Ночи.
Он разглядывает сквозь огонь костра ауру девушки, чуть прищурившись и наклонив голову. Удовлетворённо улыбается.
– Neth'era, Пламя Ночи, – словно пробуя на вкус каждый звук, произносит Кир. – Ей удивительно подходит это имя.
Недоуменно качаю головой. А мне казалось, что её свежеданное имя должно сокращаться немного по-другому. Вот из-за этого я и отказалась когда-то учить этот язык.
Отворачиваюсь от своей Верной, безучастно смотрю сквозь огонь. Я знаю, что никогда не буду считать её равной себе или Шаннее. Никогда. Даже не смотря на кровную связь.
– Признаться, я считал, что этот обряд двусторонний, – чуть равнодушно произносит Кир, провокационно рассматривая небо.
Я флегматично пожимаю плечами.
– Ты заставил меня провести обряд и признать девчонку Верной. Но я не собираюсь признавать себя Верной ей.
– Отчего же?
Ловлю его взгляд, полной антрацитовой густоты, скольжу по хрупкой нити, соединяющей наши сознания… Сказать? Или заставить почувствовать? Упрямо сжимаю губы и соскальзываю в свою память, вытаскивая из её глубин одни из самых страшных мгновений (веков? эпох?) в моей жизни…
…Гладкие страницы покорно шелестят под пальцами. Их прохладная поверхность наводит на мысли о материале, из которого шили книги в древности. Алые письмена (не сомневаюсь, начертанные кровью по всем правилам) мелькают перед глазами, сливаясь в единый танцующий узор своим причудливым витиеватым написанием. Моему умиротворению в этот день позавидует и Alleeste[14].
Двустворчатая дверь с грохотом распахивается, в просторную комнату ветром врывается Шаннея. Как всегда легка, стремительна и прекрасна. Длинный подол платья алым хвостом волочится за ней по полу, по-змеиному извиваясь.
– В чём дело, Верная? – расслабленно спрашиваю я, переворачивая ещё одну страницу.
– Ал'эра! – когда она взволнованна, сестра пропускает некоторые гласные в именах. – Неужели ты ещё не знаешь? На Обитель напали!
Всё благодушие как смывает осенним ливнем. Сердце замирает, пропуская удар, в предчувствии недоброго.
– Кто посмел?! – в моём спокойном голосе проскальзывает змеиное шипение.
– Я не знаю! – Верная чуть ли не бьётся в истерике, – Мы ничего не можем сделать!
Подобрав подол платья, я спешу к прекрасным и драгоценным витражам. Вскидываю в приказном жесте ладонь – и яркий разноцветный дождь стекляшек оседает на пол. В разбитое окно врывается ночная мгла, заставляя меня отпрянуть.
– Неужели Дети Ночи настолько… осмелели, что решили напасть на нашу Обитель посреди дня?
Верная за спиной всхлипывает, не решаясь подойти ближе. Я без раздумий вскидываю руки в приказе и мольбе, и на запястьях послушно расходится кожа на старых шрамах. Слова заклятья громовым шёпотом срываются с губ. Расползающиеся щупальца чёрного тумана истаивают безобидной дымкой.
Я недоверчиво вглядываюсь в прозрачный туман, не веря своим глазам.
– Но это же не… не Дети Ночи! – помимо воли срывается злое восклицание с губ.
– А кто? Разве что слуги Всеединого пришли за нами! – взвизгивает Верная, театральным жестом заламывая руки. Я только зло смеюсь над таким предположением.
Я резко развернувшись выхожу из комнаты, за мной следом спешит Шаннея. Моё шикарное платье осыпается прахом, превращаясь в удобные и лёгкие доспехи, пригодные для боя.
На первом этаже я встречаю нескольких сестёр.
– В чём дело? Почему враг ещё стоит у наших дверей? – резко спрашиваю я. Прислушиваюсь, различаю гулкие удары и крики сестёр. – И ломится в них?
– Мы ничего не можем им сделать! Наша ворожба бессильна!..
– Мы призывали ветра!..
Ветра… Наши извечные союзники..
– И?
– Они не пришли!
Холод осторожно прокрадывается в душу, но я не должна ему поддаваться. Я знала, на что иду, когда заявила о своём праве на кресло Магистра. Знала, что буду должна.
Губы кривятся в хищной улыбке, обнажающей кончики клыков.
– Сражайтесь! Никто не смеет осквернять нашу Обитель!
Я стремительно несусь в парадный зал, в который ведут наши врата.
– Слышите меня, сёстры? Сражайтесь! – Под шелухой пустых слов звенит гнев и уверенность, инистой сталью разбивая их страх.
Магия бурлит в крови, стремясь вырваться на свободу и разрушать, убивать, уничтожать… Магия кипит в воздухе, сталкиваются две силы – прозрачно-рубиновая и белесо-серая. Я по ходу вливаю в эту битву свою волю, вслушиваюсь в звон победы и поражения, острым и колким смехом бью по врагам. Кровь моя, Сила моя… Пойте во мне, горите во мне… Древний заговор так естественно срывается напевом с бескровных губ, в него вплетаются голоса сестёр. Сияюще-алая песня течёт через наши тела, окутывает Обитель. Никто, да, никто, не смеет нарушать покой и уединение Чародеек Крови! Кара страшна!
