И только когда сырая земля вобрала мою боль, горло отпустило, и я смогла разреветься.
Здесь меня и нашел встревоженный Град, увидевший, что я куда-то ползу с перекошенным лицом, держась за стену.
— Ты чего? — воскликнул он с ужасом, найдя меня на полу в подземелье.
— Чего-чего… — простонала я. — Живот болит.
Ну и очутилась в конечном итоге в кровати с грелкой на животе. На свежевыбитом тюфяке под свежевыбитым одеялом.
А когда зажглись на небе звёзды, встала, распахнула рамы и ушла через окно из представительства.
Пошла на Гору.
Под утро вернулась, — раньше никак не получилось. Процесс соблазнения Янтарного отнял достаточно времени. Главное было — убедить красавца-охранника, что это он меня соблазнил. С трудом, но ближе к рассвету он поверил.
Ну что сказать… Тоже неплохо. Только душа, почему-то, не поёт…
* * *
Одно в этой душераздирающей истории было несомненным благом: я, наконец-то, перестала звать по ночам дракона, соответственно и сон стал крепче.
И уже даже подумывала, не сообщить ли об этом Ножу, чтобы порадовался, но лень было бумагу пачкать. Да и веселее не стало, но зато в душе воцарился зимний покой.
Зато покоя не давали участившиеся в Отстойнике пожары. Ночи не проходило, чтобы не полыхнуло то тут, то там — и, если уж занималось, то всё выгорало дотла, прямо как прачечная и азартный сарай.
— Похоже, заклинание-то гуляет по деревне… — заметил Лёд, как обычно, во время обеда: когда кризис в отношениях со Службой Надзора за Порядком миновал, за обеденным столом стали собираться опять все наши.
Соответственно, варить приходилось больше. При тех же деньгах, отпускаемых Профессором на продукты.
— Так надо узнать, как оно могло попасть в такие пакостливые ручки, — заметил Град.
— Я никому не говорила, — быстро вставила я на всякий случай. — И не поджигала.
— Это точно, — фыркнул Град. — Если бы пожары были твоих рук делом, то в первую очередь сгорел бы танцзал на Горе.
— Ой, правда… — огорчилась я. — Как же сразу не догадалась! Этот Отстойник всякую мысль о магии глушит своей практичностью и здравым смыслом.
— И очень хорошо, что глушит, — заметил Профессор, подливая себе супу. — Дети мои, задача нашего поколения не использовать магию, а собрать и обработать. Это наш долг перед будущим.
— Но кое-кто уже вовсю её использует… — заметил Рассвет. — И чихать он хотел на долг перед будущим. И вообще мы отвлеклись. Заклинание могло уйти в массы по двум направляющим: через нас и через посыльного из прачечной.
— Через нас оно вряд ли ушло, — заметил Град. — А посыльный сгорел вместе с владельцем прачечной.
— Сначала, по словам очевидцев, он потребовал копию счета, — сказал Лёд. — Под тем предлогом, что в Огрызке практикантка уронила счет в варенье и представительство требует новый.
— Ну и гад! — возмутилась я.
— Хозяин побурчал и пошел в кабинет делать копию — и с ним посыльный. А потом там все запылало. Сгорели все бумаги, счета и прочее. Родственники хозяина подали на нас иск, утверждая, что в Огрызке подговорили посыльного поджечь прачечную за хорошее вознаграждение.
— Бред какой-то… — буркнул здравомыслящий Рассвет.
— Конечно бред, — подтвердил невозмутимо Лёд. — Они же не знают размеры скупердяйства нашего главы. Он, ежели бы задумал прачечную поджечь, в целях экономии никого нанимать бы не стал, сам всё сделал, да ещё придумал бы, как подешевле это провернуть. Прогорклым маслом бы тряпки пропитал, которые поджигают и в укромные места подбрасывают…
К разочарованию Льда, Профессор на эти рассуждения никак не отреагировал, словно суп его интересовал больше, чем наш разговор.
Это было неправдой. Когда нужда заставляет, я неплохо готовлю, но отнюдь не великолепно, настолько, чтобы можно было увлечься похлебкой сильнее, чем беседой.
Лёд продолжал:
— Но этот бред для родственников хозяина прачечной был единственно логичным объяснением, почему сгорела прачечная. Ведь рассуждают-то они, в общем-то, правильно: посыльный после посещения представительства пошел разбираться с хозяином (шесть слов на букву «пэ» — вставила я). Не мешай, так вот, подмечено тонко, только они не знают, что здесь он заклинание узнал, а не вступил в преступный сговор с Профессором.
— Ты так хорошо рассказал, мой мальчик, — наконец оторвался от супа Профессор. — Значит, будешь в суде представителем от нас.
— А мстить подчиненным, зависимым людям для повелителя Огрызка мелко! — завопил Лёд.
— Зато приятно, — улыбнулся от уха до уха Профессор.
* * *
После того, как мы пообщались на пожарище, Ряха пропал, и никак себя не обнаруживал.
Я не очень волновалась по этому поводу, — скоро должен был прийти корабль, и если он не отправит с ним очередное письмо, то я готова добровольно съесть варёную луковицу, а я варёный лук ненавижу, мне от одного его вида дурно делается.
Этой ночью был ещё один пожар — и практически рядом с Огрызком. Горела булочная, в которой мы покупали горячий хлеб и плюшки. Пожар был виден даже из моего окна, полыхало так, что искры стреляли в небо фейерверками.
К обеду, постояв часа три за прилавком, Профессор встал на след поджигателей: сердобольные покупательницы рассказали ему, что мелкие лавочки в последнее время некие добры молодцы обложили данью, и если кто не платит, — начинаются неприятности, странные пожары например…
Профессор получил массу советов, как уберечься от этой напасти и главный сводился к следующему: «Берут-то всё равно пока по-божески, уж лучше дать, чем сопротивляться. Ну и времена пошли, а вот раньше было время, жили не теперешнему чета…»
Профессор кивал и поддакивал, а как поток покупательниц ненадолго иссяк, сразу же дал нам с Льдом задание навестить одну из лавочек, которая платила. И даже (ради дела) чего-нибудь там купить, что для нашей экономии было совсем неслыханно.
Я обрадовалась, сказала, что хочу купить большое зеркало. Рано радовалась: Профессор разрешил купить подсвечник и три свечки. Скупердяй.
* * *
— А как ты в суде отбиваться будешь? — спросила я Льда по пути в лавочку.
— Попрошу предоставить внятные доказательства того, что мы подговорили посыльного поджечь прачечную.
— А они скажут, что странные действия посыльного и есть лучшее доказательство… — поддразнила я.
— По счастью, ни один суд, даже самый предвзятый, не примет таких объяснений.
— Ой, не зарекайся, — предостерегла я. — Это же Отстойник, тут все родственники. Судья приходится дядей жене, теперь уж вдове владельца прачечной. Будет ли он беспристрастным? А жены прокурора и начальника Службы Надзора — двоюродные сестры. А жена начальника таможни — их подружка. И если бы было по-другому, Профессор войну со Службой Надзора за Порядком не выиграл бы. Вот так.
