Ознакомительная версия.
— На то и мы, чтобы угадывать вкусы женщин, — даже чересчур изящно для такого места выразился Бириней, следя за взглядом соседки. — Сегодня им сено уже не продать.
— Что?
— Сено, говорю, не продать сегодня этим беднягам. Кому нужно мокрое сено, когда и сухого целая прорва.
— Мокрое можно высушить, между прочим.
— Не все мокрое можно высушить так просто.
Куда он клонит, вздрогнула Орелия. С того момента, как они вошли в «Бехему», она ждала всякого подвоха. Даже вспомнила на всякий случай несколько весьма действенных приемов, которым ее обучали в Айтен’гарде. «Седина в бороде — жди подвоха везде», вспомнилась ей слышанная еще в детстве поговорка.
— Вы обещали мне что-то рассказать. Я жду.
— Не все сразу, миси Орелия, — взгляд его больших серых глаз снова сделался чуть насмешливым. — Мы еще недостаточно знакомы, чтобы я вам вот так сразу открылся. На все требуется время.
— «Вот так»? «Открылся»? О чем это вы? — Она смотрела прямо на него и старалась изобразить на лице неподдельную злость. — Кажется, я не давала вам повода считать меня легковерной дурочкой. Вы либо рассказываете мне сейчас все, что знаете…
— Либо что?
— Либо то, что вон уже несут ваш завтрак, — раздраженно закончила она, тем более что тяжелый поднос находился в руках на редкость хорошенькой служанки.
Яйца, тонкие, хорошо прожаренные мясные стружки, пышные сдобные булочки, две головки пахучего сыра, две кружки крока, большая миска с овощами — все это в мгновение ока оказалось перед ними на столе, хотя Орелия поначалу не заметила ничего, кроме вызывающего выреза на узком лифе девушки, в котором соблазнительно колыхались не менее пышные булочки иного свойства. Тэвил, с каких таких пор она научилась ревновать?! Самое это понятие она всегда знала разве что с чужих слов, и вот на тебе…
— Угощайтесь, — только и сказал Бириней и стал резать сыр, причем не принесенным кухонным ножом, а собственным, изрядно исцарапанным многократной заточкой. Резал он сыр как-то рвано, но зато легко и одним махом.
— Вы тут всегда, что ли, завтракаете? — спросила Орелия, имея в виду уточнить, насколько хорошо ему знакома служанка.
— Не всегда, — мотнул тот головой и преспокойно набил рот мясом, беря его с общего блюда изрядными порциями. — Только когда нужно завести знакомство с девушками вроде вас.
— ?.. — Орелия подняла бровь, зная, что выглядит сейчас неотразимо. — И часто вы заводите знакомства?
— Вроде нас — это как? — не удержалась и вмешалась в их странный разговор Анора.
— Нет, не слишком, — усмехнулся Бириней не то выражениям их лиц, не то своим мыслям. — Таких красавиц не каждый день встретишь.
Анора осталась явно довольна его ответом, тогда как Орелия ощутила в груди легкий холодок. Она привыкла слушать свой внутренний голос. И сейчас этот голос не предвещал ничего хорошего.
— Так вы завели нас сюда, чтобы просто посмеяться? — Она, не отрываясь, смотрела прямо ему в глаза. Смотрела и ждала, пока он не отвернулся. Чего? Зачем? Неужели думала, что сможет вызвать на откровенность этого вояку? Да и нужно ли оно ей? — Почему вы замолчали?
У Биринея тоже были выразительные брови. Седые волоски и здесь нашли себе место, но выделялись лишь в силу своего малого количества. Вообще же брови были черными, густыми и откровенно хищными. Почему она сразу этого не заметила? Сейчас, сидя к ней в профиль и задумчиво изучая посетителей за соседними столами, он напомнил Орелии сокола, который жил с ней в Айтен’гарде. Сокол тот слыл всеобщим любимцем. Говорили, будто его подарил одной настоятельнице сам Ракли еще в пору юности и что тот сокол помогал ему на охоте, пока не повредил крыло. Насчет Ракли — это запросто могло быть и выдумкой, но вот крыло у птицы и в самом деле было подрублено, так что сокол им иногда отчаянно хлопал, заваливался на бок и жалобно кричал, не имея сил взлететь. Наблюдая за ним, Орелия еще тогда старалась представить себе, что бы случилось, если б он смог-таки оторваться от земли. Исклевал бы протянутые к нему руки, стал бы метаться по избе, ища выхода, или остался бы невозмутимо сидеть на насесте в ожидании корма за хорошее поведение? Нет, к Биринею все это совершенно не относилось, кроме орлиного профиля, ледяного взгляда да полнейшего равнодушия к происходящему, во всяком случае, внешнего.
— Почему вы замолчали? — повторила она вопрос и осеклась, только сейчас заметив, что он снова смотрит на нее.
— Твой отец — Олак?
— Вы его знаете?
— А ты думаешь, в замке есть кто-то, кто с ним не знаком?
— Так вы из замка?
Ну и дуреха же она! Разумеется, он не может быть не из замка. А то и из самого Меген’тора, главной башни. Иначе кто бы ему доверил сопровождать этого чудного парня, неизвестно за какие подвиги принятого ко двору Ракли.
Бириней, однако, вовсе не спешил соглашаться с ее поспешными рассуждениями. Вспомнив о трапезе, он целиком отправил в рот крутое яйцо, пережевал, откусил от булки, пригубил крока и, довольный жизнью, прогнав с лица остатки задумчивости, кивнул:
— Нет, не из замка.
Анора хихикнула. Нет, она все-таки еще большая дуреха, чем я! А в компании мужиков окончательно теряет голову. Даже если не понимает, о чем они говорят. Тем более если не понимает.
— Я не понимаю…
— А ты считаешь, что все обязательно должны жить в замке? — Одна из крошек вылетела у него изо рта и застряла в бороде. Глядя на нее, Орелия только сейчас осознала, что собеседник вот уже несколько раз обратился к ней на «ты». — Нет, в замке я не бывал с прошлой зимы, кажется. Но только мы сейчас не про меня говорим, согласна?
— Да…
— Твой отец — хороший человек. Но речь и не про него. Он слишком поглощен тем, что ему поручают, и это его доля. Так можно иной раз всю жизнь мимо пропустить. До гибели родных я его знавал другим. Ты помнишь маму?
Резкий переход выбил Орелию из колеи размышлений. Она все ждала, когда же крошка оторвется от бороды и перестанет придавать его облику жалостливо-нахальный вид.
— Что?
— У тебя ведь была когда-то мама? Не в Айтен’гарде же тебя нашли. Вот я и интересуюсь, хорошо ли ты ее помнишь.
— Совсем не помню, — сама того не желая, призналась Орелия. — Меня отдали к Матерям сразу после рождения. Говорят, я на нее похожа.
— У нее были черные волосы.
— Так вы и мать ее знали? — воскликнула Анора.
Бириней, за которым Орелия наблюдала теперь, не отрываясь, поморщился:
— Я был первым мужчиной у Адары.
Такие простые, произнесенные спокойным, почти равнодушным тоном слова, пробудили в растревоженной всем предыдущим разговором душе Орелии бурю чувств. Она будто знала, что этим все кончится, но до последнего не верила страшной догадке. У нее закружилась голова, а лавка, на которой она сидела, вцепившись в край побелевшими пальцами, стала куда-то проваливаться. Стол с угощением поплыл влево, удивленное лицо Аноры — вправо, ничего не понимающий Вил, продолжавший уплетать яйца с мясом, потерял очертания и расплылся в черное пятно, а Бириней… Бириней был где-то рядом, слишком рядом, слишком близко, недоступный и неотвязный, страшный и милый, чужой и родной…
Ознакомительная версия.
