Человек наклонился над ним и замер.
— Погоди. А что это у тебя такое на груди? Интересный фокус. Оберег. Мощный. Нет, в больницу тебе нельзя.
Он забросил Вадима себе на плечи и побежал в темноту. Боль снова нахлынула, хотелось визжать от нее и кататься по земле, но сил не осталось даже на стон. Сдыхать молча легче — так умирают животные, только люди воют и стонут.
Его бросили на заднее сиденье машины, и на него пахнуло теплом автомобильной печки и запахом кожи.
Крот лежал и терпел, мечтая о забытьи и смерти, как о чем-то недосягаемом и таком прекрасном. Камень на груди горел ровным, жарким огнем, обжигая кожу. Машина тронулась, и все вокруг поплыло в кровавой шумной темноте. Мелькали пятна света от реклам и светофоров, иногда в лицо бил слепящий свет уличных фонарей, а потом все остановилось. Двигатель умолк, наступила тишина.
— Мы уже дома, — человек вытащил его из салона и снова забросил себе на плечи. — Здесь у меня мастерская, место тихое, спокойное, отлежишься…
— А… — Вадим попытался сказать, что нужно было его отвезти в больницу, но получилось только наполовину мычание, наполовину стон. — М…м…м.
Но человек как-то его понял.
— Что? Почему не в больницу? А ты готов отвечать на вопросы, которые тебе будут задавать? Ты им расскажешь, кто на тебя напал? И что ты делал в том дворе? — он прислонил его к стене. Стоять на израненных ногах было неимоверно больно. — Только не падай, мне дверь открыть надо.
Крот он честно попытался не упасть, хоть это было довольно сложно, ноги были ватными и не держали, причем одна вообще подламывалась. В сломанных руках все время что-то щелкало и двигалось, вызывая острое жжение и желание чесать кожу до остервенения, до крови.
Щелкнул замок.
— Все, дверь открыл. Сейчас свет включу.
Яркий белый свет ударил по глазам, Вадим закрыл глаза. Его снова бросили на плечо и куда-то понесли, потом положили на холодный стол, по ощущениям металлический — такие бывают в моргах. И стали снимать одежду. Куртку отбросили в сторону, потом рубашку, и тут человек замер.
— Вот и оберег, — он вздохнул, по звуку отошел в сторону, чиркнула зажигалка, Вадим вдохнул в себя дым легкой сигареты. — Не ожидал такое увидеть на обычном парне, но теперь многое становится понятным. Будем знакомиться? Меня зовут Воислав.
— А… — простонал Крот, он хотел сказать, что ему нужен врач, но говорить не получалось, губы опухли, да и язык едва ворочался.
— Странное имя? Славянское. Означает — славный воин. Но в жизни все зовут Славой. Фамилия Волк, знаю, что странная.
— А…
— Понимаю, что хочешь сказать, но не можешь. Не беспокойся, это скоро пройдет. И врач тебе не нужен. Зачем он тебе? Энергией этого оберега можно мертвых из могилы поднимать, не то чтобы отбитые внутренности восстанавливать. Я понимаю, почему наги за тобой охотились, они на такие амулеты падки. Говорят, у них под землей ими набито не одна пещера. Многих убили.
Вадим чувствовал себя плохо, точнее с каждой минутой все хуже и хуже. На него накатывалась волнами слабость, почки ныли, от желудка к горлу подкатывала тошнота, кости ломило, а голова болела так, что перед глазами плавали черные точки. Ему нужен был врач и срочно, а этот человек не собирался его никуда везти.
— А… — простонал Крот, что в переводе должно было означать — пристрелите меня, чтобы смерть была легкой. — А…у…м.
— Понял, понял, — Слава наклонился над ним. — Потерпи, скоро все пройдет.
— А…м…м.
— Как скоро? Ну… отбиты почки, печень, тяжелое сотрясение мозга, возможно, поврежден желудок, руки сломаны, одна нога в лодыжке, для твоего оберега на это потребуется минут сорок, может полчаса. Понимаю, звучит фантастично.
— А…м…м.
— Неужели так больно? — Волк наклонился над ним. — Выпить хочешь?
— А… — простонал Вадим, и у него наконец-то прорезался голос. — Хочу!
— У меня только спирт, иного не держу, обычно использую только для наружного применения в качестве обеззараживающего средства, но тебе могу налить.
— Пожалуйста, позвоните в скорую помощь…
— Да не нужна тебе скорая, ты уже и сейчас живее всех живых, вон даже говорить начал со сломанной челюстью.
— Что?!
Слава поднес к губам кружку.
— Давай понемногу.
Вадим глотнул, и едва не выплюнул прозрачную едкую жидкость, спирт не только опалил рот, но еще и стал разъедать мелкие ранки, которых там нашлось в достатке.
— Ох, и больно тебе будет!
Крот наконец проглотил спирт, и он покатился по израненному пищеводу, добрался до желудка и устроил там настоящую бурю. У него даже слезы побежали из глаз. Когда смог отдышаться, то спросил.
— А раньше предупредить нельзя было?
— И упустить такой кайф? — Волк засмеялся. — Ты бы видел свое лицо! Еще хочешь?
— Нет, спасибо, — выдавил из себя Вадим. — Мне итак плохо…
В его желудке бушевал самый настоящий гейзер выбрасывающий кипяток, скоро он успокоился, а боль ослабла настолько, что Крот смог сесть и убедился в том, что Волк его и на самом деле положил на стол, обитый алюминиевым листом.
Он огляделся. Небольшой зал с закопченными стенами. В одном углу механический молот, а в другом горн, на столах несколько наковален, а стены обвешаны молотками разных размеров, клещами и напильниками — самая настоящая кузница.
— Нравится? — спросил Слава. — Мое! Все приобретено на кровные денежки.
— Неплохо, — кивнул Крот. — Только я в этом ничего не понимаю. Кузня?
— Она родная. Живу тоже здесь, у меня вон за той дверью комнатка. Душ там имеется. Тебе туда надо, ты весь в крови. Полотенце там есть.
Вадим встал на бетонный пол, покачался, но устоял, тело вроде понемногу возвращалось к жизни. Даже нога со сломанной лодыжкой не подвернулась. Слабость отступила, боль почти исчезла. Он дошел до двери, ведущей в душ, вошел внутрь и остановился перед зеркалом. Выглядел он ужасно: на лице и руках корка из засохшей крови, трусы превратились в грязную тряпку, от которой остро пахло потом и мочой. Крот поморщился и вошел в душевую кабинку. Сделана она была просто, бетонные стены, две трубы подводящие холодную и горячую воду и соединяющая душевая насадка.
Тело благодарно воспринимало тепло, заставляя подставлять все новые и новые места под тугие колючие струйки. Он простоял минут двадцать, пока не понял, что еще немного и просто сварится.
Когда Вадим вошел в мастерскую, на столе уже стояла чугунная сковорода, на ней скворчала разогретая тушенка, рядом лежали крупно нарезанные ломти хлеба и зеленел пучок укропа. Пахло еда божественно, и Вадим только сейчас понял, как голоден.