На мгновение Неас увидел свое отражение. Изуродованное лицо со злобной гримасой; на лбу, на щеках, на губах кровь жреца. Того самого — из снов.
— Да будет так…Никс.
****
Арип проиграл. Маг молча сидел на верхней ступеньке спиной к алтарю. Теперь, когда реликвия похищена, а Эгон сбежал, он надеялся, что последнее заклинание разбросало проклятые артефакты хранилища достаточно далеко друг от друга. Эгон не сможет так просто их отыскать. Но что будет дальше? Мост в материальный мир исчез; Арип во веки веков не покинет разрушенную тюрьму.
Маг скорбно опустил голову.
— Прости, Хельга. Я подвел тебя.
Сотни лет жизни, изучение тайн и загадок мира, появление новой империи — все вдруг стало таким бессмысленным. Арип старался подарить человечеству надежду, уберечь Планы от прихода чудовищ, а в итоге потерял семью и самого себя. Ферксия отобрала все.
«Оттон…Что же сотворил с умами людей? Зачем извратил души?». Арип не образумил молодого владыку. Страна так и не перестала напоминать капризного ребенка, который пытается доказать, что он самый лучший, незаменимый, совершенный. На деле же — глупый, ведомый сумасшедшим фанатиком, паразит. Сколько не пытайся исправить народ, суть остается прежней. Глубинную неприязнь не искоренить, пока сами люди не поймут, что ничем не отличаются от фэй.
Арип смиренно вздохнул и полностью отдал себя в руки старухи-судьбы. Вдруг со всех сторон раздался мерзкий смех.
— Арип, Арип, Арип. — Послышалось над головой.
Арип тотчас отпрянул, едва не покатившись вниз.
Фигура в длинном плаще сидела на алтаре, удобно скрестив ноги. Пронзительные синие глаза с плохо скрываемым презрением сверху вниз смотрели на сломленного человека. Маг потерял дар речи при виде гостя.
— Эгон… — прошептал Арип.
— А ты ожидал кого-то другого? Ты в моем мире!
Падший бог резво спрыгнул с алтаря. Он сел на корточки рядом с Арипом, продолжая глумиться над обессиленным тюремщиком.
— Ну привет, старый друг. Паршиво выглядишь.
Арип поборол внутренний страх и плюнул богу в лицо. Сочный сгусток угодил в лоб Эгону и стал медленно стекать, оставляя влажный, как слизь улитки, след. Впрочем, Эгона это не особо задело.
— Дерзко. — Рукавом одеяния он стер слюну и продолжил говорить. — Твой сын — удивительный человек. Хорошо, что я его встретил.
Щупальца липкого страха душили Арипа.
— Что ты с ним сделал? — прорычал он и попытался ухватить Эгона за воротник, но бога и след простыл. Тонкая корка льда покрыла руку мага.
Эгон сидел уже внизу на пустом постаменте и увлеченно ковырял длинным ногтем ровную поверхность камня. — Я просто сказал ему правду. — Голос древнего бога казался на удивление спокойным. — Почти.
Ноздри Арипа раздулись от гнева, глаза налились кровью от нахлынувшей ярости и он бросился на Эгона, замахиваясь могучим кулаком. Бог небрежно махнул ладонью, и Арип отлетел в сторону, ударившись о стену. Послышался тихий плач.
— Неас…ничего тебе не сделал. — Отчаяние поглотило Арипа. — Зачем? Тебе все мало, да? Мало моих мук и ты решил сполна унизить меня, чертово чудовище!
— Да брось. — Приятельским тоном отозвался Эгон и тотчас же оказался рядом с лежавшим на полу Арипом. Тяжелый сапог врезался в живот мага. — Только твоя глупость подвигла меня на разговор с Неасом. — Эгон ногой перевернул стонущего Арипа и придавил ей грудь ферксийца.
— Это ты все устроил? — прохрипел Арип. Он чувствовал, как ломаются ребра.
Эгон на секунду задумался, поглаживая гладкий подбородок.
— Хотел бы сказать «да!». На самом деле я без понятия, каким образом до фэй и людишек дошли слухи о тайной тюрьме. — Бог желал выдавить жизнь из жалкого смертного, но у него еще имелись планы на Арипа. Он убрал ногу с полуживого мага. — Тут все равно не умереть, — разочарованно пробурчал Эгон.
Арип натужно перевернулся на бок и пытался вздохнуть.
— Скажи мне, друг, куда ты дел мои вещи? — Бог забарабанил пальцами по основанию. — Куда ты их дел?! — заревел он и мощным ударом ноги буквально снес постамент с места.
В наступившей тишине постепенно нарастал слабый смех.
— Ах-ха-ха! — Арип сквозь боль в груди продолжал громко хохотать, чем удивил Эгона. — Великий падший бог не предвидел такой исход, — желчно ответил маг. — Пошел к черту! — рыкнул он.
Эгон замер, положил руки на пояс, прикрыл демонические глаза и, задрав голову, спокойно втягивал в себя пыльный воздух темницы.
— Ты ошибаешься. — Заговорил он бесцветным голосом, не удостоив Арипа взглядом. — Именно на такой ответ я и рассчитывал.
Арип побелел от ужаса.
— Нет, — прошептал он.
— О да! — громко прокричал бог. Мощь его голоса разнеслась на многие мили вокруг. — Неас найдет реликвии! А ты, — Эгон подошел к Арипу и взял за грудки, — будешь наблюдать, как его душа медленно затухает в океане крови, куда он погрузится с головой. — Бог провел раздвоенным языком по губам. — Знакомые слова, да?
— Не делай этого! — умолял Арип. Он схватил Эгона за руку, но противостоять подобной сущности не в силах ни один смертный.
— Ты только и умеешь, что смотреть, человечек. — Бог отшвырнул Арипа.
Эгон наслаждался моментом, он столетиями проговаривал заветную фразу. Полушепотом он протяжно произнес заветные четыре слова, которые эхом отразились в бесконечном мраке:
— Теперь ты мой пленник.
Свет окончательно померк, и тьма поглотила истошный крик Арипа.
Сломленные
Невыносимая тяжесть огромного таланта
Вот это я понимаю — завязочка. Тут вам и любовь, и дружба, и предательство! Что еще нужно юному читателю? Что-что? Крови маловато? Высокопарно? Мало…чего?! О Создатель, помилуй! Это же история про несчастных людей, а не вульгарная книжонка от асторийского «мэтра» из Цеведеса про запретные утехи хафлингов и людей (вот до чего доводит технологический прогресс и излишняя открытость миру).
И что эти умники забыли в Илларии? В их книгах нет ни капли изысканности, ни эстетики, ни здравого смысла! Но неведомым чудом их отвратительные рукописи расходятся как горячие пирожки! Как здравомыслящему человеку, который хочет донести до людей интересную и правильную (иных у меня нет) мысль, конкурировать с… с дешевым ширпотребом про блудниц (да простит меня Создатель за такое грязное сравнение. А еще я прошу прощения у прекрасных дам, которые в сотни раз лучше дрянных книжек всяких Титов и Сидониев. В который раз убеждаюсь, что асторийцы лишены всякого вкуса в литературе)!
То ли дело мои книги. Глубина чувств, ровный слог, неоднозначные герои — все говорит о непостижимом таланте, коего асторийским глупцам никогда не постичь! Мои первые работы до сих пор популярны у молодых девушек, хотя и прошло много лет. «Гордость без предубеждений» о Катарине, второй дочери семьи фон Лимбургов (она, к слову, приходится бабкой нынешнему герцогу Кларенсу фон Лимбургу), влюбленной в обычного ферксийского гвардейца Абеларда, который принадлежит к низшему сословию. Знаю, злые языки лепечут, будто я переврал всю историю, но кому интересно читать, что Абелард был глупым пьяницей, наплодившем тучу бастардов, а через десять лет сиганул со скалы после очередной попойки (в то время слушок прошел о причастности Катарины к смерти супруга, чему я не удивлен. О ее любвеобильности и порочности не знал только глухой слепец. Ну и тупоголовый Абелард).
Возможно, моя первая попытка и была хитроумной уловкой, где есть щепотка недосказанности, однако вторая работа «Красавица и зверолюд» взбудоражила сознание людей в Илларии и Астории (со слов Тиля, а я ему доверяю). История любви (не совсем любви, так как отец продал дочь в обмен на жизнь, но сути это не меняет) дикаря из далекого племени и юной красавицы из знатного рода. Сначала девушку пугает зверолюд, его жутковатое логово, где по стенам развешаны кровавые трофеи, черепа и тотемы языческого бога, однако чувства просыпаются неожиданно. Храбрая Белла защищает возлюбленного от треклятых охотников, за что зверолюд признается ей в вечной любви (правда, говорят они с трудом. Получилось что-то вроде «ар-ара-ар». Как поговаривал мой покойный отец: язык высокого чувства понятен и без слов). Посыл книги ясен как день: «не важно, какой ты снаружи, важно то, что внутри», — говорит в конце Белла. Как-то раз у меня спросили, почему книга резко обрывается, а я ответил: меньше знаешь, крепче спишь (на деле же зверолюд понял слова Беллы…эм-м…буквально, ведь многим невдомек, что дикари обожают человечину, особенно если жертва не пытается сбежать).
