— Сир, — сказал он тихо. — Я хочу пить. Можно мне сходить к бару снова?
Аргза глянул на него с недоверчивым прищуром, но великодушно махнул рукой, отпуская. Сильвенио с облегчением переместился обратно к бару и спрятался за там за барной стойкой, заказав сок и себе. Плату с него не брали — видели, с кем пришёл. Здешний контингент ему не нравился — сплошь пьяные, наглые, с масляными глазками и скользкими, липкими взглядами — как не нравилась и мысль о том, что в таком месте мог забыть Мартин. Через какое-то время миротворец разыскал его и опять уселся рядом, и по его спокойному лицу невозможно было сказать, в чью пользу завершился этот бессмысленный спор.
— Он за нами следит, — заявил Мартин с непонятным смешком. — Неудивительно — моё одеяние очень трудно потерять из виду. Но при этом он велел передать тебе, чтобы ты заказал ещё что-нибудь и не торопился возвращаться в ближайшие минут двадцать. Пригрозил, правда, что если я этим воспользуюсь и хоть раз к тебе притронусь, он переломает мне руки. Как будто я его боюсь.
Сильвенио оглянулся: за столик Аргзы подсели какие-то хмурые типы с бегающими глазками. Значит, у Паука намечалась какая-то сделка. Судя по тому, что он не захотел его присутствия рядом — наверняка бесчестная. То есть, ещё более бесчестная, чем повседневная жизнь пирата.
— Ясно… Мартин, а почему ты здесь?
— А! Точно! — тот проморгался, словно очнувшись. — Как раз время подошло. Пойдём, покажу, почему я выбрал это место.
Сильвенио опасливо покосился на неотрывно следящего — и при этом умудряющегося внимательно слушать своих собеседников — Аргзу, который взглядом пытался четвертовать Мартина. Но миротворец только подмигнул ему и ненавязчиво потянул из-за стойки.
— Не волнуйся, я оставлю иллюзию, и этот негодяй ничего не заметит. Я хочу подарить тебе хотя бы несколько минут радости, не лишай меня этого права.
На всякий случай Сильвенио обернулся снова — Аргза, кажется, и впрямь ничего не заметил, а доводы звучали убедительно. Тогда он позволил себе расслабиться и оказаться утянутым куда-то в сторону чёрного хода.
Они вышли на узкую пустую площадку позади бара, которая не просматривалась ни из одного окна. Площадка, слишком маленькая даже для приземления одиночного истребителя, резко обрывалась неровным каменным краем в чёрную космическую пустоту — бар был большой и занимал почти всё горизонтальное пространство сравнительно маленького астероида. Кислородно-тепловым куполом взамен несуществующей атмосферы, правда, астероид этот был окружён со всех сторон и со всей тщательностью. В отличие от душного бара, пахнущего алкоголем, дешёвым освежителем и толпой, здесь было даже холодно. Мартин, вопросительно глянув на Сильвенио, взял его за руку, согревая его мигом замёрзнувшую здесь ладонь.
— Смотри, — сказал он, кивая на обрыв. — Сейчас начнётся.
Сильвенио послушно посмотрел. Сначала он, честно говоря, основательно недоумевал: проходили минуты, а бесконечное чёрное пространство перед ними, обманчиво перемигивающееся далёкими звёздами, оставалось всё таким же пустым. Вызывало оно только неизменное, древнее чувство тоски по дому, знакомое каждому путешественнику в долгом пути. Сильвенио представлял: где-то там, неизмеримо далеко, за завесой равнодушной ледяной темноты, его ждут апельсиновое небо и круглые крыши домов…
Но вот что-то начало происходить, и картина стала понемногу меняться. Из-за края обрыва, чуть искажаемые куполом, торжественно грянули переливающиеся белые лучи света. Сильвенио вдруг замер, затаив дыхание: он не знал, что сейчас произойдёт, но почему-то был уверен, что непременно что-то волшебное, и это детское, забытое почти ощущение некой тайны заставляло его сердце биться сильнее в предвкушении.
Сияющий клубок неравномерного пульсирующего света всполохами вынырнул из-за погрызенного подобия горизонта, расцветая прямо над их головами гигантским космическим цветком. И точно, цветок — в середине светового клубка прорезалось вдруг ярко-фиолетовое отверстие, и от него начали по спирали закручиваться веточки-завитки, как будто на влажный лист бумаги капнули сверху акварелью. Размываемые потоками завихрений прозрачного газа, вокруг всего этого великолепия ярко вспыхивали всеми цветами радуги отражения звёзд, и уже казалось, будто не было никогда никакой чёрной пустоты, будто весь космос был живой и дышащий…
— Раз в девяносто семь лет, — тихо объяснил Мартин, синхронно с ним переводя дыхание. — Местный голубой сверхгигант проходит самую дальнюю точку своей орбиты, совсем рядом с чёрной дырой. Только здесь, с этой конкретной площадки, это зрелище можно наблюдать во всей красе и с максимальной безопасностью.
— Надо же… А люди в баре за нами? Они могут это видеть?
— Они даже не знают, что имеют уникальную возможность наблюдать что-то подобное в данный момент. Из окон, к сожалению, ничего не видно, а ведь никто там даже не интересуется, почему вдруг в этой грязной забегаловке стало чуть светлее. Вот почему я здесь на самом деле.
Это означало, что он поделился этой тайной, как величайшей драгоценностью, только с ним, с Сильвенио. От этого у него разливался внутри какой-то щемящий восторг, и на какое-то время он даже позволил себе забыть, кто он и к кому ему придётся вернуться, когда этот короткий миг абсолютного счастья так или иначе закончится. То есть — не забыть, нет, этого он не смог бы при всём желании, но хотя бы не придавать этому сейчас значения.
Рука Мартина была умеренно-тёплая, умеренно-мягкая, как он сам, и в то же время в ней определённо ощущалась сила — не как у Аргзы, а гораздо плавнее, возвышеннее, добрее. Сам Мартин смотрел на него с какой-то непонятной тоской, и только теперnbsp;ь, когда световое шоу начало понемногу смещаться к краю площадки (астероид удалялся от удобного места наблюдения слишком быстро), Сильвенио заметил, что тот больше не улыбался. Как будто хотел что-то сказать или спросить, но всё не решался.
— Что-то не так?
Мартин сначала кивнул, потом помотал головой. Вздохнул, осознавая глупость своего поведения, крепче сжал его ладонь.
— Мне кажется, ты самое прекрасное создание во всей Вселенной, Сильвенио. Прости меня, если такие слова тебя пугают, но ты же знаешь, я привык быть честным.
Сильвенио вздрогнул: не то чтобы такие слова его действительно пугали, просто он совершенно не представлял, как на них нужно правильно реагировать. Раньше ему никто и никогда такого не говорил — разве что, мама с папой, но для родителей естественно души не чаять в своём ребёнке. Однако, надо сказать, смущение, испытываемое им, было приятным.
— Я… наверное, мне надо сказать "спасибо" или что-то ещё… я не знаю… Да, спасибо. Благодарю. Правда.
Улыбка вернулась на лицо миротворца.
— Ты очень обидишься, если я тебя сейчас поцелую?
Сильвенио издал горький смешок: Аргза никогда его не спрашивал. А Мартин был… хороший. Очень. Очень-очень хороший.
— Нет… я не обижусь.
Мартин оказался совсем близко, и от него пахло мятой. Мятой и апельсинами. Сильвенио закрыл глаза, почувствовав на своём лице его дыхание: Аргза ни разу ещё не целовал его в губы — слишком уж чувственным, наверное, являлся такой жест для грубого варвара — и теперь лёгкий незатейливый интерес к новому для него занятию щекотал Сильвенио изнутри и дразнил перспективой разнообразить ощущения. Он гадал, каким будет его первый настоящий поцелуй (где-то он читал, что "настоящий" — это только так, в губы), волнуясь и нервничая, а Мартин был спокоен, как всегда, и приближался как-то чересчур медленно, словно боясь повредить, как хрупкую фарфоровую статуэтку…
И его первый настоящий поцелуй так и не состоялся: в тот самый миг, когда их губы почти соприкоснулись, сзади раздалось глухое звериное рычание, и в тот же миг Сильвенио был больно оттащен от миротворца за длинный хвост. Он коротко вскрикнул — и встретился глазами с бешеным взглядом нависшего над ним Аргзы, который появился совершенно неожиданно — явно использовал Тёмную технику.
