Он достал серебристый портсигар, открыл и стал разглядывать тонкую самокрутку.
— Я вот тоже из военного рода, — продолжил он, — Но мои занимались в основном охраной правопорядка, а у Грозного род направлен чисто на войну… Шутка ли, Контуженный награжден Рюревским кругом первой степени с мечами, ты знал?
Мы с Максом, который уже не спал, одновременно уставились на вахмистра. Оказывается, наш сержант хапанул по самое не могу, поскольку Рюревский круг вручали после наград за доблесть и боевое отличие.
— А ты откуда про кружок знаешь? — недоверчиво пробубнил пулеметчик.
Поднявшись, он на подкашивающихся ногах поковылял к пулемету. Передышка закончилось, и нас не просто так оставили в тыловом окопе — мы должны были прикрывать спины наших товарищей, если вдруг какой снежок появится с фланга.
— А я в строевую часть заходил на обеде, — с неким превосходством хмыкнул снайпер, — Мне, в отличии от вас, в личное дело надо еще много чего заносить. Например, документы об образовании, автобиографию, выписки с места учебы, характеристику с прошлого места службы. Это вы, пулеметчики, простые служаки, знай да жми гашетку. А прицельная стрельба — это искусство!
Я вспомнил, что и само слово «снайпер» пришло откуда-то, кажется, из Великолунии…
— Слышь, искусствовед? Я посмотрю, как запоешь, когда твою задницу на позиции прищемят, а пулеметчиков или минометчиков рядом не обнаружится, — усмехнулся я, тоже возвращаясь к нашей позиции, чтобы подготовить пулеметные ленты.
Все-таки в боевой работе должен быть некоторый нездоровый перфекционизм. Белое к белому с одного края лотка, красное к красному с другой стороны — чтобы не было мешанины, и на ходу не пришлось выбирать новые поправки для стрельбы.
Спайперюга замолчал. Видимо, обиделся и решил тоже в минуты затишья подготовиться к новому бою. Приметив, как он ловко набивает магазины к винтовке, я поймал себя на мысли, что надо бы снарядить новые ленты, а то пустые цепи на пятьдесят патронов почем зря валяются.
— Макс, я быстро, — отозвался я, и, пригибаясь, отправился шерстить еще оставшиеся в окопе тела.
Шерстить тела… Как я уже просто к этому относился.
Санитары только-только оттащили новую партию, так что вроде как я никому не должен был помешать. Тем более, что я направился в дальний правый угол траншеи под аккомпанемент выстрелов, зазвучавших где-то со стороны Вертуна.
Я обернулся, собираясь броситься назад, но Макс махнул мне, будто успокаивая — мол, не парься. Видимо, там нашли скопление затаившихся Снежков, и отряд зачистки справлялся своими силами.
Чем дальше я уходил по окопу от центра опорника, тем больше следов бойни оказывалось у меня под ногами. Санитары сюда, кажется, вообще не добрались.
Стреляные гильзы, окровавленные ошметки тел, россыпи камней, что оставались от некоторых снежков. На стенках виднелись рубленые полосы от когтей тварей, местами они сменялись рубцам от прилетевших осколков мин.
Траншея шла зигзагом, и наших осколки практически не посекли… От этой мысли я поморщился — можно подумать, мёртвым сейчас есть разница, погибли они от когтей или от осколков.
Но вообще дружественный огонь нередко был причиной смерти на войне — минометчики-то не видят куда бьют. Им хорошо… Сидят где-нибудь в поле, вдали от грязи и кровищи, и только успевают посылать смерть на расстояние.
А мне вот, чтоб не остаться без боеприпасов, приходилось ползать по трупам и потрошить их карманы. К сожалению, пока что особо не удалось найти прямо уж большой запас — ребята вели бой, не жалея патронов.
Ящик из-под цинков с патронами, который я прихватил с ячейки, пока что не был заполнен и на треть. А ведь я кидал в него все: патроны в пачках, россыпью, и даже уже набитые обоймы…
Я думал, как это мало, ведь там едва ли набралось хотя б с три сотни, когда меня настиг чавкающий звук откуда-то спереди…
По спине пробежал табун мурашек, ноги будто приросли к земле, и я напрягся, нервно перехватывая свой карабин. Страх пробил меня на липкий холодный пот… А ведь какое хорошее дело — выучка. Я даже не сразу понял, что машинально проверил наличие патрона в патроннике.
В очередной рукав траншеи пришлось заходить уже с оружием наизготовку, оставив при этом ящик с трофеями позади.
— Сгинь луна, — прошептал я, уставившись на кровавое месиво.
Эта стрелковая ячейка превратилась в лунку от взрыва снаряда. Был тут один обороняющийся или несколько, по кускам не было понятно, но почему-то именно эти останки приглянулись затаившемуся снежку, слизывающему их со стенок.
Тварь не стала ни рычать, ни как-то запугивать меня, а сразу развернулась, собираясь прыгнуть…
— К бою! — заорал я и вжал спуск.
Белая пуля ушла чуть ниже, и метнувшемуся на меня волчаре оторвало заднюю лапу. Лишившись опорной конечности, тварь не смогла нормально оттолкнуться, и потому просто свалилась в траншее прямо передо мною.
— Сгинь моя… — вырвалось у меня.
Моё счастье, что я не замер, как истукан.
Это только в книгах герой храбро кидается на противника врукопашную. Я же хотел жить, а потому нырнул обратно в изгиб траншеи, на ходу отдергивая затвор и досылая новый патрон.
Смрад смерти подгонял похлеще приказов Контуженного, и я во весь дух припустил в сторону товарищей, совсем не глядя под ноги и до побеления пальцев сжимая карабин.
Как назло, налипшая на сапоги кровавая грязь не позволяла высоко поднимать ноги. Неудивительно, что метров через десять я кувыркнулся, споткнувшись об лежащее в траншее тело.
— Аг-х, твою ж луну! — я распластался в грязи и тут же развернулся.
Тварь неотвратимо хромала ко мне. И пусть на трех лапах она была куда менее маневренной, но выглядела она все такой же опасной.
— Хрен тебе, вертунский выродок!
Уперевшись прикладом в плечо, я вскинул карабин в направлении зверя и потянул спуск. Выстрел хлопнул глухо из-за набившейся в ствол грязи, но оружие сработало безотказно.
Пуля, оставляя белесый след дымки, вонзилась прямо в район ключицы снежка, от чего того резко дернуло назад.
— Егор! — раздался окрик Макса, который уже бежал мне на помощь.
И сразу после крика последовал выстрел, от которого порождение Вертуна вновь дернуло. Добил его уже подоспевший Женя Михайлов.
— Вот те и вторая линия обороны, — зло прорычал снайпер, резко отдергивая затвор и вкладывая в движения всю накопившуюся ненависть, — Центров, ты там как?
— Жить буду, — вяло усмехнулся я.
Тяжко вздохнув, я откинулся на спину, разглядывая заволоченное дымом небо. На хрен все эти Луны и Пробоину… С их Вертунами и тварями. Чтоб их… кхм… Пробоина сожрала!
— Макс, — просипел я, — Там чуть дальше ящик с патронами… Подхвати пожалуйста, а то я прям чувствую, как ноги немеют.
— Центр, просто признай, что обосрался, — буркнул Сапронов, проходя мимо меня.
Но он все-таки оглянулся, с заметным волнением посмотрев на мои ноги. Словно проверял, цел ли я, и не успели ли меня погрызть…
— Обосраться не позорно, позорно не выполнить задачу, — ловко парировал я и начал аккуратно подниматься.
Ещё ватные от страха ноги едва слушались, но держали. Адреналин отпускал, и тело пробрала дрожь. Все-таки, не каждый день удается вот так со смертью разминуться.
На позицию мы вернулись втроем. Макс тащил ящик, а Михайлов держал меня под руку, как старенького дедушку. Как назло, в окопе приходилось переступать через погрызенные части тела недавних защитников, и они маячили передо мной, как живой при… да твою ж луну!.. как охренительно мёртвый пример того, что могло со мной произойти.
Уже на месте снайпер, как ни в чём не бывало, вернулся к наблюдению за обстановкой. Мы же с пулеметчиком решили, что занятые руки гораздо лучше отвлекают от хреновых мыслей, и принялись набивать пустые ленты…
За чем нас и застал вернувшийся от Вертуна сержант.
Грозный выглядел уставшим. Его форма, вся испачканная в грязи, крови и в белесой росе, совсем не соответствовала его статусу сержанта, а уж тем более лунного Утреннего Мага огня. Перед нам стоял скорее простой пехотинец, чудом выползший из мясорубки.
