— А мать тут, в трактире? — рассеянно спросил Илар, раздумывая, что ему делать и как сделать так, чтобы мальчишка не болтал лишнего. Кроме того, чтобы дать мальчугану денег, ничего в голову не приходило.
— А нет мамки — спокойно ответил мальчишка, и вытер веснушчатый нос маленьким кулаком — померла она! Давно померла. Простудилась зимой и померла. Я один теперь. Хозяин говорит, что как вырасту, продаст меня с торгов — папашка ему задолжал много денег. А еще надо оправдать жратву, которой он меня кормит, и одежу, что он мне дает. Дрянь одежа, но не нагишом же я хожу.
— Смотрю, ты разумный парнишка — усмехнулся Илар, глядя на серьезное лицо нового знакомого — тебе лет‑то сколько? Десять? Одиннадцать?
— Тринадцать — неожиданно ответил мальчишка, и на недоуменный взгляд Илара, пояснил — правда — правда! Я не вру! Ну вот такой мелкий уродился, да. Но я жилистый, сильный! Во! — мальчишка согнул в локте правую руку и показал свой «могучий» мускул — гляди, видишь, какой крепкий? Пощупай!
— Да, крепкий! — Илар ткнул пальцем в мальчишескую руку, и сдерживая улыбку, отвернулся к окну. За окном уже начало сереть. Скоро должен быть рассвет, а Илар еще не спал. Конечно, он может выспаться и в дороге, но если хозяину каравана вожжа попадет под хвост — поспать не даст. Сыграй то, сыграй се, расскажи историю — достанет!
— Вот, видишь, господин! Тебя Исар зовут, да? Я слышал, как тебя называли в караване! Ты здорово играешь! Я тоже умею, но плохо… так, иногда бренчал на далире, мне Зистар давал попробовать— это наш музыкант. Он злой на тебя, говорит — башку бы разбил этому музыкантишке! Ты вроде как деньги у него отнял, гости тебе кидали, а ему нет. Хотел у меня твои деньги отобрать, но я убежал и сюда спрятался.
— Отобрать хотел, говоришь? — скривился Илар — вот гад!
— Ага. Гадина. Щиплется все, хватает меня… я ему что, шлюха, что ли? Гадина! — мальчишка погрустнел, и добавил — хозяину пожаловался, а он говорит, что от меня не убудет. Тоже гад. Зистар мне уже проходу не дает. Я слыхал, что он мужчин любит, вот и вяжется ко мне. А хозяин ржет, мол, пусть потренирует, все равно меня в бордель для мужчин продаст. Для женщин я слишком мелкий…
— Тринадцать лет, говоришь… — закусил губу Илар — интересно, а сколько он за тебя хочет получить денег?
— Не знаю — равнодушно пожал плечами мальчишка — я коплю денег, может когда‑нибудь выкуплюсь. Пока только десять серебряников собрал. Говорили, что взрослый сильный парень стоит на рынке десять золотых. Если он ничего не умеет. Мастеровые дороже. А за меня, хозяин говорил, хорошо если пять золотых возьмет — я некрасивый, веснушки, и маленький совсем. Вот так… Я тут при трактире — убираю в номерах, полы мою, воду таскаю — все делаю, что могу.
Илар посмотрел на мальчишку, на серьгу в его левом ухе, на которой было выбито имя хозяина, и вздохнул:
— Хочешь со мной уехать?
— Ты хочешь меня купить, господин? — встрепенулся мальчуган, и тут же подозрительно посмотрел в лицо Илара — только я это… с мужчинами не буду! Мне противно!
— Дурак — рассердился Илар — я что, похож на такого? Совсем спятил!
— Прости, господин… я тут всякого насмотрелся — грустно ухмыльнулся мальчишка — не обижайся. Конечно, я хочу с тобой уехать. Хочу мир посмотреть. Я ведь никогда отсюда не уезжал. Мы жили тут, в Есетре, когда папаша нас бросил, так тут и живу всю жизнь. Забери меня отсюда, а? Пожалуйста… а то я сбегу, а меня потом поймают и убьют. Терпежа уже нет, достал меня этот Зистар. Я уж и подумывал, чтобы сбежать… только некуда. И эта демонова серьга… ее только с ухом снимать. Давай, я у тебя приберусь? А то тут грязновато…
— Приберись — кивнул Илар — а я пока посплю. Завтра с тобой решим. Сегодня я чего‑то… приболел.
— Ага, я видел — усмехнулся Даран — и зачем ты пил, господин? Видно же, что ты не пьешь. Выпил всего ничего — я следил.
— Все‑то ты видел! — фыркнул Илар, с облегчением откидываясь на подушку. Комната уже не вертелась — скачки на ванне и разговор с мальчишкой протрезвил его, как если бы музыкант выпил снадобье от похмелья.
— Все видел — кивнул Даран, громыхая деревянным ведром в углу возле ванны — я все подмечаю! Все вижу! Знаешь, господин, никто не обращает внимания на мальчишку — раба, а у меня ведь тоже глаза есть, и скажу тебе — очень даже острые глаза. Все вижу. И как хозяйкину дочку в кладовой тискал купец из столицы, и как Зистар с Шараном в комнате запирались, и как возчик, что привез муку, бутылку вина за пояс засунул, все вижу! Только молчу. На кой мне надо? В жизни не пригодится. Ты не переживай, я никому не расскажу, что ты колдун. Ты же боишься, что я трепану языком? Нет, я же не дурак болтать!
— Ты умнее, чем кажешься — усмехнулся Илар, глядя на то, как мальчишка не морщась, подбирает с полу то, что вылетело из пьяного музыканта некоторое время назад. Даран умело вытирал пол, и было видно что он умеет работать.
Неожиданно Илар подумал о том, что неплохо вообще‑то заиметь слугу — таскать вещи, прибирать, стирать. А что — зарабатывает приличные деньги, почему бы не позволить себе держать прислугу?
— Умнее — кивнул Даран, макая тряпку в ведро — ты думаешь, господин, легко жить, когда ты один, и нет никого, кто за тебя заступится? Когда тебя могут ударить, и даже убить, и ничего за это убийце не будет? Хошь, не хошь, а приходится быть умным. Я неграмотный, но соображалка у меня работает. Если купишь меня господин, не пожалеешь!
— Надеюсь — задумчиво ответил Илар, искоса следя за мальчишкой. Тот поставил ведро с грязной водой в угол, вымыл руки в ванне, и вопросительно глянул на хозяина комнаты:
— Я останусь здесь?
— А ты где вообще ночуешь? Где спишь?
— У себя в клетушке, рядом с кладовой. Но я там редко сплю последнее время. Или на конюшне, или еще где‑нибудь…
— Понял… — кивнул Илар — возьми одеяло, положи на пол, замерзнешь.
Он собрал одеяло, бросил его пареньку, и тот благодарно улыбнулся, устраиваясь под столом. Илар привстал, повернул колесико масляного фонаря, притушив его почти до конца, снова лег и закинул руки за голову, глядя в потолок. В голове шумело, но дурнота прошла, мысли стали более ясными, четкими. Спать почему‑то расхотелось, Илар знал, что завтра пожалеет, если сейчас не выспится. Но ему все равно не спалось — в голову лезли мысли, рассуждения, планы. Когда не подумать, как ни глубокой ночью, когда весь мир спит и видит сны? Никто не мешает, не шумит, не топает и не кричит: «Ну‑ка, сбацай «Желтоклювую птичку!»
«Итак, что со мной происходит, не считая того, что я сегодня нажрался? Я вдруг стал великим музыкантом! Не смешно ли? Ну‑ка, Илар, давай размышлять — я умею играть, неплохо играть, умею петь, и как выяснилось — умею сочинять музыку и баллады. Но! Никогда я не мог играть и петь так, чтобы люди буквально сходили с ума! Почему это до сих пор не показалось мне странным? Потому, что мне было приятно чувствовать себя великим музыкантом, и я отбрасывал от себя мысли о том, что дело нечисто. И тогда нужно подумать — что изменилось? Я получил далир. Дорогой, с дорогими струнами, звучащий волшебно, так, что люди плачут и смеются в такт мелодии. Волшебно?! Волшебно! Мне нужно было сообразить раньше — далир‑то зачарованный. Я же читал что есть такие заклинания — то ли лак зачаровывают, то ли инструмент какой‑то колдовской мазью натирают, не знаю — в книгах пишут об этом по разному, да я как‑то раньше этим не интересовался… а зря. Древнее колдовство, забытое. Старый колдун не зря держал у себя далир, ох, не зря! С какой стати он бы таскал с собой инструмент? Кстати — вероятно стоит он больших, очень больших денег. Надо еще почитать где‑нибудь, что могут такие инструменты. Впрочем — я видел, что они могут, По крайней мере мой далир. Он как‑то воздействует на людей, и… на меня. Я начинаю играть лучше, а люди воспринимают мою игру всей душой. Сомневаюсь, что если бы я взял в руки другой далир, эффект был бы таким же. Интересно, очень интересно! Но пора спать… Завтра поговорю насчет парнишки. Хороший парнишка, сразу видно. И жалко его. Деньги есть, почему бы не помочь парню? Выкручусь как‑нибудь. И что, я буду держать у себя раба? Отец бы меня не понял… противно. Но кто сказал, что он будет рабом? Оформлю как‑нибудь позже, выправлю ему свободу — как только приедем с столицу. Пока не буду ему об этом говорить. Позже. Ну все, спать…»
