— Поднимайтесь, лежебоки! — гаркнул один из лучников.
В окрике не было необходимости: заключенные уже сгрудились перед решетками в ожидании кормежки. Еда была единственным, что приятно разнообразило унылую тюремную жизнь. Марк поспешил вместе с остальными. При одной только мысли о похлебке в животе заворчало.
Неподалеку затрещал и почти погас факел. Марк закашлялся от едкого дыма. Эти факелы и без того давали совсем немного света. Тюрьма располагалась глубоко под землей, в подвальных помещениях здания архива на Срединной улице. Над головами заключенных, в верхних этажах, кипела оживленная административная деятельность. Скрытая система вентиляции уносила часть дыма, так что можно было дышать, но воздух все равно оставался спертым. Темницу насквозь пропитала нестерпимая вонь гнилой соломы, немытых тел и испражнений.
Эти ядовитые миазмы едва не свели Скавра с ума, когда солдаты Марзофла бросили трибуна в темницу. Но прошло четыре или пять дней, и Марк почти привык к вони.
Скрипя, тележка медленно катилась по длинному узкому коридору. Перед каждой камерой она останавливалась. Один из стражников передавал глиняный кувшин с водой в камеру слева; второй совал в камеру справа хлеб и жидкую похлебку в миске. Затем стражники менялись местами и проталкивали тележку на несколько шагов вперед.
Трибун вернул пустой кувшин и миску. Ему налили воды и положили дневную порцию похлебки. Вода была тухловатой, а хлеб — выпеченным из проса с соломой. С тех пор как куски рыбы, плававшие в похлебке, были свежими, утекло немало воды. Но Марк доел похлебку и обтер миску хлебом дочиста.
Он все время хотел есть, однако старался не обращать внимания на постоянное голодное бурчание в животе. Марк не был истинным стоиком — во всяком случае, не настолько, чтобы держать в узде эмоции. Однако физические неудобства не причиняли ему слишком большого беспокойства.
Стражники обошли все камеры и удалились. Теперь оставалось лишь коротать время в беседе. Марк почти не участвовал в разговорах заключенных. На вопрос, за что он попал в тюрьму, Скавр ответил: «За государственную измену». Раздались свистки и ядовитый смех. Воры, составлявшие основную массу населения тюрьмы, презрительно относились к «политическим». Кроме того, Марк не мог научить их ничему новому.
Один из воров без конца рассказывал, как открывать замки и запоры на дверях.
— Если у тебя достаточно времени, можешь бросать в замочную скважину горстки песка, пока стержень не поднимется и ты не сможешь его вытащить. Это очень медленная, кропотливая и тихая работа. Если замок находится в темном помещении, сделай сеточку и привяжи ее к тонкой веревочке, а потом протолкни ключ. Когда ключ упадет на пол — протащи его под дверью. Дело сделано! Еще неплохая штука — тонкие щипчики… Эх, дурни, ведь здесь такие же замки, как везде! Да только до них не дотянуться. Клянусь Скотосом, я вырвался бы отсюда через минуту, если бы мог коснуться хоть одного замка.
Скавр вполне верил этому. В голосе взломщика звучала деловая, спокойная уверенность человека, отлично знающего свое ремесло.
Едва в камере Скавра настала тишина, как издалека донесся чей-то важный голос, рассказывающий, как надлежит окрашивать стекло, дабы придать ему видимость драгоценного камня и потом с выгодой продать.
— Ха! — выкрикнул кто-то. — Если ты такой умный, то почему ты здесь сидишь?
Ответом было оскорбленное молчание.
Разговор перешел на женщин — еще одна тема, которую заключенные могли обсасывать целыми днями. У трибуна имелась своя история, которая потрясла бы его собратьев по несчастью, однако Марк не имел ни малейшего желания рассказывать ее.
Несколько часов Марк проспал. Раза три его будили укусы насекомых. Тюремные камеры — настоящий рай для вшей и блох, гнездившихся в соломенных матрасах. Марк потерял счет тараканам, которых прибил на кирпичном полу. Некоторые заключенные ловили их и ели. Однако Марк был не настолько голоден, чтобы питаться тараканами.
Незадолго до очередной кормежки по коридору загрохотали солдатские сапоги. Командир взвода видессиан показал пропуск. Начальник стражи прошел вместе с офицером по ряду камер, пока не остановился возле той, где находился трибун.
— Этот, что ли?
— Дай взглянуть. Да, он самый.
— Забирай.
Стражник вытащил ключ, открыл засов и распахнул решетчатую дверь.
— Выходи, ты! — рявкнул он римлянину.
Марк кое-как вылез наружу. Увидев командира взвода, трибун постарался взять себя в руки. Лучше уж идти на смерть с высоко поднятым знаменем, чем сдаться и погибнуть ни за что. Так говорили римские офицеры.
— Куда ты меня ведешь? — спросил Скавр резко. — К Императору?
Если мужество трибуна и удивило видессианина, то тот довольно удачно скрыл свои чувства. Его лицо осталось невозмутимым.
— Нет, — ответил он кисло. — В баню. От тебя разит, как от выгребной ямы.
Солдаты схватили Скавра за локти и потащили вон из тюрьмы.
* * *
В свежей одежде (правда, она не вполне подходила по размеру), с чистыми, еще влажными волосами, Марк почувствовал себя заново родившимся. В конце концов солдаты почти силой вытащили его из теплого бассейна. Марк намыливался дважды и тер себя пемзой, пока кожа не покраснела. На его подбородке еще росла колючая золотистая щетина; побриться в Видессе было делом замысловатым — бритвы здесь на каждом углу не валялись. Щетина невыносимо чесалась и делала лицо неопрятным, словно постоянно напоминая о времени, проведенном в тюрьме.
Марк почувствовал некоторое облегчение, когда стражники провели его не в Большую Тронную Палату, а в личную резиденцию Туризина. Что бы ни ожидало его впереди, это, во всяком случае, не будет публичным проклятием. Видессиане обставляли подобные церемонии с большой помпой.
Марк, конечно, знал, что Алипии он у Туризина не встретит. И все же отсутствие принцессы лишний раз напомнило трибуну о том серьезном положении, в котором он очутился.
Туризин Гавр облачился во все императорские регалии. Обычно он ограничивался красными сапогами. Сегодня на нем красовался пурпурный плащ, осыпанный драгоценностями, и порфира.
Кроме стражников, самого Императора и Скавра, единственной живой душой в помещении был один из императорских слуг-евнухов — Коркон. Он держал восковую табличку и стило.
Гавр оглядел римлянина с головы до ног:
— Ты готов выслушать приговор?
— А у меня что, есть выбор?
Дворецкий в ужасе уставился на Скавра. Император невольно усмехнулся.
