Ознакомительная версия.
Алена закашлялась снова. Приоткрыла мутные глаза:
– «Жалеть»? Ты много о себе возомнил, Аспирин.
– Ну конечно, – у него уже не было сил на раздражение. – Ты у меня в доме, жрешь, спишь, травишь медведем, но я недостоин твоего внимания… Я – твое орудие… Чего ты трясешься?
Он подошел ближе, косясь на Мишутку. Тот лежал поверх пледа, раскинув мягкие лапы. Смотрел мимо Аспирина.
– Я никогда не расскажу ему об этой ночи, – сказала девочка. – Я все расскажу… кроме этого. Я встану на перекрестке. Сыграю песню. Брат услышит и отзовется. Тогда я пойду и найду его… даже если он мертвый… я сделаю его снова живым. И мы уйдем вместе. Нам откроют ворота. Я вижу, как они открываются, и там – солнце… А смерти нет. Много дней мы будем жить, и жизнь будет всюду. У них глаза светятся как звезды, они смеются… летают. И нет страха, хотя они знают, что такое страх. И нет боли, хотя они знают, что такое боль. Но я никогда не скажу ему об этой ночи. Никогда…
Она лежала, смотрела сквозь Аспирина, прижимала медведя к груди, и бредила. Преодолевая кашель, говорила и говорила, временами срываясь на непонятный Аспирину язык.
Легонько постучали в незапертую дверь.
– Тихо, – велел Аспирин. – Тихо… Она догадается!
Дверь скрипнула, открываясь.
– Это я, – сказала соседка. – Я принесла «Доктор Мом», грудной сбор – травы… Вы приготовили «Фервекс»?
– Вы врач? – спросил ее Аспирин.
– Нет, я инженер, – она отвела челку со лба, виднее стали две вертикальные морщинки. – А вы ди-джей, я знаю. Я иногда вас слушаю. Знаете, в маршрутке или в такси, у них же постоянно играет радио…
– Я сейчас, – сказал Аспирин. – Сейчас.
– Это ваша дочь? – вполголоса спросила соседка, когда под ее руководством он готовил на кухне лекарство.
Аспирин вздохнул:
– Честно говоря… Она приехала неожиданно. Из Первомайска. От матери. Говорит, что дочка. А я ее никогда раньше не видел, даже не думал…
– Мелодрама, – сказала соседка. – Так бывает?
– Не знаю, – признался Аспирин. – Со мной – наверное, бывает… Вы видели, что стало с моей машиной?
– Да, – соседка помолчала. – Очень странно. Как будто у вас в багажнике граната взорвалась.
– Вы никогда не видели гранат, – Аспирин помешивал ложечкой теплое, с запахом лимона питье. – От них совсем другие… повреждения.
– Так что же с ней случилось? С машиной?
Теперь помолчал Аспирин.
– Авария, – сказал он наконец. – Знаете… в широком смысле авария. Дырка во Вселенной. В мироздании. В узком смысле – в моем собственном…
– Вы плохо выглядите, – сказала она и вдруг положила ладонь ему на лоб. Прохладное прикосновение, умиротворяющее, спокойное; Аспирину захотелось, чтобы она подольше не убирала руку.
Но она убрала:
– А что случилось с вами?
Он отвел глаза. Она разглядывала четыре «зарубки» на его щеке:
– Что… большие неприятности?
– Бывает, наверное, хуже, – пробормотал Аспирин. И добавил, подумав: – Но редко.
– Машина – это всего лишь вещь, – осторожно заметила соседка.
– Конечно.
– У вас нет контакта с девочкой?
– А представьте, к вам приезжает ребенок и говорит, что он ваш сын?
– Да уж, – соседка посмотрела на чашку в руках Аспирина – разговаривая, тот механически помешивал ложечкой остывающее питье. – Ну, отнесите ей, пусть выпьет…
Аспирин вошел в гостиную. Поколебался, прежде чем приблизиться к дивану с лежащим на нем Мишуткой. Наконец, протянул руку:
– На.
Алена взяла. Принялась глотать – жадно, захлебываясь.
– Ты что, пить хочешь? – удивился Аспирин.
– Ей нужно обильное теплое питье – постоянно, – сказала соседка из прихожей. – И хорошо бы – молоко с содой… Я пойду. Спокойной ночи. Утром вызовите врача.
За ней закрылась дверь.
– Спасибо, – сказала Алена, возвращая пустую чашку.
– На вот, микстура, – он протянул ей зеленый пузырек и ложечку.
– Спасибо.
– Ты можешь умереть? – спросил он, глядя ей в глаза.
– Нет, – сказала она, но не очень уверенно. – Чтобы мне отсюда уйти, надо сыграть специальную музыку… Чтобы он сыграл. Больше никто не сумеет.
– Так чего мы волнуемся? – удивился Аспирин. – Ты же мне столько раз говорила, что не боишься смерти!
– Не боюсь, – подтвердила Алена шепотом. – Я другого боюсь… Я боюсь людей, которые сперва кажутся живыми… а потом оказывается, что они не просто мертвецы – они уже сгнили.
– Блин-н, – сказал Аспирин со злостью. – Я о тебе забочусь… А ты мне свои намеки гадостные намекаешь, да?
Алена снова закашлялась.
– По идее, есть молоко, – сквозь зубы сообщил Аспирин. – И сода.
– Принеси, – попросила Алена. – И дай мне еще одеяло. А то меня трясет.
* * *
Через полчаса подействовало лекарство. На бледном лбу Алены выступил пот. Она расслабилась, легла ровно, подмостив Мишутку под бок.
– Когда я тебя увидела в первый раз, – она закрыла глаза, судорожно потянулась, как будто у нее ломило суставы, – мне увиделось совершенно четко, что ты мертвый. Такой же, как все здесь. Страшный. Прошел себе дальше, и ладно… Но ты вернулся. И оказалось, что ты живой… Показалось.
– Ты бредишь, – равнодушно сказал Аспирин.
– Да, – Алена слабо усмехнулась. – Ты играешь на пианино?
– Давно. В детстве.
– А чей инструмент?
– Родительский… Ну и я на нем учился. «Как под горкой, под горой…»
Она отбросила одеяло. Струйки пота блестели на ее висках, на лбу, на шее, и несчастная футболка, в которой она ходила записываться в музыкальную школу, была мокрая насквозь.
– Тебе надо переодеться, – сказал Аспирин.
– Мне не во что, – она не открывала глаз. – Дай мне поспать…
В стопке свежего, из прачечной, белья в шкафу он отыскал свою старую белую футболку.
– Переоденься.
Она с трудом разлепила глаза.
– Спасибо… Отвернись.
* * *
Алена заснула в обнимку со своим медведем. Аспирин пошел на кухню и заварил чаю. Вторую неделю он жил в вывихнутом мире – и ничего, ходил, разговаривал, даже денег успел заработать…
Он устал. И потому сейчас думал, глядя в чашку: а может, так и надо. Может, ей в самом деле немного нужно, поживет… ладно, куплю ей скрипку… пусть ходит в свою музыкальную школу. И в один из дней исчезнет так же внезапно, как и появилась. Придет босоногий в камуфляжных штанах, сыграет песню… кстати, на чем сыграет? И Алена уйдет, откуда пришла. Где нет смерти и вообще все довольны.
Человек приспосабливается, иначе бы не выжил. Царапины затянутся, бомбилы откосят от статьи и загремят на какое-то время в дурку. Аспирин переживет: главное, не трогать эту маленькую дрянь, никак не угрожать ей и не касаться медведя руками. А потом он что-нибудь придумает. В конце концов, плюнет на все и смотается с Лондон. А девочке с мишкой не дадут визы, ох, не дадут…
Ознакомительная версия.
