Лорд Дарси много слышал об этом человеке, и китель королевского синего цвета, изрядно сдобренный золотом, лишь чуть-чуть подсказал ему, что перед ним Питер де Валера ап Смит, лорд Верховный адмирал имперского военно-морского флота, командующий объединенными флотами, рыцарь-командор Ордена Золотого Леопарда и глава штаба военно-морских операций.
Человек рядом с лордом Верховным адмиралом был примерно того же возраста, но его волосы были явно более седыми, а черты лица — настолько обычными, что в сравнении с адмиральскими делались незначительными. Лорд Дарси не узнал его, но на нем была форма флотского капитана, что предполагало его принадлежность к военно-морской разведке.
Когда командор Эшли представил тех, кто нуждался в представлении, все начальные идентификации лорда Дарси оказались безошибочными, включая и последнюю: на совещании присутствовал капитан Перси Смоллетт, глава корпуса военно-морской разведки флота.
Из всех троих флотских, заметил Дарси, лишь у лорда Верховного адмирала была его парадная шпага — лишь ему одному было дозволено носить оружие в присутствии короля. Дарси вдруг стало казаться, что все присутствующие смотрят на его правое бедро, хоть пистолет и был спрятан под утренним камзолом.
Не успели завершиться официальные представления, как открылась дверь в смежную комнату и вошел человек, одетый в ливрею мажордома королевского двора.
— Милорды и джентльмены! — объявил он. — Его Императорское Величество король!
Все шестеро вскочили. Когда король вошел в зал, они низко поклонились, не преклоняя, однако, колен. Таковы были тонкие требования придворного этикета. На Его Величестве была форма главнокомандующего имперским флотом. Если бы он был в полных регалиях или в обычной уличной одежде, коленопреклонение выглядело бы уместным. В армейской же или флотской форме он был военным офицером — конечно, офицером самого высшего звания, но все же офицером, — а ни один военный офицер не бывает настолько высок, чтобы преклонять пред ним колени.
— Милорды и джентльмены, — сказал Его Величество, — прошу сесть.
Джон IV, милостью Божией король и император Англии, Франции, Шотландии, Ирландии, Новой Англии и Новой Франции, защитник веры et cetera, был типичным представителем династии. Высокий, широкоплечий, голубоглазый, статный блондин, Джон Английский был прямым потомком Генриха II, первого Плантагенета, по линии внука Генриха, короля Артура. Как и его предшественники, король Джон IV обладал силой, способностями и мудростью, присущими старейшей правящей семье Европы. Ничем, кроме внешности, он не напоминал членов необузданной и непостоянной младшей ветви семьи — теперь, к счастью, угасшей, — происшедшей от младшего сына Генриха II, несчастного принца Джона Безземельного, умершего в изгнании за три года до смерти короля Ричарда Львиное Сердце, последовавшей в 1219 году.
Король сел во главе стола. Слева от него разместились лорд Верховный адмирал, капитан Смоллетт и лорд Бонтриомф, справа — сэр Лайон, командор лорд Эшли и лорд Дарси.
— Милорды и джентльмены! Я думаю, всем вам понятна причина, по которой мы здесь собрались. Однако для того, чтобы упорядочить факты в наших умах, я попрошу милорда Верховного адмирала рассказать, с чем мы в настоящее время столкнулись. Будьте добры, милорд!
— Слушаюсь, сир! — Голос Верховного адмирала, слегка дребезжащий баритон, даже будучи приглушенным, скорее предназначался для того, чтобы орать приказы с юта, чем вести тихую беседу в Вестминстерском дворце.
Верховный адмирал обвел присутствующих проницательным взглядом.
Словно на карту посмотрел.
— Здесь замешано оружие, — сказал он напрямик. — То есть я называю это оружием, а сэр Лайон — нет. Но я простой моряк, а не волшебник. Все мы знаем, что возможности волшебства ограничены. Вот почему магия непригодна для военного дела: если волшебник воспользуется тауматургией, чтобы уничтожить вражеский корабль, ему придется прибегнуть к черной магии, а ни один нормальный волшебник этого не захочет. К тому же, черная магия не слишком эффективна. Польский флот пытался применить ее в тридцать девятом, но наши контрзаклинания свели ее действие на нет. Пока они пытались заставить свои заклинания работать, мы преспокойненько громили их корабли с помощью самой обычной артиллерии... Однако, насколько я понимаю, здесь не черная магия. — Он посмотрел на гроссмейстера. — Может быть, вы лучше объясните, сэр Лайон?
— Хорошо, милорд, — сказал Лайон Грей. — Думаю, я должен пояснить вам, что граница между тем, что мы называем «черной» магией, и тем, что называем «белой» магией, не так четко определена, как многие предполагают.
Например, мы говорим, что занятие Искусством для исцеления — это белая магия, а использование заклятий для вызывания болезней и смерти — черная магия. Но могут спросить: разве лечение сломанной ноги маньяку-убийце с тем, чтобы он мог продолжать убивать — это белая магия?.. Или наоборот: черная ли магия — проклясть того же маньяка, чтобы он умер и никого больше не убил? Ответ в обоих случаях — да. Это может быть доказано символогической математикой теории этики. Не буду вам надоедать уравнениями аналогий. Достаточно сказать, что в подобных, своего рода антагонистических случаях теория этики вполне действенна. Достижения науки сведены в афоризм, который знает наизусть всякий ученик-тауматург: «Черная магия — это, в основном, символизм и намерения». — Сэр Лайон улыбнулся и сделал правой рукой жест допущения. — То же самое, конечно, и с белой магией, но остерегаться мы должны именно черной.
— Вполне понятно, — сказал капитан Смоллетт.
— Я не буду вдаваться в предмет дальше, — сказал сэр Лайон, — скажу только, что теория этики позволяет одному человеку вмешиваться в действия другого, если эти действия имеют целью разрушение. В результате мы изготовили... э-э... «оружие», о котором упомянул милорд Верховный адмирал. — Сэр Лайон окинул взглядом присутствующих, останавливая глубоко посаженные сверкающие глаза на каждом по очереди. Затем нагнулся, вытащил из-под стола и поставил на полированную дубовую поверхность некий предмет.
— Вот оно, милорды и джентльмены.
«Оно» оказалось конструкцией, выглядящей довольно-таки необычно.
Основной ее частью был медный цилиндр восьми дюймов в диаметре и восемнадцати дюймов в длину. Цилиндр был установлен на маленьком треножнике, который удерживал его в горизонтальном положении на расстоянии четырех дюймов от крышки стола. С одной стороны цилиндр имел две рукоятки, так что его можно было наводить на цель, взявшись за рукоятки руками. С другого конца выступала конусообразная деталь — около трех дюймов в диаметре и десяти в дину. Свободный конец ее при длине в четыре дюйма расширялся до шести дюймов, создавая нечто похожее на раструб-дуло.