Я прожила свою короткую жизнь в поселке, в постоянной войне: родилась в смертельной борьбе с Карстеном, мои родители были на границе, откуда шла величайшая угроза, мои братья отправились сражаться еще до того, как на их подбородках появился слабый пушок будущей бороды. Я вынуждена была привыкать к борьбе самых разных видов. С тех пор, как мы бежали в Эскор, вызвав этим ярость Мудрых женщин, борьба висела у нас на левой руке, а разящий меч – постоянно был в правой.
Мы с детства носили щит, и снимать его не разрешалось.
Поэтому такое нападение не было для меня неожиданностью. Будь у меня моя прежняя Сила, я обвела бы племя защитным кругом прежде чем убежать. Я взяла бы с собой Вахаи, если бы она согласилась, и с сожалением думала об Аусу. Но среди других членов племени не было никого, кому я была бы обязана, кого я должна была бы защитить.
Извивавшаяся тропа неожиданно вывела меня к более широкой, пересекавшей мою под углом. Я подумала, что под снегом лежит дорога, ведущая к мысу, и свернула на нее.
Вупсалы предполагали, что победа в сражении им обеспечена. Но вряд ли они станут искать меня. Поскольку я оказалась плохой пророчицей, меня смогли бы преследовать из мести, но никак не для того, чтобы вернуть к себе.
Буря усилилась. Ветер не давал идти, пелена снега закрывала все вокруг. Нужно было скорее отыскать какой-то кров, иначе я упаду и буду занесена снегом. Скверный конец!
С одной стороны дороги тянулся кустарник с темными местами между ними. Я обнаружила, что это кучи камней, обломки какой-то постройки. В одной из куч была впадина, и я вползла в нее. Это оказалось чем-то вроде пещеры, образованной упавшими стенами. Пещера дала мне ощущение безопасности, а снежный занавес скрыл меня там.
Время и ветер нанесли в эту впадину сухих листьев. Я вырыла себе в них гнездо и набросала их на себя сверху. Затем я занялась колдовством, частично унаследованным от Утты: сжевала горсть трав и заставила мозг уснуть.
Это не был настоящий транс, я не решилась бы на него в таких условиях, но все же он был сродни ему. В этом состоянии холод почти не имел значения для моего тела, а спать я не могла, поскольку такой холод мог бы вызвать сон без пробуждения.
Я сознавала, что лежу в темноте, но это не имело значения, казалось, будто часть моего мозга вышла из тела, оставив остальное для спокойных дум.
Не было сна, но не было и размышлений, потому что умственная активность могла бы разбить чары, поставленные как буфер между мной и внешними страданиями. Это было длительное и терпеливое ожидание, и тот, кто долго жил в Месте Тишины, знает, как держаться в подобном состоянии.
К утру ветер стих. К отверстию моей норы нанесло снегу, так что снаружи почти ничего не было видно, но все-таки было ясно, что буря прекратилась.
Я вылезла из своего гнезда и достала немного сушеного мяса, растолченного и спрессованного. Его надо было сосать, а не жевать, чтобы не сломать зубы. Взяв кусок в рот, я надела заплечный мешок и вышла.
Линию старой дороги отмечали только верхушки кустарника, торчавшие из снега.
Пробираться к дороге по сугробам было крайне утомительно. Я запыхалась и устала. Я шла и вязла, скользила и падала.
Я чуть не умерла. Хорошо, что лед и снег, бывшие моим несчастьем, оказались тем же и моему врагу. Айлия, намеревавшаяся вонзить мне охотничий нож в спину, поскользнулась, толкнула меня, и мы обе скатились в сугроб. Я вылезла из него, как раз вовремя, чтобы встретить ее нападение и выбить нож из ее руки, а в следующий миг – вообще сбить ее с ног. Нож пропал в глубоком снегу, но Айлия бросилась на меня с кулаками, и я защищалась как могла.
Хороший удар по голове снова уложил ее, и на этот раз я встала на нее коленями и держала, а она плевалась, визжала и, скалила зубы, как дикий зверь.
Я собрала остатки своей воли и направила на нее, и она в конце концов успокоилась и лежала тихо, но в глазах ее горела ненависть.
– Он умер! – сказала она. – Ты убила его!
Неужели Айфинг так много для нее значил?
Я была удивлена. Видимо, я всю жизнь полагалась на мысленную речь и не научилась судить о людях по другим признакам, как судят те, кто не имеет способностей к мысленному общению. Я думала, что Айлии нравится ее место второй жены, даже можно сказать – почти первой, а не сам вождь.
Значит я ошибалась в Айлие, и настоящая скорбь погнала ее выследить ту, которая, по ее мнению была виновата в смерти любимого мужа в большей степени, чем рейдер, кинувший в него топор.
Ненависть не рассуждает, и если Айлия перешла границу, где ее могла достичь моя логика, то я взвалила на себя груз, с которым не знала, что делать. Я не могла ни убить женщину, ни оставить ее здесь. Возвращаться в племя я тоже не собиралась.
Оставалось единственное, очень неприятное решение – идти дальше с нежелательной пленницей…
– Я не убивала Айфинга, – сказала я, стараясь подействовать на ее мозг.
– Ты виновата. Утта была щитом, она правильно предсказывала. Он думал, что и ты будешь делать так же. Он надеялся на тебя.
– Я никогда не говорила, что у меня власть Утты, – сказала я. – Мне не оставили выбора…
– Ну да! – воскликнула она. – Ты хотела уйти от нас, вот ты и позвала рейдеров, чтобы скрыться самой, пока они пускают в ход мечи! Ты черное существо!
Ее слова резали меня, как острый кинжал. Я всего лишь хотела убежать из племени. Неужели я бессознательно предала их?
Не для этого ли я советовалась с отвечающими рунами, чтобы сделать племя беспомощным? Дензил служил Тени, и под его влиянием я близко подошла к таким поступкам, из-за которых могла бы быть проклятой навечно. Неужто на мне осталось пятно, и оно толкнуло меня на такое жестокое решение, в каком обвиняет меня Айлия? Я была так счастлива, получая снова свою силу – для собственной выгоды, как я теперь выяснила. А в этих весах существует равновесие. Добро, употребленное во зло, становится злом и растет как снежный ком, так что в конце концов нельзя уже признать добро – приходит только нечто, искаженное Тенью. Неужели я до сих пор ношу в себе то, что все мои поступки всегда будут вредить другим?
Но ведь имеющий власть вынужден пользоваться ею. Это естественно, как дыхание.
Когда я была лишена Власти, я была призраком, оболочкой, идущей по жизни, не чувствуя и не касаясь ее. Чтобы жить, я должна быть собой, должна иметь то, что дано мне от рождения. Но если это сделает меня чудовищем, окутанным покровом Тени?
– Я хотела быть свободной, – сказала я ей. – Я как бы искала ответа и для себя и для Айлии.
– Я могу поклясться Тремя Именами, что не замышляла вреда ни тебе, ни твоему народу. Утта держала меня в плену даже после своей смерти, благодаря своему искусству, и только потом я сумела разбить ее чары. Ты сама подумай: если бы тебя захватили рейдеры и держали в лагере как рабыню, разве ты не воспользовалась бы случаем, попавшим тебе в руки? Я не призывала на вас врагов и никогда не имела ясного предвидения, как Утта. Она не учила меня этому. Айфинг пришел ко мне как раз перед нападением рейдеров. Я читала отвечающие руны и предупредила его.
