Пролив пересекли быстро и без потерь, и вот Феанор первым из Нолдоров снова вступил на берег Среднеземья. Высадились они в заливе Дренгист.
Вскоре к Феанору подошел его старший сын Маэдрос. Он беспокоился о друге своем Фингоне, оставшемся на том берегу, и спросил отца:
— Кто из гребцов поведет корабли назад и кого ты прикажешь привезти первым? Может быть, Фингона Храброго?
Феанор в ответ так расхохотался, что Маэдрос отступил на шаг.
— Никого! — вскричал Феанор. — Я не считаю потерей то, что осталось на том берегу. Они были недовольны мной, ну и пусть остаются со своим недовольством или возвращаются под руку Валаров! Корабли — сжечь!
Маэдрос молча отошел и долго стоял в стороне, глядя как горят гордые белые корабли Тэлери. Перед ним гибли в огне прекраснейшие создания эльфийского народа. Морским волнам никогда уже не качать столь совершенных морских судов, ибо совершенство не часто приходит в мир.
Финголфин с отрядом видели зарево в той стороне, куда ушли корабли, и все поняли: их предали. Так начало сбываться Проклятие Мандоса.
Финголфину оставалось либо сгинуть в Арамане, либо со стыдом возвращаться в Валинор. Горько было у него на душе. Но теперь он, как никогда, хотел добраться до Среднеземья и повстречаться с Феанором. Эльфы долго шли вдоль берега, и чем труднее был путь, тем достойнее переносили они лишения. Могучим народом были Старшие Дети Илуватара, тяготы земной юдоли еще не сломили их дух, юный огонь пылал в сердцах и вел вперед по жестоким морозным окраинам Севера. Впереди шли Финголфин, Финрод и Галадриэль. Когда не осталось иного пути, отряд вступил на вздыбленный лед пролива. Немногим из грядущих свершений Нолдоров дано было превзойти доблестью этот отчаянно тяжелый переход. Таяло воинство Финголфина, погибла жена Тургона Эленвэ, и все же эльфы вступили на берега Внешних Земель. Едва ли надо говорить, как мало любви к Феанору и его сыновьям осталось в сердцах тех, чьи трубы услышало Среднеземье при первом восходе Луны.
Сказано, что в Среднеземье эльфийским народом правили Эльвэ и Мелиан. Эльвэ звался теперь Элу Тинголом, Королем Сребромантом. Его признавали владыкой и мореходы Кирдэн Корабела, и эльфы Белерианда, и охотники, живущие в Синих Горах за Гелионом. Синдары звались они, Серые Эльфы Белерианда, и хотя происходили из Мориквэнди, но под властью Тингола и учительством Мелиан стали со временем искуснейшим и мудрейшим народом Среднеземья.
В конце первого века заточения Мелькора, когда земли покоились в мире и благоденствии, а слава Валинора сияла над всей Ардой, пришла в мир Лучиэнь, единственное дитя Эльвэ и Мелиан. Обширные просторы Среднеземья были погружены в сон Йаванной, но в Белерианде, под руками Мелиан, жизнь била ключом, радость наполняла воздух, и ясные звезды серебристыми кострами горели высоко в небе. Осиянная их светом, в рощах Нелдорета родилась Лучиэнь. Навстречу ей, подобные земным звездам, тянулись невиданные раньше в этих краях белые цветы нифредила.
На втором веку пленения Мелькора через Синие Горы пришли в Белерианд первые гномы. Сами себя они называли Казад, а Синдары прозвали их Наугримами, Низкорослым Народом; иногда их еще называли Гонхирримами, Повелителями Камня. Древнейшие поселения гномов лежали далеко на востоке, теперь же были созданы прекрасные подземные города в отрогах Синих Гор: Габилгатхол и Тумунзахар. Эльфы назвали Габилгатхол Белегостом, Великим Городом, а Тумунзахар — Ногродом, Пещерами Храбрых. Сами гномы столицей своей считали Казад-Дум, Подгорное Царство, на эльфийском языке — Хадходронт, позже, в Темные Годы, названный Морией. Эльфы только слышали о ней от гномов Синих Гор — Мория лежала в Мглистых Горах, за немеряными лигами Эриадора.
Приход гномов несказанно удивил эльфов, ведь они полагали себя единственными жителями Среднеземья, владеющими речью и умеющими работать руками. Но каково же было их изумление, когда они ни слова не смогли понять из языка Наугримов. Звуки наречия гномов казались им слишком медленными, неприятными на слух, и мало кто из эльфов овладел этим языком. Зато гномы учились легко, предпочитая осваивать эльфийское наречие, и не очень-то охотно обучали своему. Считанные эльфы бывали в Ногроде и Белегосте, разве что Эол из Нан Эльмута да его сын Маэглин, а вот гномы часто приходили в Белерианд и даже проложили широкий тракт. Он проходил под горой Долмед, вел вдоль реки Аскар и пересекал Гелион возле Каменистого Брода. Настоящей дружбы между двумя народами не получилось, но выгоды от общения были немалыми, и владыка Тингол привечал гномов. По прошествии многих лет гномы подружились с Нолдорами, видно, потому, что и те и другие почитали Аулэ. Во всяком случае, превыше всех богатств гномы ценили самоцветы Нолдоров.
Немало прекрасного создано было и самими гномами в подгорных глубинах, ведь со времен Праотцов гномы владели искусством работы с металлом и камнем, хотя вначале предпочитали железо и медь; серебро и золото пошли в ход позже.
Мелиан, как и многие Майа, владела даром провидения. На исходе второго века заточения Мелькора она предупредила Эльвэ о скором окончании мирных лет. Тингол задумался. Если в Белерианд придет беда, надо построить укрепленный дворец, и Эльвэ обратился за помощью к гномам Белегоста. Те охотно отозвались, ибо были юным народом и любили новые дела. Гномы никогда не работали бесплатно, однако это не мешало им получать удовольствие от своего труда. Но такой щедрой платы гномы и представить себе не могли. Пока они работали, Мелиан многому научила их, а Тингол одарил жемчугом, которого гномы не знали до той поры. Сам Тингол получал жемчуг от Кирдэна Корабела — возле острова Балар были прекрасные жемчужные отмели. Жемчуг привел гномов в восторг. Одна из жемчужин величиной с голубиное яйцо сияла, как звездный свет на морской пене. Ее назвали Нимфелос, и государь гномов Белегоста ценил ее выше груды сокровищ. Так что гномы трудились для Тингола долго и с удовольствием, пока наконец не возвели сказочный чертог, по обычаю их народа скрытый глубоко под землей.
На границе Нелдорета и Региона, среди лесов, высится одинокая гора. У ее подножия протекает Эсгалдуин. Здесь и возвели гномы врата дворца Тингола. Ажурный каменный мост связал берега реки. Подойти к вратам можно только по нему. От ворот широкие галереи вели в многочисленные и обширные залы, высеченные в камне. Из-за них дворец и получил название Менегрот, Тысяча Пещер.
Эльфы трудились вместе с гномами. Каждый народ по своему отразил слышанные от Мелиан рассказы о Валиноре Заморском. Колонны Менегрота были изваяны в виде буков Оромэ, с листвой и ветвями, залы освещались золотыми лампионами. В кронах каменных деревьев, словно в садах Лориена, пели соловьи, в залах били фонтаны, и серебристые струи падали в мраморные бассейны, вырубленные в многоцветных полах. Изображения зверей и птиц покрывали стены и своды, выглядывали из крон каменных деревьев, сиявших цветами из самоцветов. Уже через несколько лет Мелиан и ее девы украсили залы прекрасными гобеленами, рисунок которых заключал не только повесть о делах Валаров, но и всю историю Арды со дня Творения. Несколько неясных тканых узоров повествовали о грядущем. К востоку от Моря не было дворца, способного соперничать с Менегротом.
