— Потому что ОН так вас называет, — бесхитростный ответ, в котором слово «он» звучит с такой нежностью и восторгом, что сразу ставит все на свои места.
— И что же именно «он» сказал, а ты не поверила?
— Он сказал, что вы — истинный dan-nah и никогда не помните о себе.
Не помню? Скорее, ни на минуту не забываю… Старик слишком высокого мнения о своем незадачливом воспитаннике. Все, что я совершаю, жуткие глупости. Единственная радость состоит в том, что они бьют прежде и сильнее всего по мне, а не по кому-то другому. Как волна, наталкиваясь на волнорез, продолжает свой путь лишь осколками прежней мощи… Но я устал спорить:
— Пусть будет так. Ты знаешь, зачем я пришел?
— Да. И что скажешь?
— Для меня будет великой честью, если Вы примете на себя заботу о нашей малышке.
— А если отбросить этикет? Если доверить словам то, что прячется здесь? — Я коснулся груди линны.
Зимняя синева глаз снова подернулась дымкой слез:
— Позаботьтесь о ней, dan-nah… Мы — не смогли.
— Ты любишь его?
Молчание и взгляд, не требующий дальнейшего уточнения.
— Вы понимали, что не можете быть вместе?
Робкий кивок.
— Но все же не удержались… Ох, ну что с вами делать? Скажи хоть, вам было хорошо?
Невинно опущенные ресницы и румянец во все щеки.
— Понятно. Не могу ничего обещать, кроме того, что буду искать решение. Найдется оно или нет, неизвестно. Так что, чур: не обижаться! — Смахиваю пальцем очередную слезинку, задумавшую скатиться по веснушчатой щеке.
***
Выставив за дверь обоих найо и совершенно потерявшуюся между счастьем и чувством вины линну, я, наконец-то, получил возможность одеться и отдышаться. А также поболтать. С той, которая обожает уходить от разговора всеми правдами и неправдами.
Так почему это способ не применили мои родственники?
«Мог бы и сам понять…»
Например? Требовалось мое согласие? Оно у них было. Что еще?
«Ты никогда не поумнеешь настолько, чтобы сразу находить нужный смысл в ворохе фактов…» — огорченно замечает Мантия.
Да, не поумнею! А ты у меня на что? Ну-ка, рассказывай!
«Из чего сделаны иглы, которые должны были в тебя воткнуться?..»
Из…
Я вспомнил матовое мерцание, очень знакомое и очень похожее на…
«Лунное серебро»?
«Именно!… А поскольку после свидания с Зеркалом в твое тело попала этого серебра целая уйма, да не просто попала, а осталась в нем жить, совершенно бессмысленно и глупо тыкать туда же новые «слезы Ка-Йи»: они попросту будут впитаны тем, кто живет в твоей крови…»
А если бы его не было? Что было бы тогда? Они тоже растворились бы?
«Ворвавшиеся в кровь в другом настроении и без приглашения, они исчезли бы, но… Не сразу… Принеся достаточно страданий и вреда…»
Вреда?
«Когда ты не можешь выпускать Пустоту в мир, необходимо ее подкармливать, и очень часто… В противном случае, она начнет пожирать тебя самого…»
Милая перспектива. Но… Почему ты сразу не сказала, что иглы мне не страшны?
«Чтобы было принято независимое решение …»
Поганка! Если бы я заранее знал…
«И что бы ты сделал?..» — искреннее любопытство. — «Обманул бы бедную девушку?..»
Никого бы я не обманул!
«Да-а-а?… А разве не обман — сделать вид, что подчиняешься обстоятельствам, когда на самом деле они подчинены тебе?..»
Тьфу на тебя!
Мантия, конечно, права: обладая всей полнотой знаний, я поступил бы нечестно, соглашаясь на предложенные линной действия. И перед ней нечестно, и перед собой… стыдно. А когда мне стыдно, я ищу способ отвлечься от неприятных мыслей. Например, выпить и закусить. Наверное, пока я отсутствовал, всю рыбу уже съели. Точно, съели. Конечно, проверю, но…
Так и есть, столы девственно пусты. Ни рыбы, ни селян, ни других следов их пребывания. Разошлись по домам? Верно, дело-то идет к вечеру. Только у большого камина в зале сидит старая линна и что-то перебирает ловкими пальцами. Прядет… Шерсть? И необыкновенно красивую: пушистую, бело-золотистую и такую легкую, что я едва почувствовал ее вес на своей ладони, когда, с разрешения хозяйки, взял в руки несколько нитей.
— Что, нравится?
— Замечательная пряжа! А как она будет смотреться в узоре…
В голову пришла мысль о том, что весной мне надо побывать у нареченной «дочери», а являться с пустыми руками — невежливо.
Голубые глаза ласково прищурились:
— Умеешь вязать?
— Немного. И я бы приобрел у Вас такую шерсть, но…
— Но?
— Она ведь не продается, верно?
Теперь улыбнулись и губы.
— Верно.
Конечно, не продается! Пух, вычесанный из подшерстка оборотней-кошек — да ему просто нет цены.
— Но я могу его обменять.
— На что?
— От дороги к югу, в трех сотнях шагов есть большой куст огнянки. Принеси мне ветку с ягодами, там поглядим.
— Всего лишь ветку?
— А больше не надо.
Больше, и в самом деле, не потребовалось. Только принес я не ветку, а горсть ягодок, которые подобрал под кустом, потому что… Знаю, прозвучит глупо, но куст огнянки, усыпанный алмазной пылью инея, выглядел произведением искусства, а когда алое закатное солнце полыхнуло на глянцевых боках грозди ягод, каким-то чудом уцелевшей на тонкой ветке, я понял, что не смогу ее сломать. И потому, что обломанные ветки у огнянки не отрастают вновь, и потому, что… Это просто было красиво. Как красивы полевые цветы, но до тех пор, пока не сорвешь их и не принесешь в дом, где они быстро поникают головками и теряют свое очарование.
Примерно то же самое я и сказал линне. Она выслушала, внимательно и задумчиво, потом кивнула и пригласила:
— Идем, нагрею тебе медовухи: она с огнянкой чудно хороша получается!
— Я принес ягоды… для этого?
— А для чего же еще? Я лишь хотела узнать, как ты поступишь.
— А как я должен был поступить?
— Тебе виднее.
— А если бы я принес целую ветку? Это было бы правильно?
— Наверное, — она беспечно улыбнулась. — Но ты поступил иначе. По-своему. Не так, как предложено. А значит, внучка отдала свое дитя в надежные руки.
— Внучка? Вы говорите об Ивари?
— Маленькая глупая девочка, попавшая в сети любви… Мне немножко ее жаль, но еще больше я за нее рада, потому что тепло в сердце — лучшая награда, которую можно получить от мира.
— Даже, если любовь безответна?
— Даже так. Потому что, когда любишь, начинаешь видеть все иначе.
— Сквозь туман?
