К четырем посетителям добавилось трое заклинателей в красных рясах — двое мужчин и еще одна женщина. Настоятельница расставила их всех по местам. Дюрандалю было сказано стоять перед черным пьедесталом, с которого скалил свои зубы череп, так что он был Смертью — вполне подходяще, учитывая его теперешнее настроение. Октаграмма не отличалась от стандартной, поэтому слева от него был Воздух, а справа — Земля. Наттинг стоял на Случайности, его дядя — на Времени, а графиня, ясное дело, была Любовью, прямо напротив Дюрандаля.
Когда заклинательница завела песнь Изгоняющего нежелательные стихии, Наттингу, его дядьке и Дюрандалю было велено повернуться спиной к центру. Этим их участие в ритуале и ограничилось, но Дюрандаль разбирал достаточно слов заклинаний, чтобы представлять, что происходит за его спиной. Стоя на острие Смерти, он менее других был вовлечен в действо, но даже так — к его раздражению — духи возбудили в нем нестерпимую, жгучую похоть. Единственным утешением ему было то, что от него не требовалось смотреть на все непотребства, проделывавшиеся над телом самой прекрасной женщины Шивиаля.
Они вернулись в Наттинг-Хаус незадолго до рассвета. Маркиз потребовал разбудить слугу, чтобы тот уложил его спать. Дюрандалю оставалось только бегать — вверх и вниз по лестнице, через комнаты с законченной отделкой и еще неоштукатуренные, по коридорам, мимо накрытой чехлами мебели. Даже для Клинка это не лучший способ готовиться к честному поединку, но, возможно, вполне сойдет для боя, который нужно проиграть. А может, это начало сумасшествия. Он оглядывался назад, на идеализм своей юности, на те дни, когда смерть Харвеста еще не определила его судьбу. Как далеки они, тогдашние мечты, как быстро превратился он в лжеца и изменника.
Он мог еще надеяться на то, что заговор раскроют, но сам не мог поделать для этого ничего. Он радовался бы вместе с другими, когда палач поднимет голову маркиза на всеобщее обозрение — ничего, что следующая голова на плахе будет его собственной. Он еще надеялся на то, что все так и будет. Смерть подопечного всегда сильное потрясение для его Клинка; если же эта смерть насильственна, Клинок почти никогда не выживает. Отсечение головы повсеместно считается насильственной смертью.
На рассвете из этих раздумий его вывел стук копыт. Он скатился по лестнице и замер перед входной дверью, отодвинув в сторону дворецкого, отставного моряка по имени Пайуошер. Много ночей тот занимал его невероятными историями о путешествиях, чужих портах, чужих женах и детишках всех мастей. Прежде, чем кто-либо из них успел вымолвить слово, по двери загрохотал посох и чей-то голос именем Короля потребовал открыть дверь.
Пайуошер поперхнулся от неожиданности и удивленно уставился на смеющегося Дюрандаля.
Ага! Лису выследили до самого логова. Западня захлопнулась. Теперь, когда это свершилось, у него не осталось сомнений в том, что следует делать. Он рывком развернул Пайуошера.
— Ступай и скажи маркизу! Живо!
У матросов нет вопросов. Старик поспешил через прихожую со всей скоростью, на которую был способен.
Единственной возможностью маркизу бежать была лестница для прислуги в задней части дворца. Шансов на то, что другие выходы из дома не перекрыты, почти не было, но обязанность Дюрандаля заключалась в том, чтобы дать своему подопечному как можно больше времени. Он может умереть с мечом в руке.
Он дождался второго оклика и открыл глазок. Он увидел перчатку и бледное лицо, обрамленное выбивающимися из-под черного берета бесцветными локонами. Берет, а также черные балахоны являлись формой Королевского Отдела Государственной Безопасности. За спиной инквизитора виднелось никак не меньше дюжины латников.
— Его светлости нет дома.
— Это ложь.
Надежда на бой сняла груз с души и приятно покалывала мышцы Дюрандаля.
— Я не имел это в виду буквально. Это просто норма вежливости. Не можете же вы поверить в то, что я настолько глуп, чтобы пытаться лгать инквизитору, не так ли? Нет, я всего лишь излагал обыкновенную отговорку, используемую знатью, когда она не желает, чтобы…
— Ты тянешь время. — Голос у молодого, человека был резкий, неприятный.
— Я всего только пытаюсь дополнить ваше образование. Так вот, возможно, его светлость и согласился бы принять посетителей, будь он…
Не сводя стеклянного взгляда с Дюрандаля, инквизитор сделал знак рукой. Ближний к ним латник ударил древком пики в дверь.
— Именем Короля, откройте! — снова проревел он.
Даже маркизу прощается не более трех предупреждений. Дюрандаль закрыл глазок и пошел через прихожую, задержавшись у камина, чтобы взять кочергу. Жаль, очень жаль, что в его первом и последнем настоящем бою с ним не будет кинжала; впрочем, кочергой отбивать эти тяжелые пики даже сподручнее. Жаль также, госпожа маркиза настояла на лестнице из розового гранита с маршем такой ширины, что удерживать его от нападения пришлось бы втроем. И как только она не подумала об этом? Ничего, это можно еще поправить. По обе стороны лестницы стояли на высоких пьедесталах две вычурные статуи мифических существ из светлого мрамора. Маркиза пришла в неописуемый восторг, когда их привезли неделю назад, но уж, наверное, не пожалела бы их для доброго дела.
Замок входной двери со щелчком открылся. Цепочка сама собой выдвинулась из защелки и повисла. Скользнули в сторону засовы. У инквизиторов свои способы проникать повсюду.
Со статуями пришлось повозиться, но они повалились одна за другой, огласив весь дворец грохотом и усеяв пол мраморными осколками. Что ж, это может осложнить противнику жизнь, пока Дюрандаль будет находиться на лестнице. Более того, на грохот прибежит полсотни слуг, а это еще немного задержит нападающих.
Инквизитор запустил в дом солдат. Вид у него в этой черной рясе был бы зловещим, когда бы не забавная косолапая походка пересекающего сельский двор петуха. Дойдя до каменного завала, он остановился. Латники замерли за его спиной. Взгляд его рыбьих глаз остановился на Дюрандале.
— Ты арестован.
Дюрандаль улыбнулся:
— Легко сказать…
Шум голосов и топот бегущих ног над головой означали, что слуги удирают по задней лестнице. Если маркиз действовал без промедления, он должен быть уже на кухне, а то и в подвале, откуда можно выйти в переулок.
— Твое положение безнадежно.
— Разумеется.
Выражение стеклянных глаз не изменилось.
— Нам известно все, что ты делал: как ты сдал под залог свой кинжал, как вы ходили в Вертен-Хаус…
— Значит, вот как он называется? — Дюрандаль изнывал от желания броситься в бой, но сейчас важно было тянуть время. Немигающий взгляд его соперника приводил его в восторг: вот бы ему научиться такой невозмутимости. — Видите ли, моя обязанность — защищать моего подопечного.
