Свечи мерно горели, наполняя графские покои тусклым, унылым светом, что создавало соответствующее настроение у двух находившихся в них мужчин. Тибар лежал на спине и с безразличием взирал на свое изуродованное рубцами тело. Графу было больно, но его мысли витали вдалеке от телесных мук. Его телом занимался Вернард: палач и лекарь, верный слуга и близкий друг; могучий гигант, безжалостный и чувственный, в зависимости от обстоятельств и настроения. Соратник в бою и отличный товарищ в мирные будни находился рядом, он делал все возможное, чтобы облегчить господину страдания и спасти его жизнь. Сильные и с виду неуклюжие руки ловко разматывали окровавленные бинты, а затем толстые, похожие на свиные колбаски пальцы бережно и тщательно втирали пахучую мазь в края уродливых ран. Нет, за свое физическое состояние Тибар не волновался, им занимался Вернард, и, поскольку в схватке стражники-«марионетки» не пользовались отравленным оружием, вельможа точно знал, что очень скоро – уже этим вечером или, на худой конец, завтра с утра – он вновь окажется на ногах и будет способен действовать. Боль же – всего лишь ощущение, и если ты долго ее терпишь, то рано или поздно свыкаешься; она становится частью тебя, хотя далеко не самой лучшей…
Граф Тибар Кервилонг оставался единственным представителем Рода Ортанов, который еще был в состоянии хоть как-то сопротивляться Судьбе. Не растрачивая время на пустяки, Тибар пытался просчитать сложную ситуацию, в которой он и его люди оказались по милости нежити, и найти выход, пусть не идеальный, но доступный способ предотвратить надвигающуюся беду. Ортаны были не из тех, кто сдавался на милость врагу, Ортаны боролись, пока дышал хотя бы один из них. Не считая отца, еще живого, но уже ступившего на дорогу, ведущую в иной мир, Тибар был последним Ортаном, и только от него сейчас зависело, прекратится ли его Род или будет процветать, встретит ли он неизбежное с честью или с позором. Огромнейшая ответственность перед предками и потомками не давала раненому вельможе упиваться собственными страданиями и отдаться заботам о ноющем теле…
– Сейчас будет жечь, – предупредил Вернард, бережно затыкая тряпочкой одну из склянок и беря в руки другую, в которой находилась бледно-зеленая мазь, отдающая одновременно прогорклым маслом, прокисшим молоком и протухшими яйцами.
Лекарь не обманул. Чуть не прикусив язык, Тибар со скрипом стиснул зубы от боли, как только зловонная слизь оказалась на поверхности прорубленной ключицы.
– Что, щиплет? – поинтересовался палач, лицо которого расплылось в ехидной усмешке.
– Нет, но воняет жутко! – соврал Тибар, титаническим усилием воли сдерживая слезы, которые вот-вот должны были хлынуть из глаз. – Из чего ты только готовишь эту пакость?!
– Тебе действительно интересно? – лукаво усмехнулся врачующий палач, возможно, ненароком перепутав пациента с жертвой. – Так я расскажу… берем три крысиные лапки, мелко толчем их, затем перемешиваем с…
– Прекрати, – простонал Тибар, едва сдерживая подкативший приступ тошноты.
– Вот и нечего, Сиятельство, всякие праздные вопросы задавать! – обращение «Сиятельство» прозвучало в устах палача как-то странно, то ли с легким оттенком издевки, то ли с едва заметным намеком на упрек. – Спросил бы что по существу, иль недостойно для графа вести важные беседы с палачом?!
– Палач палачу рознь! – уклончиво ответил граф, старавшийся свыкнуться с новым неприятным ощущением, занявшим место рези: раны как будто сковало льдом. – Но хочешь серьезные вопросы, так изволь! Какие у нас потери? Что сказал Арториус, и как это девке удалось так его уделать?
По похожему на гладкую поверхность шара лицу палача, которое сложно было назвать выразительным, всего на долю секунды промелькнуло некое подобие недовольной гримасы, а затем оно вновь стало идеально ровным и совершенно безразличным. Наверное, в отместку за чересчур сложные и неприятные вопросы лекарь Дома Ортанов угостил своего хозяина и благодетеля новой порцией холодящей мази…
– Погибли почти все… – несмотря на вырвавшийся из уст господина стон, громила аккуратно размазал слизь, и лишь затем снизошел до ответа. – Выжили только трое из второго отряда. Из тех, кто был с тобой, выкарабкался один Тинс, но на него в ближайшие недели не стоит рассчитывать… Раны слишком серьезные, ходить за всеми, как за тобой, я не могу, да и снадобий с лекарствами мало. Ты же из поездки ничего не привез, запасы нечем пополнить! Хорошо, что девка толстяка-веселушника с крыши спихнула, а то б и те парни щас под землей были… Ребята ей очень за подмогу благодарны! Уж думали помирать, а тут «марионетки» вдруг будто застыли, да и разлагаться прям на глазах начали…
– Я понял, понял! Что говорит Арторис?!
Пытавшийся сконцентрироваться на раздумье мозг вельможи требовал конкретной информации, фактов… Слишком подробный отчет Вернарда начинал бесить Тибара, поэтому он дал волю нервам и впервые за очень долгое время позволил себе прикрикнуть на слугу. Проявление пациентом господских манер явно не понравилось лекарю, внешне он не подал вида, но отвечать стал намного резче, даже, пожалуй, дерзко…
– Арторис ничего не говорит, поскольку я его еще не допрашивал! Времени не было, тобой вот занимаюсь…
– Так поручил бы кому! Неужто ты не понимаешь, как это важно?! – взбешенный нерасторопностью и недальновидностью Вернарда, граф перешел на крик и попытался подняться, однако могучая рука палача буквально вдавила его ослабевшее тело обратно в постель.
– Лежать! – прикрикнул на вельможу палач, а затем произнес по-прежнему спокойно, даже немного нараспев: – Подручным своим я Арториса не доверю, опыта у них еще достойного нет, а паскудник потрепан… досталось ему шибко: и от девки, и от кое-кого еще… Пущай отлежится, пока я с тобою закончу, посплю да пожру, а то какой день, какую ночь на ногах, а…
– Что значит «от кое-кого еще»?! – обратил внимание граф на весьма обтекаемую формулировку, естественно, пропустив мимо ушей жалобы слуги на то, что он слишком много работает…
– Видишь ли… – замялся Вернард. – Когда наш «гость» с крыши упал, выглядел он уж больно отвратно. Мы торопились, пакостник дышал, ну, мы его в мешок и сгребли… некогда было его ранения осматривать, да и охотников не нашлось…
– Короче! – снова стал терять терпение граф.
– Как скажешь, – флегматично пожал плечами Вернард, за долгие годы службы привыкший к вспыльчивости и отходчивости господина. – Седалище у подлеца разворочено все, аж мясо в ошметках да кость наружу… Зубки у девчонки слабенькие, человеческие, она его так искусать не могла, значит…
