– Что сказал тебе Завид? – грубо спросил Карочей у князя.
– Он сказал, что не сомневается в благосклонности ко мне бога Велеса. И что на Калиновом мосту я обрету звание сразу и мужа, и ведуна. Разумеется, это только в том случае, если останусь жив.
– И ты решил притвориться безумцем, чтобы избежать божьего суда?
Карочей все больше убеждался, что стоящий перед ним бледный человек, скорее всего, не жертва, а достойный ученик своей матери Синильды и кудесника Гордона. Во всяком случае, Трасик очень ловко использовал давнее заблуждение на свой счет кудесницы Ангельды и с таким блеском отправил на тот свет своего учителя Гордона, что, узнай тот о проделках даровитого ученика, наверняка бы ему поаплодировал. Это же надо до такого додуматься: будучи мужчиной, пригласить на ложе другого мужчину и заставить его выпить яд из брачной чаши. Трасик допустил только одну ошибку: не стал женой кудесника Гордона на самом деле, что и позволило жрецам усомниться в его женской сути.
– Но ведь меня ждет верная смерть! – взвизгнул Трасик. – Волхвы Велеса предали меня. И Ангельда не заступилась. А ты, Карочей, обещал мне, что после смерти Гордона Завид забудет о княжиче Сидраге.
– Ты дурак, князь, извини уж на злом слове, – вздохнул Карочей. – Для того чтобы отменить божий суд, волхвам придется объявить причину, по которой он отменяется. То есть во всеуслышанье назвать тебя женщиной. Любопытно, долго ли ты после этого усидишь на ободритском столе? Нет, князь, ты взойдешь на Калинов мост, чем разом опровергнешь все грязные слухи на свой счет. И не твоя вина, что княжич Сидраг, вызвавший тебя на божий суд, на этот суд не явился.
– А если… – начал было Трасик.
– Никаких если, – оборвал его Карочей, – тому порукой слово скифского гана.
На лице Трасика отражалось сомнение в надежности этого слова. Все-таки ободритский князь оказался слишком трусоват для доблестного мужа. А ум далеко не всегда может заменить стойкость. Лучше бы Трасику родиться женщиной, это избавило бы гана Карочея от многих проблем. Ибо соблазнить женщину гораздо проще, чем вселить уверенность в упавшего духом мужчину.
– По моим сведениям, – спокойно начал ган Карочей, – сегодня ночью будет совершен налет на загородную усадьбу купца Никсини. При этом погибнут братья Рерики, боярин Драгутин и боготур Осташ. Для нашего дела будет лучше, если князь Свентислав узнает обо всем только завтра поутру, когда викинги уже погрузятся на свои драккары и скроются в утреннем тумане. Ты меня понимаешь, князь Трасик?
– Да, – не очень уверенно протянул ободрит.
– Вот и отлично, – усмехнулся Карочей. – Я рассчитываю, что ты донесешь мою мысль до великого князя лужичей, который, надо полагать, не хуже нас с тобой понимает свою выгоду.
– Он понимает, – подтвердил Трасик. – В таком случае, до свидания у Калинового моста, князь. И да помогут нам твои боги.
У ярла Витовта все уже было готово. На полученные от гана Карочея монеты он приобрел две новые боевые ладьи и набрал дружину из ста крепких парней. Мечники ярла, все до одного облаченные в броню, представляли собой грозную силу. К сожалению, ста человек было слишком мало, чтобы сойтись с дружинниками боярина Драгутина, которые много чего повидали в этом мире и не раз участвовали в кровавых сечах. Витовт это, к счастью, понимал, а потому и привлек на помощь дружины двух знакомых ярлов, которые за сущие пустяки в триста денариев согласились поучаствовать в славном деле. Кроме того, грозный викинг набрал в местных кабаках и притонах еще примерно две сотни молодцов, умеющих орудовать мечами и ножами и жаждущих подвигов и денег. Всего под рукой у Витовта собралось четыре сотни на все готовых головорезов, которые при удачном раскладе должны были раскатать по бревнышку деревянную усадьбу одного из богатейших лужицких купцов. Витовт не сомневался в успехе, так же как и его приятели ярлы, одного из которых звали Ингер, а второго Рулав. Первый из них был, кажется, ободритом, а второй свеем. Впрочем, Карочея подобные тонкости не волновали, он заплатил деньги и теперь ждал от нанятых людей точного выполнения взятых на себя обязательств. Как установили соглядатаи гана, в усадьбе купца Никсини на данный момент находилось не более восьмидесяти вооруженных людей. Тридцать мечников братанов Рериков и пять десятков – боярина Драгутина, включая самого боярина, боготура Осташа и Белого Волка Буривоя. Таким образом, викинги имели над ободритами и людьми Драгутина пятикратное превосходство. А если учесть еще и два десятка хазар Карочея, которых он привел за собой в Волынь, то и более того. Имея под рукой такую силу, сомневаться в успехе было бы глупо. Да ган, собственно, и не сомневался. Здесь важно не дать уйти из-под удара княжичу Сидрагу, боготуру Осташу и боярину Драгутину. За головы этих троих щедрый ган Карочей обещал викингам еще по сто денариев. Его слова вызвали гул одобрения как вождей, так и мечников. Из Волыни двинулись еще засветло, и чтобы не привлекать к себе внимание, город покидали несколькими группами, а оружие и доспехи везли на подводах. До усадьбы Никсини насчитывалось не более десяти верст, так что викинги отправились пешими. Так им было привычнее. В отличие от тех же хазар, они не умели сражаться верхом. Своей стихией они считали воду, а средством передвижения – ладью или драккар. Ну а главный союзник викинга – это внезапность. Карочей был уверен, что Драгутин не ждет удара с этой стороны. Возможно, появление в Волыни хазарского гана и не осталось для него тайной, но, видимо, он не придал этому особого значения. Во всяком случае, после того как Карочей отправил на тот свет соглядатая, увязавшегося за ним, больше никто не пытался за ним следить. Возможно, этого соглядатая приставил к гану вовсе не даджан, а либо князь Трасик, либо Гийом Сакс. С этих, пожалуй, станется.
За городом викинги вновь сбились в одну ватагу, но, пройдя более половины пути по наезженной дороге, вновь рассыпались на несколько групп. И дальнейший путь проделали уже разведанными лесными тропами. Наблюдая за этими маневрами, Карочей пришел к выводу, что Витовт свое дело знает и в советах гана не нуждается. Конные хазары держались в стороне от викингов и медленно пылили по дороге. В подступающих сумерках они выглядели растерянными путниками, заблудившимися в незнакомой стране. Даже если бы хазар увидели выставленные Драгутином или Сидрагом дозоры, то вряд ли их появление здесь вызвало бы в усадьбе переполох. Однако никаких дозоров и засад ни хазары, открыто двигающиеся по дороге, ни викинги, скрытно пробирающиеся лесом, так и не встретили. Усадьба располагалась слишком близко к городу, чтобы всерьез опасаться нападения организованной силы, а шаек лесных разбойников здесь, видимо, не боялись. Да и вряд ли разбойники могли рассчитывать в этом месте на хорошую добычу, ибо все свои богатства купец Никсиня наверняка хранил в городе, где у него имелся добротный каменный дом.
