Северяне седлали коней. Глухой проводник сидел на камне лицом к заходящему солнцу, опустив подбородок на кривую верхушку клюки.
Сет еще раз сверил рисунок на бумаге с отпечатком на лбу мертвеца. Вроде бы все точно. Вспухшие сине-багровые линии на коже мертвого степного дьявола сливались в довольно четкое изображение: змей обвивает солнечный круг. Сет перевел взгляд на бумагу. Точно. Линия в линию, завиток в завиток. Самым сложным было – сохранить пропорции, но Сет и с этим справился. Теперь ему не нужен медальон. По этому рисунку любой кузнец скует копию медальона за пару минут. Сет бережно спрятал рисунок за пазуху и окликнул Ургольда. Наемник с поклоном сообщил, что люди выдвигаться готовы. Сет кивнул и отправился за ближайший валун, развязывая на ходу шнурки на шубе. «Альберт Гендер, – снова ударила его по вискам неотвязная мысль. – Прежде чем отправиться в путь, мы обыщем всю Турию, облазим эти чертовы горы и найдем проклятого Ловца. Больше так продолжаться не может. Как ему удается идти на шаг впереди меня? Медальон сейчас наверняка у него, Альберт Гендер Ловец Теней из Карвада снова сумел выжить, я это чувствую. Первым делом нужно покончить с ним, а уж потом…»
Позади Сет услышал хруст снега под чьими-то ногами. Он раздраженно обернулся, готовый указать тупоумному неотесанному северянину, которому вздумалось идти за ним, на его бестактность. Но за спиной Сет увидел немого старика.
– Ты! – прикрикнул Сет. – Уходи! Давай! Назад иди! Сейчас выдвигаемся!
Бестолковый проводник, никак не отреагировав, продолжал идти. Лицо его было неподвижно, кустистые брови, до предела поднятые над круглыми глазами, дрожали на лбу.
«Пьяный он, что ли? – подумал Сет. – И когда успел… Я же предупреждал, чтобы в походе…»
Тихий звон прервал его мысли. Задрав голову, Сет увидел огромного орла с бело-голубым опереньем. Серебряные колокольчики на черных когтистых лапах тихонько звякнули, когда птица опустилась на скальный уступ.
Сет поежился, спрятав руки под шубу. Проводник споткнулся, но не упал. Остановился, покачиваясь всем телом, словно деревянная кукла от несильного толчка.
– Не надо терять время, – сказал немой старик. – Времени мало, Сет.
Орел на уступе шевельнулся, позвенев колокольчиками.
– Тьма наступает, Сет, – говорил старик, голосом стылым и вялым, как трепыханье волос на голове утопленника. – Не трать время на поиски Ловца. Я сам разберусь с ним. Торопись, Сет. Помни, твой путь лежит на Юг, в земли, известные под названием Пустыни Древних Царств. Поспеши, Сет… Тьма наступает.
Отрывисто гаркнув, орел сорвался с уступа и взмыл в небо. Немой старик вздрогнул, словно от звонкой оплеухи, прижал ладони к распяленному рту и испуганно замычал. Он мычал все громче и громче, он повалился в снег, не переставая мычать. Сет, дрожащими пальцами скручивая шнурки на шубе, побежал обратно, совсем забыв о желании, погнавшем его за валун.
– Возвращаемся, – выдохнул он, приблизившись к Ургольду. – Понял? Идем обратно!
На татуированном лице северянина не отразилось ничего.
– Как вам будет угодно, – сказал он и поклонился.
Во всей Метрополии не было города, хотя бы вполовину такого грязного и шумного, как приграничный Руим. Город, где пересекались торговые пути со всех четырех сторон света, походил на огромный базар. Впрочем, и на самом деле значительную часть города занимал базар: пестрые торговые палатки, яркие, словно болотные цветы, покрывали землю, среди палаток темными кочками тут и там поднимались деревянные здания постоялых дворов и трактиров. Разноязыкий гомон кипел в раскаленном воздухе Руима. Тут можно было найти все, что угодно: пышнотелых светловолосых рабынь с равнинных краев северо-востока; ограненные камни, прозрачные, словно вода, и сверкающие, словно солнце, добытые в копях далекого континента, населенного кровожадными дикими племенами, чья кожа фиолетово-черная, как хороший уголь; выкованные восточными мастерами клинки, такие тонкие, что их совсем не видно, если повернуть к глазам лезвием, и невероятно прочные оттого, что их закаляли в человеческой крови… Ткани удивительной паутинной легкости – парус, сшитый из этой ткани, помещался в сжатой горсти… Массивные серебряные украшения, извлеченные из ледяных могильников Северной Пустоши, – считалось, что эти украшения приносят владельцу удачу и богатство… Благоухающие пряности, табак всех сортов крепости, вино, оружие, доспехи… – словом, все, что было ценного на этом свете, предприимчивыми купцами свозилось в Руим на продажу или обмен. Тут можно было встретить низкорослых и вертких, как змеи, жителей Драконьих Островов; громадных неповоротливых северян, в раннем детстве вместо материнской груди сосавших кусок сырого тюленьего сала и с отрочества татуировавших себе лица; сухопарых и надменных обитателей западных княжеств Метрополии, торгующих хитрыми механизмами, двигающимися и работающими сами по себе, без малейшей капли колдовства; бродячих магов, промышлявших фокусами; угрюмых темнолицых колдунов с Юга, умеющих оживлять мертвых; и даже обитателей дремучих северных лесов – звероподобных и могучих людей, которые, как говорили, могут полнолунными ночами и впрямь оборачиваться волками или медведями…
Не было во всей Метрополии города, хотя бы вполовину такого веселого, как Руим. Ярмарка на Праздничной Площади гремела круглые сутки. Карнавалы, стреляя шутихами в дымное небо, катились по широким центральным улицам каждую неделю. С тех пор как скончался старик герцог, без малого уж шесть лет от заката и до рассвета окна герцогского дворца пылали разноцветными огнями – герцогиня Тамара никогда не уставала от балов. А чего бы ей и не праздновать? Был жив герцог, она из монастырей не вылезала – папаша, сам боголюбием не отличавшийся, желал, чтобы дочка его грехи замаливала. Но после папашиной смерти монастыри были забыты. Тридцатидвухлетняя Тамара, оказавшись полноправной правительницей одного из богатейших городов континента, решила наверстать упущенное за годы безрадостной юности. Правда, папашины советники и управляющие попытались было сразу после герцогских похорон забрать власть в свои руки, а законную наследницу законопатить в монастырь подальше, но тут Тамара показала фамильный норов. Заручившись поддержкой Императора (кто такие перед лицом государя безродные советники?), она быстро вычистила дворец. Купцы со страхом ожидали, что дела города придут в упадок, но из сердца Метрополии прибыли торговые советники, отобранные лично самим Императором. Прибыли и избавили герцогиню от нудных обязанностей, оставив ей свободу развлекаться по своему собственному усмотрению. И Руим зашумел еще пуще того, как шумел при старике герцоге. Налоги в казну увеличились – Император остался доволен. Столичные советники правили торговыми делами, не влезая в дела города, – герцогине это было только на руку. Руим ширился и рос. И днем, и ночью развевались на высоких шпилях пурпурные – фамильного цвета герцогского рода – полотнища.
